Лошади шли ровно, голова в голову, и хабашит, продолжай он шагать как шагал, оказывался между Дюфуром и капитаном – само собой, если бы всадники сдали в разные стороны, чего никто делать не собирался. Красавец в подпоясанном балахоне горделиво следовал прежним курсом. Мающийся от безделья у входа в ближайшую лачугу гаррах открыл рот, созерцая редкостное зрелище. Заливались лаем короткошёрстые псы, равнодушно копошились в пыли куры, останавливались и оборачивались туземцы. Хабашит шёл. Когда опережавшие всадников тени коснулись обутых в яркие сандалии ног, он вроде бы опомнился и решил слегка посторониться, только…

– Поздно, дружок, раньше надо было.

Повинуясь лёгкому касанию колена, Набукко, не сбавляя шага, немного принял влево. Глухой удар, вскрик, шлепок плюхнувшегося на утоптанную землю тела, заполошное квохтанье. Пайе не удостоил отлетевшего в сторону хабашита хотя бы мимолётным взглядом, зато бездельничавший гаррах радостно засмеялся, с противоположного конца улицы визгливым хохотком откликнулись две старухи, страшные, как горгульи.

– Хм, – усомнился Дюфур, – вроде он не очень похож на дикаря, стоило ли?

– Именно что не дикарь, – отрезал, не поворачивая головы, капитан. – Мерзавец прекрасно знает, кто мы. Покрасоваться захотелось, вот, дескать, какой я храбрый, если и уступаю дорогу, то в последний момент и лишь чуть-чуть.

Теперь хохотали ещё и позади; казалось, на «проспекте» собирается стая гиен; впрочем, над упавшими смеются везде и всегда – кто-то тычет пальцем и швыряется тухлыми яйцами, кто-то пишет фельетоны, кто-то даёт интервью…

– Нам не нужно, чтобы при виде нас опрометью разбегались или там на колени падали, – Поль не требовал объяснений, это Пайе – чёрт с ним, пускай пока будет Пайе – вдруг приспичило поговорить, – но это наша территория, мы идём по ней под флагом Легиона, так что дорогу нам уступать обязаны. А кто не уважает Легион, получает своё. Да и местным полезно убедиться, что здесь не хабашиты хозяева.

Дюфур кивнул, пытаясь запомнить удачную фразу, так и просящуюся в будущий очерк. Шум за спиной не прекращался; если б журналист сейчас оглянулся, он бы увидел, как поверженный хабашит, вначале вроде бы собиравшийся вскочить на ноги, поймал многообещающие взгляды следовавших мимо кокатрисов и замер, сидя на корточках, выжидая, когда все пройдут. К несчастью для него, замыкали колонну кабилы. Один угрожающе поднял плеть, второй, повторяя приём капитана, направил жеребца на скорчившегося неудачника. Недавний герой боком и не вставая, будто краб, шарахнулся поближе к стене. Снова раздался смех гаррахов, а кабил с гордым видом сплюнул и присоединился к товарищам.

Показалось ещё двое подпоясанных хабашитов; один, с огромной от стоящих дыбом волос головой, опирался на копье и выглядел просто изумительно, второй, постарше и без оружия, был не столь экзотичен. Попятились и отступили оба.

– Теперь я понимаю, – понизил голос Поль, – почему вы вступили в Легион. В Республике с подобными взглядами пришлось бы въехать на коне не меньше чем в Национальное собрание.

Капитан шутки не принял, и Поль ещё раз демонстративно пожал плечами.

* * *

Перед ужином Пайе преподнёс сюрприз. Поль как раз разминал затёкшую в седле поясницу, и тут появился капитан. Без мундира.

– Не хотите отыграться за скачку?

Журналист удивлённо присвистнул, но обойтись совсем без слов всё же не смог:

– Стрельба уже была, правда, только моя. Подозреваю, тут вы меня обставите так же, как и верхом. Остаются бег, плаванье, или попробуем подраться?

– Не против, если не переходить границ.

– Помилуйте, мы же не босяки, что калечат друг друга за пару су.

– Несомненно, – капитан неторопливо двинулся на середину травянистой площадки, к которой тут же бросились любопытствующие, – наши головы стоят дороже.

– И намного. Решено – головы мы побережём. – Поль сбросил куртку и пару раз топнул ногой. Конечно, не паркет у Бурсо и не булыжник столичных улиц, но достаточно ровно, а земля плотная. – Подойдёт. Сапоги у нас почти одинаковые… Начинаем?

Они встали в паре длинных шагов друг от друга, обменялись церемонными кивками и двинулись по кругу, пока только приглядываясь. То, что Пайе силен, быстр и в хорошей форме, Поль уразумел ещё в Шеате – хватило пары взглядов на крепкую фигуру, широкие плечи, мощные предплечья. И чёткие, уверенные движения: в любой момент, в любой позе, пешим и в седле, кокатрис был собран и готов к немедленным действиям. Опытный вояка, что тут скажешь, прекрасно владеющий своим оружием… Оказалось, не только им! Выставленная вперёд левая рука и подтянутая к груди правая недвусмысленно указывали на то, что Пайе обладает навыками бокса. Надо же, и сюда добралось… Придётся поберечься.

Капитан тоже смотрел и тоже делал выводы. То, что «сапожок» из драки босяков и бандитов, калечивших с его помощью друг друга и добропорядочных граждан, превратился в нечто респектабельно-модное, для Анри секретом не являлось. Ножным боем теперь баловались все подряд – и «золотая молодёжь», и богема, и добропорядочные буржуа, а вот мастеров было не так уж много. От репортёра кокатрис ждал знакомства с модным развлечением, не более того, однако грамотные передвижения и собранная стойка говорили о хорошей подготовке, а твёрдый и внимательный взгляд, в котором не читалось ни волнения, ни излишнего азарта, – о неплохом опыте. Придётся поберечься.

Первым пошёл вперёд Дюфур. Короткий подшаг, ещё один, противник отходит не назад, а в сторону, отходит недалеко. Отлично – тут же следует хлёсткий удар носком сапога в голень; капитан успевает убрать ногу, но Поль и не надеялся попасть с первого раза, он просто обрушил на легионера, вернее на его ноги, град длинных, пусть и не тяжёлых, но быстрых и точных ударов. Хоть один должен попасть, а там, глядишь, и победа.

Лодыжка, голень, колено, опять голень… с обеих ног. Главное – сохранять дистанцию и не подставиться под руку. Но попасть не получалось – капитан демонстрировал удивительную прыткость. Пусть не столь красиво и элегантно, как учат в спортивных залах, но использовать ноги в схватке умел и он. Боксёры так не научат! И ещё… точно… он ждёт высоких ударов, значит, в курсе современных веяний. Вот только мэтр Бурсо, ярый приверженец старых, ныне объявленных устаревшими методов, и ученикам прививает те же взгляды… «Чем короче, тем быстрее и эффективнее, так что нечего ноги выше пояса задирать. Выбил колено – выиграл схватку».

Пауза. Перевести дух, ещё раз прикинуть, где у оппонента слабые места, и вперёд, нечего тянуть! Мимо… Мимо… Ах ты ж… Вместо того чтобы в очередной раз отдёрнуть ногу, Пайе вывернул стопу, встретив хлёсткую подсечку рантом подошвы. Получилось больно, но Поль ответил мгновенно – сменил ногу и уже слева достал-таки капитана в бедро изнутри. Хорошо получилось, чувствительно. Кокатрис попятился, борясь с болью, и тут же получил добавку практически в то же место. Победа?

Чёрт! На повторном ударе Дюфур слишком сильно качнулся вперёд в своём стремлении дотянуться до цели, и правая рука противника тут же «выстрелила» навстречу. Тяжёлый кулак врезался сбоку в ребра, сбивая дыхание, репортёра отбросило назад. И тут последовал новый сюрприз – легионер саданул газетчика ногой, причём высоко, в живот. Правда, пропущенные удары сказались, и вышел скорее толчок, но с ног Поля он свалил. «Не узнать северную манеру, вот же болван!»

Дюфур откатился подальше и вскочил, мысленно ругая себя за тупость. Злость на себя вызвала злость вообще, кровь вскипела, требуя решительных действий. Справившийся с болью в бедре капитан, судя по тому, каким тяжёлым и мрачным стал его взгляд, испытывал схожие чувства.

Двое, на секунду замерев, выпрямились и… сделали по шагу назад, подмигнули друг другу и снова шагнули вперёд, теперь уже для рукопожатия.

* * *

За ужином легионеры поглядывали на Поля с уважением – таланты своего командира были им ведомы, а тут, считай, ничья. Эти взгляды помогали коньяку кружить голову. После ужина недавние соперники остались у костра, над которым висели все те же Юнона с Марсом, а вот Юпитер загородила щербатая, дурно вычищенная луна.

– В Легион приходят разные люди, – Пайе внезапно понравилось объясняться, – с разным опытом и умениями, кое-что оказывается полезным… Если б не наши парни с… сомнительным прошлым, я бы проиграл.

– Вот почему вы так умело защищались, а я-то поначалу решил, что дерусь с кулачным бойцом. – Репортёр внимательно посмотрел на собеседника. – Шуазский вариант «сапожка»… Высокие удары у вас полюбили задолго до того, как это стало хорошим тоном в столичных залах.

– У нас? – неожиданно усмехнулся Пайе. – Наши ребята, конечно, молодцы и уж всяко дадут фору столичным гвардейцам, но в вас я бы им посоветовал стрелять. Без предупреждения.

– Спасибо, – от души поблагодарил журналист, – но, говоря «вы», я имел в виду отнюдь не кокатрисов.

– Да? И кем вы меня полагаете?

– Правнуком шуазского роялиста и внуком генерала империи. – Если б не поединок и не коньяк, Дюфур проверил бы дневную догадку иначе и позже, но сейчас его понесло. – Кого из них вы стыдитесь?

– Колонии не благоволят к титулам, – отрезал капитан, – а титулы не благоволят к Республикам, сколько бы их ни было…

– Туше! – Дюфур приподнял несуществующий цилиндр. – И тем не менее вам любопытно, откуда этот щелкопёр знает ваших предков.

– От скотины Монье. К несчастью, идя в рейд, мы обязаны тащить с собой врача, хоть и здоровы, как кони.

– Ошибаетесь, месье доктор полагает вас обывателем из Пти-Мези. Успокойтесь, охота шла на другую дичь, вы выбежали из кустов случайно. «Бинокль», если вы вдруг не знаете, в дружбе с нынешним премьером и время от времени грызёт его противников. Позапрошлой осенью мы взялись за легитимистов, среди которых обретался некто де Мариньи…

– Чёрт!

– Что вы сказали?

– Ничего.

– Отлично. Мой коллега Руссе́ль занимался политическими делишками наших героев, я по старой дружбе справился в полицейской префектуре, а ведущий светскую хронику взялся за родословные. Реставрация породила целую армию «дворян», ведущих свой род от Карла Святого; если им указать на прадеда-старьёвщика или лакея, они впадают в неистовство. Прадед нынешнего де Мариньи оказался шорником, сын шорника завербовался в армию Первой Республики, затем примкнул к басконцу и женился на сестре своего полкового товарища, вашего деда, если вы вдруг не знаете.

– И что с того?

– Ничего, кроме того, что, когда из алеманского сундука вытащили Клермонов, внук шорника вспомнил, что он ещё и внук маркиза – участника Шуазского мятежа, то есть, простите, восстания. Во времена Империи семейство процветало, денег и связей хватало, так что будущий маркиз де Мариньи был принят любителями Клермонов с распростёртыми объятиями. После Реставрации он обратился с ходатайством о титуле и получил желаемое. В немалой степени потому, что единственный наследник погибшего роялиста по мужской линии, генерал Анри Пайе де Мариньи, оставаясь приверженцем покойного императора, не пожелал менять полученный от него титул на фамильный.

Разыскать вдову генерала мы не успели – отпала необходимость. Депутат де Мариньи, брат и наследник нынешнего маркиза, попался на малопочтенных махинациях и освободил округ по настоянию собственной фракции. Тем не менее до того, что настоящие де Мариньи, продав имение, переехали в Пти-Мези, мы докопались. Я не сразу вас опознал, потому что Пайе в любезном отечестве как грибов, но сочетание имени, фамилии, места, манер и имперских взглядов, о которых мне в самом деле разболтал доктор, выдают вас с головой. Что скажете?

– Спокойной ночи. С утра тряхнём здешнего царька и тут же начнём охоту. Постарайтесь выспаться.