Надписи, сохранившиеся лишь частично, сочинял сам Орканья, который в свободное время увлекался поэзией и писал песни и сонеты. Например, рядом с мертвыми телами в созданных им живописных сценах изображены дьяволы, исторгающие души и отправляющие их к огненным колодцам, а также ангелы, помогающие душам праведников попасть в рай. Вверху – д ва ангела несут надпись, которая гласит: «Не защитят тебя ни латы, ни оружие – н икто не перенесет ударов смерти: ни ученый, ни богач, ни храбрый воин». Еще несколько слов, расположенных рядом, к сожалению, практически невозможно прочесть. (…)

Центральным образом историй Страшного суда является фигура Иисуса Христа: Орканья представил его наверху, под самыми облаками, в окружении двенадцати апостолов; он судит живых и мертвых, и трудно представить большее разнообразие лиц, выражений и переживаний, запечатленных художником! Мы видим скорбящих грешников, влекомых демонами в ад; счастливых и ликующих праведников, сопровождаемых ангелами к сонму святых и блаженных. Многие представленные там персонажи явно были писаны мастером с натуры, но из-за отсутствия достойных описаний мы сейчас, к сожалению, не можем узнать их имена. Среди многочисленных блестящих кавалеров, воинов и правителей, коих мы видим в сценах Страшного суда, мы сейчас можем узнать разве что несколько человек – например, папу Иннокентия IV.

* * *

Окончив работы в Кампо-Санто (а также выполнив несколько мраморных скульптур для храма у берегового устоя моста Понте Веккьо), Андреа… возвратился во Флоренцию, где в храме Санта-Кроче создал фрески, подобные в плане сюжета тем, что были только что завершены им в Пизе.

Считается, что, работая над этими произведениями, он проявил еще большее тщание, опираясь на накопленный опыт. Замысел, манера и частично надписи остались прежними; но в образах грешников и праведников Орканья изображал уже не знатных горожан того времени, а своих друзей и недругов – в раю и в аду соответственно. В числе праведников, например, можно узнать папу Климента VI, который покровительствовал искусству, был другом многих флорентийских художников и высоко ценил творчество Андреа Орканьи. Также в сонме праведных живописец представил мастера Дано дель Гарбо, известного медика того времени, в одеянии ученого и в украшающем его голову красном берете. Врача ведет за руку ангел. В числе грешников, например, Орканья изобразил судебного исполнителя Флорентийской коммуны – Гварди, которого тащит при помощи крюка отвратительный демон. Этого персонажа легко узнать по трем красным лилиям на белом головном уборе – типичному отличительному знаку указанной должности. Чести быть запечатленным Гварди удостоился, видимо, за то, что однажды описал имущество художника в тяжелые для того времена. Сопутствуют ему судья и нотариус, также завоевавшие антипатию Андреа Орканьи за участие в этом деле. Рядом можно увидеть известного мага того времени Чекко д’Асколи; а чуть поодаль – довольно забавная сценка: ангел толкает в сторону толпы грешников лицемерного развратного монаха, который пытается под шумок занять место среди праведных ^[57].

Помимо упомянутого Бернардо, у Андреа Орканьи был брат Якопо ^[58] – также художник, который помимо прочего пробовал себя в искусстве скульптуры – впрочем, не слишком успешно ^[59]. Якопо часто создавал для Андреа эскизы рельефов и других произведений из мрамора – и, возможно, именно он сподвиг родственника также попробовать свои силы в скульптуре, где он в итоге добился больших высот.

Затем Орканья обратился к архитектуре – и, как всегда, взялся за дело серьезно, с надеждой когда‐нибудь применить свои познания на практике.

Надежды оправдались: в 1355 году Флорентийская коммуна начала грандиозную перестройку района вокруг своего административного здания. Несколько находившихся в том районе частных и государственных построек были выкуплены властями и снесены – с целью благоустройства на этом месте площади и возведения галереи, в которой горожане могли бы встречаться и обсуждать разнообразные дела в плохую погоду. Туда же планировалось перенести Монетный двор. Было объявлено, что архитекторы могут представить на рассмотрение свои предложения по реконструкции – и лучшим был однозначно признан проект Андреа Орканьи. Он предложил наиболее величественный, пышный и внушительный вариант перестройки. Вскоре под руководством художника на месте снесенных старых зданий началось сооружение большой лоджии из тесаного камня, причем использовались для этой цели сохранившиеся старинные фундаменты. Здание возводилось в соответствии с самыми новыми веяниями: так, на смену стрельчатым аркам пришли полукруглые^[60]. (…) Между арками фасадов Орканья разместил в пышных рамах из резного камня семь мраморных скульптур, в аллегорическом виде представляющих основные добродетели; они были столь изящны и совершенны, что флорентийцы признали мастера столь же блестящим скульптором, как и художником. Надо сказать, что и по характеру своему Андреа Орканья был человеком любезным, добрым и всегда готовым на безобидные шутки, чем завоевал себе множество друзей.

Занимаясь разными видами искусств, мастер никогда не позволял себе уделить внимание чему‐то одному в ущерб остальным, поэтому часто одновременно выполнял живописные работы, изготавливал скульптуры и архитектурные проекты.

Так, во время работы над флорентийской лоджией он также изготовил живописную доску с множеством фигур и пределлу для капеллы Строцци, где ранее уже работал вместе со своим братом ^[61]. Видимо, думая, что роспись по доске свидетельствует о его мастерстве лучше, чем фресковая живопись, Орканья уснастил свое произведение надписью «Адреа ди Чоне, флорентиец, написал меня в 1357 году».

* * *

После работы в капелле живописец выполнил несколько произведений для папы, которые были отправлены в Авиньон и торжественно размещены в главном храме города ^[62]. А еще через некоторое время к нему обратилась община Орсанмикеле: собрав деньги и другие пожертвования, принесенные в церковь после эпидемии 1348 года, люди пожелали построить при храме богато украшенную капеллу либо же табернакль. Особо было оговорено, что результат работы мастера должен превзойти все подобные сооружения в плане роскоши и красоты. Главным исполнителем, как наиболее искусный и знающий мастер того времени, был назначен Андреа Орканья. Он выполнил несколько эскизов, из которых городские власти выбрали лучший. При помощи своего брата и мастеров-резчиков, среди которых были и заслуженные иноземцы, специально приглашенные для этой работы, художник взялся за изготовление отдельных фигур будущего табернакля, которые затем предстояло соединить вместе. Соединение делалось при помощи медных скоб и свинца, без использования извести, дабы не портить пятнами дорогие сорта мрамора.

Результат получился блестящий: при взгляде на готовое сооружение не оставалось сомнений в том, что оно выполнено из цельного куска камня, украшенного богатой резьбой и рельефами.

Табернакль в храме Орсанмикеле был столь изящен и совершенен, что его единогласно причислили к лучшим произведениям такого рода, созданным в те времена^[63]. Все фигуры на редкость соразмерны, ангелы и пророки, окружающие Мадонну, кажутся живыми; литые бронзовые пояса, придающие композиции прочность, оставляют ощущение не необходимого крепления, а богатого декора. Всю мощь своего таланта Орканья вложил и в изготовление рельефа с фигурами двенадцати апостолов в задней части табернакля, причем в образе одного из спутников Спасителя мастер представил самого себя – уже в преклонном возрасте, с бритым лицом, с наброшенным на голову капюшоном. На одной из мраморных панелей он высек надпись: «Адреа ди Чоне, флорентиец, главный мастер этого табернакля, закончил его в 1359 году». (…)

Хотелось бы отметить, что свои живописные работы Орканья обычно подписывал «сделал Андреа ди Чоне, скульптор», а скульптурные произведения отмечал следующим образом: «сделал Андреа ди Чоне, живописец». Таким образом, он хотел, чтобы «о живописи судили по скульптуре, а о скульптуре – по живописи». К сожалению, несмотря на множество созданных мастером работ самого разного рода, их не всегда можно атрибутировать: подписи художник ставил не везде. Значительны были и утраты: о судьбе многих произведений нам сейчас ничего не известно. Некоторые творения Андреа Орканьи были завершены его братом Бернардо, пережившим его на много лет ^[64]…

Свой земной путь художник завершил в 1389 году^[65] и был с почестями похоронен. (…)

Учеником Андреа Орканьи в живописном деле был, например, пизанец Бернардо Нелло ди Джованни Фалькони ^[66], создавший много работ на дереве в пизанском соборе. Также можно назвать Томмазо ди Марко ^[67], флорентийца, кисти которого в числе прочих произведений принадлежит живописная доска на одной из перегородок храма Сан-Антонио в Пизе. Превосходнейшим же из учеников Орканьи следует признать Франческо Траини ^[68] – автора великолепного изображения святого Доминика, выполненного на доске для одного из сеньоров семейства Коша. Это изображение было размещено в капелле церкви Санта-Катерина, где хоронили представителей этой семьи. В этой же церкви, но уже в другой капелле – Фомы Аквинского – Траини создал доску с житийными изображениями святого. Причем писал он их с образа, привезенного из аббатства в Фоссануова, где Фома скончался в 1323 ^[69] году, а образ этот считался выполненным с натуры. (…)

4
Антонио Венециано
Живописец

Настоящее имя художника, упоминаемое в источниках, – Антонио ди Франческо. Венециано – нечто вроде прозвища, указывающего на его родной город. Сведений о нем очень мало, предположительны даже годы жизни (? – ок.1388). Например, известно, что в 1387 году мастер был еще жив, но затем его следы теряются. Был учеником Таддео Гадди – в свою очередь, обучавшегося у Джотто.

Не правда ли, часто бывает так, что на родине человек испытывает на себе всю тяжесть чужой зависти и тиранию недоброжелателей – а переселившись в другие места, становится там знаменитым, богатым и получает всеобщее признание? В этом случае он стремится к совершенству и шлифует свое мастерство тем настойчивее, чем больше ему хочется отомстить всем тем, кто когда‐то унижал и оскорблял его. Он желает доказать, что по отношению к нему недавние соотечественники были неправы – и как знать, смог бы этот творец подняться выше унылой посредственности, если бы остался жить в своих родных местах?

Именно такова была история венецианца Антонио, который покинул родной город и отправился во Флоренцию для изучения живописи. Там он настолько преуспел в этом деле, что флорентийцы начали считать его как бы достоянием своего города – впрочем, не только за его искусство, но и за многочисленные достоинства характера. И в итоге ему пришла в голову идея все же попытать счастья на родине, чтобы получить душевное удовлетворение после всех унижений, когда‐то там перенесенных. Вернувшись в Венецию, он сумел благодаря своим прекрасным фрескам и произведениям, исполненным темперой, все же завоевать известность, невзирая на обиды и лишения юности.

Но фортуна оказалась изменчивой. Когда художнику поручили расписать одну из стен зала Совета, он справился с работой как нельзя лучше ^[70]