В рыцарском зале уже собрались все, кто должен там быть, но он все равно наполовину пуст. Когда я впервые была призвана, возвращаясь из патрулирования, то с трудом находила стул, чтобы упасть на него. Я сумела получить «собственное» кресло только потому, что никому не хотелось видеть постоянно мрачную Ферн. Но в эти дни свободные места повсюду. И не только по той причине, что кто-то был убит, – многие просто дезертировали.

Я слышу, как Наташа за столом лейтенантов и капитанов говорит Найамх и Амине:

– Кэти сегодня снова не появилась.

– Наш Лукас тоже неделю не был здесь, – замечает Найамх. – Птенчики вылетают из гнезда?

Никто из них не говорит того, о чем мы все думаем: есть только три причины, по которым рыцарь перестает появляться в замке, и ни в одной из них нет ничего хорошего. Или он перешел на сторону Мидраута, или слишком напуган, или мертв. Искушение поискать его в Итхре сильно, но, даже если бы такой поиск был разрешен, ни у кого из нас не нашлось бы ни энергии, ни силы воли, чтобы этим заняться. Это лишь добавило бы горя.

Я хватаю кружку горячего шоколада, но, прежде чем успеваю сесть, в дверь заглядывает какая-то рееви и кивает мне.

– Она хочет поговорить с тобой.

С несчастным видом смотрю на кружку.

– Я не дам ей остынуть, если хочешь, – усмехается Найамх.

– Черта с два, я ее с собой возьму.

Тащусь обратно через главный зал и направляюсь к лестнице в восточном крыле замка. Лестница начинается на галерее, и мимо нее легко пройти, если точно не знать, где она. Это сделано намеренно. В прошлом году ее использовали, чтобы спрятать кое-что от Мидраута. В этом году тайник пополнился тем, что Мидраут также считает своим. Я вдруг вспоминаю Рапунцель – даму в беде, запертую на вершине башни. Но на этот раз только для ее же пользы.

Рееви по пути отпирает несколько дверей, потом наконец последнюю – наверху.

– Я подожду снаружи, – говорит она, позволяя мне протиснуться мимо.

Когда я оказываюсь внутри, рееви запирает за мной дверь. Комната гораздо просторнее, чем кажется снаружи. Единственное окно выходит на реку. Свет проникает сквозь дыру в стекле, до меня доносится запах далекого моря. Пес – глуповатого вида черно-белая дворняжка – вертится у меня под ногами и пускает слюни на мои башмаки.

– Привет, Локо. – Я почесываю его за ухом. Потом смотрю на девушку, которая сидит на подоконнике, обхватив колени руками. – Привет, Чарли.

Я по-прежнему называю их этими именами. Я много месяцев потратила на то, чтобы приучить пса к кличке Кавалл – так его назвали рыцари, на которых он напал в поисках своего хозяина. В Итхре Чарли все знали как Лотти, дочь премьер-министра Себастьяна Мидраута. Мы держим ее в башне ради ее собственной и нашей безопасности. Мы не можем рисковать – вдруг Мидраут снова приберет ее к рукам? В прошлый раз, когда ему это удалось, он самым жестоким образом ставил над ней опыты. А Чарли теперь видела и меня, и Тинтагель и, без сомнения, могла бы дать Мидрауту куда больше сведений о нас, чем того хотелось бы. Ей лучше оставаться на территории замка – это единственное место в Аннуне, куда Мидраут не может проникнуть.

– Ты хотела мне что-то сказать? – спрашиваю я.

Чарли смотрит на меня, и все, через что ей пришлось пройти по воле отца, отражается на ее лице. В нем столько боли, что у меня перехватывает дыхание. Она долго пытается на чем-то сосредоточиться. Даже сейчас ее взгляд то и дело возвращается к окну, к пейзажу, кроме которого она ничего не видела в Аннуне. Мне очень хочется выпустить ее наружу, но это невозможно до тех пор, пока Мидраут не будет уничтожен. Если такое вообще случится.

– Хочу снова попытаться… – говорит наконец Чарли.

– Я должна позвать брата…

– Нет. Я хочу, чтобы со мной была ты.

– Лот… Чарли, я не могу. Я утратила силу, помнишь? А Олли всегда умел читать эмоции и воспоминания… Мне этого не дано.

– Нет! – раздражается она, потирает колени и локти. – Нет, это должна быть ты. Не хочу, чтобы в мой ум лез мужчина. Я не могу…

– Хорошо, – быстро говорю я, потому что ее движения становятся хаотичными. – Хорошо, Чарли, давай посмотрим, что…

Но я опоздала. Чарли издает низкий воющий звук, который нарастает и нарастает. Она начинает рвать на себе одежду. Я пытаюсь обнять ее, удержать ее руки, но Чарли слишком подвижна, она уворачивается. А потом начинается то, что бывает обычно. Ниоткуда возникают нити и пронизывают ее веки, снова зашивая ей глаза. Из воздуха вылетает игла и впивается в кожу Чарли. Кошмар ее прежних пыток реализуется в настоящем.

Чувствуя себя совершенно бесполезной, я колочу в дверь.

– Позови Джин! – кричу я, надеясь, что рееви меня слышит.

Пес Локо прыгает возле своей хозяйки, яростно лает.

– Это ведь не помогает? – говорю я ему, стараясь поймать руки Чарли, не дать ей поранить себя, когда она тянется к иглам и царапает глаза. – Прошу, Чарли, позволь мне…

В следующий момент распахивается дверь и в комнату врывается Джин. Чарли бросается к двери, но за спиной Джин возникает лорд Элленби, а он громаден, как медведь, и способен помешать бегству. Заметив лорда Элленби одним, пока еще открытым глазом, Чарли пятится, напуганная его видом. Джин пользуется возможностью, чтобы растереть о каменную стену горсть каких-то трав, а потом подносит их к носу Чарли. Всю комнату заполняет запах ромашки и лаванды с примесью чего-то более тонкого – такой аромат доступен только в Аннуне, – и в целом весь букет говорит о согревающем огне, об одеялах и о полном желудке. Все мои страхи и тревоги мгновенно утихают, но Чарли нужно больше времени, чтобы успокоиться. Она продолжает тихо скулить в углу, Джин бормочет ей на ухо банальные утешения, а Локо тычется носом в ее грудь. Когда Чарли берет пса на руки, я понимаю, что она снова пришла в себя.

Джин разрезает нитки и осторожно вытаскивает иглы. Они рассыпаются в ее руках.

– Ей становится хуже, – говорю я.

– Да, – соглашается лорд Элленби, стоя на пороге, – а у нас кончается время.

3

Мы надеялись, что Чарли так или иначе поможет нам выяснить, каковы планы Мидраута, но, возможно, это изначально было бесплодной затеей. В конце концов Мидраут превратил собственную дочь в ловушку. Он знал, как мы намерены ее использовать: он нарочно устроил все именно так, дал мне возможность спасти Чарли и настроить против ее собственного отца. И это для того, чтобы я нашла Экскалибур, а он отобрал бы его у меня в последний момент. Конечно, Мидраут не стал бы намеренно вкладывать в Чарли такую информацию, которую мы смогли бы использовать против него. Но вдруг среди прочего случайно затесалось то, что дало бы нам ключ к его свержению?

Чарли и сама того хотела. Она звала меня почти каждую ночь, отчаянно желая помочь нам, но пережитая ею травма постоянно всплывала на поверхность. Если бы я обладала силой брата, то, возможно, мы сумели бы немного продвинуться вперед, но я теперь бесполезна. Только Олли способен заглянуть ей в голову, а Чарли не хочет – не может – оказаться в одной комнате с ним или с кем-то еще, кто напомнил бы ей об отце.

– Это нечестно по отношению к ней, – говорю я Джин, когда мы возвращаемся в зал, после того как она подлечила Чарли. – Мы должны заставить ее отказаться от этих попыток.

– Чарли кажется, что она единственная, кто может одолеть ее отца.

– Это я ей так внушила?

Я не прилагала к ней свой Иммрал несколько месяцев, с тех пор как мы спасли Чарли и мне пришлось просить о помощи, но, возможно, того, что я тогда сказала, было достаточно, чтобы застрять в ее несчастном поврежденном уме.

– Даже не начинай! – Джин одаряет меня одним из своих особых взглядов. – Не взваливай на себя еще и эту вину.

– Ладно-ладно, – отвечаю я, – хотя чувство вины – это почти все, на что я способна, и…

– Хватит! – обрывает меня Джин. – Хватит жалеть себя. Заглуши это. Запри. Приди в себя, Кинг.

– Хорошо, капитан. – Я салютую, и мы расходимся в разные стороны.

Вот почему мне необходима Джин: благодаря ей я не забиваю себе голову всякой ерундой, как Олли и Самсон. Год назад я и подумать не могла, что мне зачем-то понадобится Джин, но теперь… Я возвращаюсь в рыцарский зал и подхожу к одному из новых рыцарей, Бандиле.

– Они что, все ушли? – спрашиваю я его.

– Да, они сказали, что подождут тебя, прежде чем начать.

Я опять выхожу из зала и иду по коридору к одной из больших комнат, что находятся в этой части замка. Заглянув в нее, я вижу, что оказалась в лекционном зале. Ряды скамей спускаются к грифельной доске. Большинство мест занято более опытными танами^[7] из всех лоре. Самсон, Наташа и Олли машут мне с заднего ряда, я пробираюсь к ним и сажусь между Наташей и Самсоном, прислоняюсь к нему.

– Я по тебе соскучился, – говорит он, уткнувшись в мои волосы.

– Я на это надеялась. Мы не виделись целых тридцать минут.

– Мур-мур, – ухмыляется Олли.

– Тошнит от вас, – напевно произносит Наташа.

– Завидуешь, – отвечаю я.

Что-то мелькает в глазах Олли. Конечно, он завидует. У него может быть любимый друг в Итхре, но ведь Киеран ничего не знает об Аннуне и танах. Олли приходится половину своей жизни держать в тайне от человека, который, как он полагает, достоин доверия. Иногда я мысленно защищаюсь, думая, что Самсон ничего не знает о моей жизни в Итхре, но ведь это неправда. Теперь я и в Аннуне выгляжу почти так же, как в Итхре, мои шрамы стали видны, так что скрыть это от Самсона невозможно.

Я уже готова извиниться, когда входит лорд Элленби вместе с Иазой и Найамх. У нас теперь еженедельно проходят собрания, с тех пор как Мидраут стал премьер-министром, и уровень важности собрания обычно соотносится с тем, какое количество бумаг приносит Иаза.

Я подаюсь вперед и в ожидании новостей тешу себя надеждой на какие-то успехи. Одним из главных занятий рееви является поиск в архивах, в надежде найти что-то такое, что может снова запустить мой Иммрал. Иначе могут пройти годы – а то и десятилетия, – прежде чем я восстановлю хотя бы долю моей прежней силы. Но у нас нет столько времени.

– Как ты думаешь, они что-нибудь нашли? – шепчу я.

– Возможно, – отвечает Самсон, – но это не имеет значения. Мы в любом случае справимся.

Я проглатываю возражение. Легко ему так говорить, ведь он все такой же воин. А я потеряла часть себя.

Найамх в своем кресле объезжает аудиторию, чтобы присоединиться к нам. Прежде чем я успеваю задать ей вопрос, она качает головой:

– Для тебя ничего, Ферн. Мне жаль.

Я смущенно закусываю губу. Я чувствую на себе десятки взглядов. Все жалеют меня, и никто не знает, что сказать.

– Ладно, это ведь не значит, что у нас совсем нет Иммрала, – шучу я. – Да и все равно двое – это уже толпа, верно, Олли?

Олли не отвечает, все еще обижаясь на меня. Кое-кто переглядывается, и я впервые понимаю, что это не из-за меня. Олли в последнее время становится все противнее и противнее.

– Ты уже супергерой, – говорит мне Самсон. – Тебе не нужен Иммрал, чтобы быть изумительной.

«Только это не помогает», – думаю я.

Лорд Элленби многозначительно откашливается, зал затихает. Он берет из рук Иазы длинный список и поднимает его вверх.

– Это, – говорит он, – список рыцарей по всей стране, исчезнувших за последнюю неделю.

Даже с такого расстояния я вижу, что имена покрывают всю страницу. Само по себе это меня не удивляет, – конечно, рыцари других сообществ страдают от тех же страхов, что и в Тинтагеле. Найамх, которая продолжает поддерживать связь со своими коллегами в кембриджском отделении, уже говорила нам об этом. Но меня удивляет то, что говорит потом лорд Элленби.

– У нас есть причины полагать, что Мидраут похитил этих рыцарей.

– Что?! – шепчет Найамх, наклоняясь вперед.

– Я это знал, – кивает Самсон, всегда защищавший исчезнувших.