И на солнечных вершинах

Наши бедствия сгорят.

Горы, мудры и туманны,

Встанут выше облаков

И залижут наши раны

Языками ледников.

1963

Дочка Большой Медведицы

Ночью вершины светятся,

Влез на Домбай Сатурн,

Чаша Большой Медведицы

Черпает черноту.

Странная невесомая

Синяя бирюза.

Над ледниками сонными

Видятся мне глаза.

Звезды по небу мечутся,

Словно их кто зовет.

Дочка Большой Медведицы

Свита из света звезд.

Звякает полночь струнами,

Гаснет огонь в печи.

Под проливными лунами

Мы всё молчим в ночи.

Дочка Большой Медведицы,

Можешь спросить ребят:

Через года и месяцы

Выдумал я тебя.

Вот уж рассветом метится

Розовый небосвод —

Дочку Большой Медведицы

Мама домой зовет!

1963

Азиатская песня

Ты как хочешь: пиши не пиши,

Только вслед мне рукой помаши.

Самолет, мой отчаянный друг,

Высоту набирает звеня.

Самолет улетает на юг,

Где давно ожидают меня

     Азиатские желтые реки,

     Азиатские белые горы,

     Раз увидел – так это навеки,

     А забудешь – так это не скоро.

     Азиатские пыльные тропы,

     Азиатские старые люди,

     И кусочек моей Европы

     У пропеллера в белом блюде.

Мне закаты читают Коран,

Мне опять – вечера, вечера.

Вот налево разлегся Тибет,

И виднеется справа Сибирь,

И тоска по тебе, по тебе,

И разлучные версты судьбы.

     Припев

Я с друзьями хожу и пою,

Я зарю бирюзовую пью,

И вот здесь, посреди ледников,

Что висят перед нами стеной,

Я плыву к тебе, как ледокол,

Оставляя, представь, за спиной

     Азиатские желтые реки,

     Азиатские белые горы,

     Раз увидел – так это навеки,

     А забудешь – так это не скоро.

     Азиатские пыльные тропы,

     Азиатские старые люди,

     И кусочек моей Европы

     У пропеллера в белом блюде.

1966

Таллин

Покидаю город Таллин,

Состоящий из проталин,

На сырых ветрах стоящий,

Уважающий сельдей,

В море синее глядящий,

Работящий и гулящий,

И отчасти состоящий

Из невыпивших людей.

Что мне шпили, что мне тальи —

Я уехал от Натальи.

С морем борется гремящий

Пароход мой, как Антей,

Переборками скрипящий,

Как большой и старый ящик,

И отчасти состоящий

Из несломанных частей.

Где ты, милый город Таллин?

Я плутаю без Натальи.

Это было настоящим,

Остальное – небольшим.

И на палубе гудящей

Я стою, во тьме курящий

И отчасти состоящий

Из нераненой души.

Возвращусь я в город Таллин,

Состоящий из Натальи,

По сырым ночам не спящей,

Ожидающей вестей.

И всецело состоящей,

И всецело состоящей,

И всецело состоящей

Из любимых мной частей.

1978

Хамар-Дабан

Забудь про все, забудь про все,

Ты не поэт, не новосел,

Ты просто парень из тайги —

Один винчестер, две ноги.

Тайга вокруг, тайга – закон.

Открыта банка тесаком,

А под ногами сквозь туман

Хрустит хребет Хамар-Дабан.

И жизнь легка – под рюкзаком

Шагай, не думай ни о ком,

И нету славы впереди,

А впереди одни дожди.

За перевалом умер день,

За перевалом нет людей,

И вроде нет на свете стран,

Где нет хребта Хамар-Дабан.

В мешочек сердца положи

Не что-нибудь, а эту жизнь,

Ведь будут тысячи столиц

Перед тобою падать ниц,

И будут тысячи побед,

А снится все-таки тебе

Одно и то же: сквозь туман

Хрустит хребет Хамар-Дабан.

1962

Серега Санин

С моим Серегой мы шагаем по Петровке,

По самой бровке, по самой бровке.

Жуем мороженое мы без остановки —

В тайге мороженого нам не подают.

      То взлет, то посадка,

      То снег, то дожди,

      Сырая палатка,

      И почты не жди.

      Идет молчаливо

      В распадок рассвет.

      Уходишь – счастливо!

      Приходишь – привет!

Идет на взлет по полосе мой друг Серега,

Мой друг Серега, Серега Санин.

Сереге Санину легко под небесами,

Другого парня в пекло не пошлют.

      Припев

Два дня искали мы в тайге капот и крылья,

Два дня искали мы Серегу.

А он чуть-чуть не долетел, совсем немного

Не дотянул он до посадочных огней.

      То взлет, то посадка,

      То снег, то дожди,

      Сырая палатка,

      И почты не жди.

      Идет молчаливо

      В распадок рассвет.

      Уходишь – счастливо!

      Приходишь – привет!

1965

Река Неглинка

Трактора стоят среди дороги,

Замерзают черти на ветру,

И размеров сорок пятых ноги

Жмутся к придорожному костру.

    На снежинку падает снежинка,

    Заметая дальние края.

    Как ты далеко, река Неглинка —

    Улица московская моя.

Здесь другие реки, покрупнее,

Прорубей дымятся зеркала.

Тросы на морозе каменеют,

Рвутся тросы, словно из стекла.

    Припев

И любая малая былинка

Мерзнет посреди сибирских льдов.

Реки, реки – ни одной Неглинки,

Только лишь названья городов.

    Припев

Ой, да что столица мне, ребята,

Мне шагать бы с вами целый век,

Чтоб сказали где-то и когда-то:

«Вот москвич – хороший человек».

    На снежинку падает снежинка,

    Заметая дальние края.

    Как ты далеко, река Неглинка —

    Улица московская моя.

1965

Знаком ли ты с землей?

– Знаком ли ты с Землей?

– Да вроде бы знаком.

– А чей тут дом стоит?

– Да вроде общий дом.

А может, это твой.

Внимательно смотри,

Ведь нет земли такой

В других концах Земли.

Вот крыша в доме том —

Ледовый океан,

Вот погреб в доме том —

Хакасии туман.

И дверь за облака,

И море у ворот,

В одном окне – закат,

В другом окне – восход.

Он твой, конечно, твой —

И крыша, и крыльцо

С звездой над головой,

С могилами отцов.

И реками пьяна

Непройденная ширь,

Страны моей весна —

Желанная Сибирь.

1966

Белая сова

Ну что ж, давай прощаться, тундра пестрая,

Держим курс на северо-восток.

Но прежде, чем проститься с этим островом,

Взглянем на него еще разок.

И в памяти воскреснут другие острова,

Которые нам видеть довелось…

Кружит над нашим островом полярная сова,

Сонная, как вахтенный матрос.

Прощай, но эту встречу не забудь, не зачеркни.

Путь наш – в отдаленные края.

Но ты, будь человеком, раз в полгода мне черкни:

Север. До востребования.

И «Капитан Сорокин» – наш красивый ледокол —

Скворешник наклоняет свой едва,

И снялся со швартовых этот остров и ушел,

Белый, как полярная сова.

Не ходим мы налево – в иностранные моря:

Нам морей со льдом хватает тут.

Послали нас сюда и дали роль поводыря,

А дальше ледокола не пошлют.

Любите нас, девчата, чтоб кружилась голова,

Чтоб полюбить нам Север не пришлось.

Над нашею судьбой кружит полярная сова,

Серьезная, как вахтенный матрос.

1979, Арктика, ледокол «Капитан Сорокин»

Синие горы

Теберда^[15]

Теберда, Теберда, голубая вода,

Серебристый напев над водой.

Теберда, Теберда, я хотел бы всегда

Жить в горах над твоею волной.

Серебрей серебра там бурунная рать

По ущелью бурлит, не смолкая,

Там в туманной дали бастионом стоит

Синеватая Белалакая.

Теберда, Теберда, голубая вода,

Нет красивей твоих тополей.

Я б остался всегда коротать здесь года,

Если б не было русских полей.

Я б остался, поверь, если б как-то в метель

Я б одну не довел бы домой.

Теберда, Теберда, голубая вода,

Серебристый напев над водой.

1952

«Лишь утром снега берегут…»

* * *

Лишь утром снега берегут

Остатки ночной тишины.

Стоял альпинист на снегу

У скал красноватой стены.

И, кончив вязать на себе

Веревку, ведущую к другу,

Пожал он багровой Ушбе

Холодную скальную руку.

1952

«Где небо состоит из тьмы и сне…»

* * *

Где небо состоит из тьмы и снега

И не приходит радостью для глаз,

Я вспоминаю острый скальный гребень,

Нахарский лес, вечерний Учкулан.

Бушующую пену Гондарая.

Лазурь Бадук. Глухой Кичкинекол.

Рассветы Теберды. Девчонку Раю.

Вершин далеких снежный частокол.

Забытый кош в туманной Гвандре где-то,

На ледниках – пустые диски мин.

Большую Марку в золоте рассвета.

Большую дружбу сорока восьми.

1952

Каракая

Камень чуть качнулся вперед

И ринулся вниз, к реке.

Двадцать один непутевый год

Повис на правой руке.

Только удара черная плеть

Да пустота позади,

Только пальцы на рыжей скале

И цифра – двадцать один.

…Я долго курил над пропастью снежной,

Теперь я не мог не понять:

Ночь, любимая спит безмятежно,

Но втихомолку молится мать!

1953

«Ночь. За дальним перевалом…»

* * *

Ночь. За дальним перевалом

Встал кровавым глазом Марс,

И с тревогой смотрят скалы

В тишину ледовых масс.

Ночь. Запрятав в камни воды,

Притаившись, тек поток.

И боялся до восхода

Приоткрыть глаза восток.

Гулко грохнули громады,

Закачался перевал,

Застучали камнепады

По обломкам мокрых скал.

Из-за гребня, дико воя,

Понеслись снега в налет.

И казалось, все живое

Этой глыбою снесет.

В эту ночь под перевалом

На морене Джаловчат

Восемь парней ночевало

И одиннадцать девчат.

Утром серые туманы

Вновь полезли узнавать,

Где мы там, в палатках рваных,

Живы, что ли, мы опять?

Мелкий дождик пискнул тонко,

И туман разинул рот:

Деловитая девчонка

Открывала банку шпрот.

1955

Синие горы

Я помню тот край окрыленный,

Там горы веселой толпой

Сходились у речки зеленой,

Как будто бы на водопой.

Я помню Баксана просторы,

Долины в снегу золотом…

Ой горы, вы синие горы,

Вершины, покрытые льдом.

Здесь часто с тоской небывалой

Я думал, мечтал о тебе.

Туманы ползли с перевалов

Навстречу неясной судьбе.

Звенели гитар переборы,

И слушали их под окном.

Ой горы, ой синие горы,

Вершины, покрытые льдом.

Пусть речка шумит на закатах

И блещет зеленой волной.

Уходишь ты вечно куда-то,

А горы повсюду со мной.

Тебя я увижу не скоро,

Но счастлив я только в одном:

Ой горы, ой синие горы,

Вершины, покрытые льдом.

1956

Домбайский вальс

Лыжи у печки стоят,

Гаснет закат за горой.

Месяц кончается март,

Скоро нам ехать домой.

Здравствуйте, хмурые дни,

Горное солнце, прощай!

Мы навсегда сохраним

В сердце своем этот край.