И по рыночной площади
Мимо надписи «Стоп»
Две пожарные лошади
Повезут его гроб.

Скажут девочки в ГУМе,
Пионер и бандит —
Пиротехник не умер,
Пиротехник убит.

Из послания П. Финну

На языке родных осин,
На «Консуле» – тем паче
Стучи, чтоб каждый сукин сын
Духовно стал богаче.

Стучи, затворник, нелюдим,
Анахорет и рыцарь,
И на тебя простолюдин
Придет сюда молиться.

Придут соседние слепцы,
Сектанты и тираны,
И духоборы, и скопцы,
И группа прокаженных.

И боль, и блажь простых людей
Доступна – ты не барин,
Хотя ты, Паша, иудей,
А что – Христос – татарин?

Ты не какой-то имярек —
Прошу, без возраженья! —
Ты просвещенный человек,
Почти из Возрожденья.

Паше, в утешение

Почто, о друг, обижен на меня?
Чем обделен? Какими сапогами?
Коня тебе? Пожалуйста – коня!
Зеленый штоф, вязигу с пирогами.

Негоциантку или Бибигуль?
Иль деву русскую со станции Подлипки?
Избу на отдаленном берегу
Иль прелести тибетской Айболитки?

Все для тебя – немой язык страстей
И перстень золотой цареубийцы.
Ты прикажи – и вот мешок костей
Врагов твоих и тело кровопийцы.

«Меня влекут, увы, не те слова…»

П. К. Финну – в ответ на дружеское послание

Меня влекут, увы, не те слова,
Не «ледосплав», не «ледоход» и даже —
Поэта золотая голова —
Все лажа.
А что не лажа?
Что, мой друг, не ржа?
Поутру сон? Желание хозяйки?
Или полет ружейного пыжа
Вслед лайки?
Не лажа, Паша, – доказать готов —
Мысль сухопутная да прозвучит не дико! —
Охота (но не промысел!) китов
Под руководством, Паша, Моби Дика.
Она явилась как-то раз во сне
И совершенно якобы некстати,
И дел вовне и местности – вовне,
Как, например, на Клязьме – полосатик.
Не ихтиолог, не специалист
По промыслу, тем более – по ловле,
Хотя – спортсмен и в прошлом – футболист,
Тогда – во сне, себя поймал на слове, —
Что надо наниматься на суда.
Прощайте, трепачи и резонеры!
И плыть, конечно, Паша, не сюда —
А в гарпунеры.
Не лажа, Паша, помнишь? – клык моржа,
А впрочем, и моржи, конечно, лажа.
Хорош еще, конечно, дирижабль,
Вслед за китом возникший из миража…

«Друг мой, я очень и очень болен…»

П. К. Ф.

Друг мой, я очень и очень болен,
Я-то знаю (и ты), откуда взялась эта боль!
Жизнь крахмальна – поступим крамольно
И лекарством войдем в алкоголь!
В том-то дело! Не он в нас – целебно!
А напротив – в него мы, в него!
И не лепо ли бяше! – а лепо,
Милый Паша, ты вроде Алеко
И уже я не помню кого!
Кто свободен руками, ногами,
Кто прощается с Соловками,
А к тебе обращается узник
Алексеевский равелин —
Просит Мурманск – на помощь, союзник!
И дорогою – на Берлин.

Квазимодо^[12]

О, Квазимодо, крик печали,
Собор, вечерний разговор,
Над ним сегодня раскачали
Не медный колокол – топор.

Ему готовят Эсмеральду,
Ему погибнуть суждено,
Он прост, как негр, как эсперанто,
Он прыгнет вечером в окно.

Он никому вокруг не нужен,
Он пуст, как в полночь Нотр-Дам,
Как лейтенант в «Прощай, оружье»,
Как Амстердам и Роттердам,

Когда кровавый герцог Альба
Те города опустошил
И на тюльпаны и на мальвы
Запрет голландцам наложил.

А Квазимодо, Квазимодо
Идет, минуя этажи.
Молчат готические своды,
Горят цветные витражи.

И на ветру сидят химеры,
Химерам виден далеко
Весь город Франса и Мольера,
Люмьера, Виктора Гюго.

И, посмотрев в окно на кучи
Зевак, собак, на голь и знать,
Гюго откладывает ручку,
Зевает и ложится спать.

«Тишинский рынок, эх, Княжинский рынок…»

Тишинский рынок, эх, Княжинский рынок,
Надменные чистильщики ботинок,
Надменные я знаю почему —
Профессия такая ни к чему.
Мне там старик пальто перешивал,
Перешивая, сильно выпивал.
Скажи, старик, ты жив или не жив,
Последнее пальто распотрошив?

«Ударил ты меня крылом…»

Ударил ты меня крылом,
я не обижусь – поделом,
я улыбнусь и промолчу,
я обижаться не хочу.

А ты ушел, надел пальто,
но только то пальто – не то.
В моем пальто под белый снег
ушел хороший человек.

В окно смотрю, как он идет,
а под ногами – талый лед.
А он дойдет, не упадет,
а он такой – не пропадет.

Л. К.
(Песня запрещенная)

Нескладно получается —
Она с другим идет,
Невестою считается —
С художником живет.

Невестою считается,
Пьет белое вино.
Нескладно получается —
Как в западном кино.

Пока домой поклонники
Ее в такси везут,
Сижу на подоконнике
Четырнадцать минут.

Взяв ножик у сапожника,
Иду я по Тверской —
Известного художника
Зарезать в мастерской.

Сентябрь

Ю. А. Файту

О чем во тьме кричит сова?
Какие у нее слова?
Спроси об этом у совы
На «ты» или на «вы».

Иду дорогой через лес,
Держу ружье наперевес.
Охотник я. Но где же дичь?
Где куропатка или сыч?

Хотя – съедобны ли сычи,
Про то не знают москвичи.

Но я – неважный гастроном,
Давай зальем сыча вином!
Мы славно выпьем под сыча
Зубровки и спотыкача!

Прекрасен ты, осенний лес, —
Какая, к черту, мне охота!
Пересеку наперерез
Твои осенние болота.

Товарищ дал мне сапоги —
Размеры наши совпадают,
Подарок с дружеской ноги
Сейчас в болоте пропадает!

Но притяжение болот
Мы все-таки преодолеем,
Тому надежда и оплот,
Что силу воли мы имеем.

Мы – это я и сапоги,
Подарок с дружеской ноги.

Они ходили с малых лет
Через болота и овраги,
А покупали их в сельмаге,
Для них асфальт – уже паркет.

Люблю я эти сапоги,
Заклеенные аккуратно,
Подарок с дружеской ноги —
Я не верну его обратно.

Уже светлеет. Переход
От тени к свету непонятен,
Число полутонов растет,
А воздух влажен и приятен.
Рога трубят? Рога трубят…

Палуба^[13]

На меня надвигается
По реке битый лед,
На реке навигация,
На реке пароход.

Пароход белый-беленький,
Дым над красной трубой,
Мы по палубе бегали —
Целовались с тобой.

Пахнет палуба клевером,
Хорошо, как в лесу,
И бумажка приклеена
У тебя на носу.

Ах ты, палуба, палуба,
Ты меня раскачай,
Ты печаль мою, палуба,
Расколи о причал.

«Все лето плохая погода…»

Все лето плохая погода,
Звучит этот вальс с парохода,
Над пляжем, над шлюзом, над домом
И Тушинским аэродромом.

А в Тушине – лето как лето,
И можно смотреть без билета,
Как прыгают парашютисты —
Воздушных парадов артисты.

То в соснах они пропадают,
То в речку они попадают —
Тогда появляется катер
С хорошим названьем «Приятель».

На катере ездят все лето
Спасатели в желтых жилетах,
Спасители душ неразумных,
Раздетых и даже разутых.

Татарово, я не ревную
Ту лодку мою надувную,
То лето, ту осень, те годы,
Те баржи и те пароходы.

Татарово, я не ревную
Погоду твою проливную,
И даже осенние пляжи —
Любимые мною пейзажи.

«Обожал я снегопад…»

Обожал я снегопад,
Разговоры невпопад,
Тары-бары-растабары
И знакомства наугад.

Вот хороший человек,
Я не знаю имя рек,
Но у рек же нет названья —
Их придумал человек.

Нет названья у воды,
Нет названья у беды,
У мостов обвороженных,
Где на лавочках следы.

«Тебе со мною скучно…»

Тебе со мною скучно,
А мне с тобою – нет.
Как человек – ты штучна,
Таких на свете нет.

Вас где-то выпускают
Не более пяти,
Как спутник запускают
В неведомой степи.

«На подоконнике жена…»

На подоконнике жена
Сидела ранним летом,
А комната озарена
Была вечерним светом.

Да, лето только началось,
А к нам вчера приехал гость.
Сегодня он уехал —
И нам оставил эхо.

То эхо – воблы три кило —
Нет громогласней эха!
Еще на улице светло,
И жаль, что он уехал.

«Может, я не доживу…»

Может, я не доживу
До того момента,
Как увижу наяву
Цель эксперимента?

Может, я не дотяну
В будущее ногу,
Мне полеты на Луну
Лично не помогут.

Риторический вопрос
И отчасти глупый:
Для чего я жил и рос?
Не рассмотришь в лупу.

Или, скажем, в телескоп
Из обсерваторий.
Отчего в цвету укроп
И зелено море?

Говорят о чем киты,
Воробьи, синицы?
Отчего мне ты да ты
Продолжаешь сниться?

Отчего ко мне во сне
Города приходят?
Откровение – извне,
На каком же коде, —

Телетайпе, телети, —
Я по ним шатаюсь.
Кто кино про то крутил?
Не таюсь, а таю.

Стихи о выздоровлении

Целебней трав лесных —
А трав настой целебен, —
Пусть входят в ваши сны
Орел и черный лебедь.

Я вам не говорил —
Но к тайнам я причастен, —
Размах орлиных крыл
Прикроет от несчастий.

Я тайны ореол
Отмел своей рукою,
И защитит орел,
И лебедь успокоит.

Невзгод не перечесть,
Но, если что случится,
Запомните, что есть
Еще такая птица —

Не лебедь, не орел,
Не даже дух болотный, —
Но прост его пароль —
Он человек залетный.

Беда ли, ерунда
Взойдет к тебе под крышу,
Ты – свистни, – я тогда,
Ты свистни – я услышу.

«Ах, утону я в Западной Двине…»

Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.

Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды,
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.

Не будет утром траурных газет,
Подписчики по мне не зарыдают,
Прости-прощай, Центральный Комитет,
Ах, гимна надо мною не сыграют.

Я никогда не ездил на слоне,
Имел в любви большие неудачи,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.

«Поэтам следует печаль…»

Поэтам следует печаль,
А жизни следует разлука.
Меня погладит по плечам
Строка твоя рукою друга.

И одиночество войдет
Приемлемым, небезутешным,
Оно как бы полком потешным
Со мной по городу пройдет.

[12] Наталия Борисовна Рязанцева (р. 1938) – сценарист, кинодраматург, профессор ВГИКа, первая жена Г. Шпаликова (свадьба состоялась 29 марта 1959 года), рассказывала, что стихотворение «Квазимодо» было написано на спор. Шпаликов утверждал, что может за двадцать минут написать стихи на любую тему. Рязанцева задала тему, и за семнадцать минут было написано это стихотворение.

[13] Песня «Палуба» (стихи Г. Шпаликова, музыка Ю. Левитина) прозвучала в фильме «Коллеги» (1962) и в фильме по сценарию Шпаликова «Трамвай в другие города» (1962; с музыкой Б. Чайковского).