– Рядовой Гарин стрельбу закончил! – Только произнеся эту фразу, он сообразил, как прокололся.

Военрук «подобрал с земли упавшую челюсть». Он такого не ожидал. Обычно большинство мальчишек даже в мишень не попадали.

Одноклассники начали повторять рапорт Гарина и тем самым немного отвлекли учителя.

Однако инструкторы стрельбища, заметили меткость Гарина и потребовали от него повторить. А он, сообразив, какую совершил ошибку, намеренно отправил половину пуль в бруствер, а половину в мишень, но куда попало. Первый успех признали случайным.

По пути домой Гарин мысленно стучал себя по голове и повторял: «Не выпендривайся»!

Когда в старших классах у Гарина по четвергам появились занятия в УПК¹⁶, то именно дед посоветовал ему попроситься на «вождение» или «автослессарное дело». Досталось вождение, и Жора к окончанию десятого класса получил водительские права легковой и грузовой категорий. Кроме «Победы» он уже водил отцовскую «Волгу», а трехосный ЗИЛ-131 освоил в УПК. Правами Жора смог бы пользоваться не раньше восемнадцати лет или в присутствии опытного водителя.

Как-то в середине апреля на большой перемене в класс заглянула «рука Судьбы» в виде секретаря комсомольской организации и, выискав взглядом Гарина, подозвала:

– Жора, поди сюда!

Гарин подошел.

– Тебя вызывают в райком, завтра к пяти вечера, – в полголоса сказала главная комсомолка школы. – Пойдем ко мне, распишешься, что я тебя проинформировала.

Гарин хотел отбрыкаться, сославшись, что в пять у него секция, но в последний момент сказал:

– Я на музыку еду к пяти. Это что-то очень важное? Зачем? Я что-то сделал?

– Очень важное, – ответила секретарь.– Даже очень-очень! Музыка может подождать. Не вздумай не поехать!

– Ну, ладно, – нехотя согласился Гарин, – я схожу.

– Уж, пожалуйста! – не удержалась от ехидства «комсомольская богиня», закрывая «журнал выполненных поручений».

В райкоме ему откровенно предложили подать документы в спецшколу КГБ сразу после окончания десятилетки. Рекомендация от первичной комсомольской организации вот, уже есть.

Гарин вспомнил, что дед ему внушал: «Научись говорить «нет»! Гарин тогда не понимал его. И вдруг именно сейчас понял, как нужно и важно научиться отказывать». Но так отказать, чтобы это не прозвучало оскорбительно для собеседников.

– Я уже выбрал профессию, – твердо сказал он, – я не считаю себя достойным и способным для такой работы.

И вербовщик комитета совершил роковую ошибку, позволив вмешаться присутствующему при беседе второму секретарю райкома, который настроился произнести сакраментальную, но пафосную фразу: «Поздравляю вас, товарищ, с высоким оказанным доверием, надеюсь, что вы достойно выучишься и будешь нести службу в рядах защитников родины»!

Жоре второй секретарь напомнил Хлебовводова из «Сказки о тройке» в самиздате, как обычно найденном на столе у мамы.

– Да, кто вы такой? Не считает он! – фыркнул рассердившийся секретарь, которому Гарин сломал подготовленный стереотип и удовольствие от ощущения своей значимости, – Есть кому и без вас, чтобы считать, достоин ты или нет? Ты должен гордиться, что выбор пал на тебя. Родина нуждается в твоих способностях! А Комсомол и партия тебя рекомендуют, ты что, против мнения нашей организации, против выбора партии? Мы тебя рекомендовали. А мы не можем ошибаться!

Жора опустил голову и молчал. Кто знал его, тот мог бы понять, что парень в бешенстве.

Вербовщик понял провал. Он даже не стал спорить с Гариным, который опустив голову, тихо, сквозь сжатые зубы, произнес:

– В любой организации работают люди. Мне очень лестно, что ваш выбор пал на меня, и я горжусь, но я повторяю: я уже выбрал для себя медицину и не считаю возможным подводить ни вас, ни Комсомол, ни Родину. Я уверен, что вы найдете на это место более достойного человека, который будет лучше соответствовать всем параметрам, в отличие от меня. Я же надеюсь послужить Родине в качестве врача. Еще раз – спасибо за доверие.

Второй секретарь хотел уже наорать на строптивого комсомольца и пригрозить ему разными карами, от выговора с занесением до изгнания из ВЛКСМ, но вербовщик встал, протянул руку Гарину и сказал:

– Спасибо, Георгий Александрович, за честность и прямоту. Я не буду настаивать, раз ваше сердце лежит к другому делу, но советую еще раз подумать. Вот телефон, если вдруг передумаете, позвоните. Мне кажется, что вы все-таки ошибаетесь в самооценке. О нашей беседе прошу никому не рассказывать. Никому. Если же вас будут спрашивать, зачем вызывали в райком, придумайте, что сказать. Тут ваша фантазия не ограничена. Пообещайте сейчас, что вы сохраните эту встречу в тайне. Помните, что эта тайна не моя и не ваша, а государственная, как все, что тут говорилось.

Скрепя сердце, что его вынуждают врать, Жора произнес:

– Обещаю.

Закрыв за собой дверь кабинета, Гарин услышал его неожиданно резкий металлический голос, совсем не вязавшийся с мягким, почти отеческим тоном до того, как Гарин вышел:

– Я прошу вас никогда не вмешиваться в беседу! Вы только что запороли, сорвали мне вербовку очень ценного вероятного сотрудника. Я вынужден буду подать рапорт вашему руководству!

Самооценка несостоявшегося «сотрудника» взлетела до небес, и он помчался к дому, чтобы схватив сумку с кимоно, успеть на тренировку.

Единственный человек, которому Гарин решился рассказать о разговоре в райкоме – дед.

Рудольф покачал головой.

– Ты нарушил обещание.

– Но, это же ты, дед, – сказал Гарин.– Тебе можно.

– Никому, значит, никому. Даже мне. Запомни это. Откровенность может дорого стоить, Жорик. Понимаешь? Репутация долго зарабатывается, но обрушиться может в один момент из-за недооценки важности своих слов и поступков. Ты помнишь, что сказал Атос Д′Артаньяну, когда тот гордо рассказал, как он отказал кардиналу Ришелье перейти к нему на службу?

Гарин, читавший «Три мушкетера» еще в пятом классе, конечно, не мог сразу вспомнить, а дед процитировал по памяти на английском:

«Когда друзья вернулись в квартиру Атоса, Арамис и Портос спросили о причинах этого странного свидания, но д′Артаньян сказал им только, что Ришелье предложил ему вступить в его гвардию в чине лейтенанта и, что он отказался.

– И правильно сделали! – в один голос вскричали Портос и Арамис.

Атос глубоко задумался и ничего не ответил. Однако, когда они остались вдвоем, он сказал другу:

– Вы сделали то, что должны были сделать, д′Артаньян, но, быть может, вы совершили ошибку».

– Дед, ты считаешь, я должен был согласиться? – удивился Гарин.

– Я не знаю, – задумчиво ответил Рудольф, – меня трижды вербовали, до войны два раза и после войны один раз. Но, то было другое, и я сумел их убедить в ошибочности такого выбора. К тому моменту я был уже слишком известен в профессии, для перехода на нелегальную работу, понимаешь? А в просьбах, выполнить то или иное поручение, я никогда не отказывал. Ты – школьник. Тебе исчезнуть для своего круга общения проще чем кому бы то ни было. Но скажу честно, мне жаль потерять тебя на годы. А это было бы неизбежно. Мне и так осталось недолго коптить небо.

Гарин обнял деда.

– Я прошу тебя, не надо себя хоронить.

– И не думал, – усмехнулся в рыжие усы Рудольф, – просто мне восемьдесят два уже, а вечно никто не живет. Нужно трезво оценивать ситуацию. Но я не спешу бросить тебя. Потому и веду себя, как эгоистичный старик. Я рад, что ты им отказал. Я рад, что ты выбрал медицину. Кстати, родители об этом знают?

Гарин мотнул головой «Нет».

– Я им еще не говорил.

– Думаю, сейчас самое время.

Разговор состоялся. Мама к выбору сына отнеслась весьма благосклонно, свой врач в семье – это всегда хорошо.

Но отец, мечтавший о продолжении династии адвокатов Гариных, коим сам был уже в четвертом поколении, расстроился.

Жора переоценил свои силы, золотой медали не получил, на вступительных получил две четверки и недобирал полбала во все москоские медицинские вузы. Отец подсказал, что кроме московских, есть мединстуты во всех, окружающих Москву областных центрах: Калинине, Рязане, Туле, Калуге, Ярославле – подай туда, где-нибудь возьмут, а потом курсе на третьем – переведешься. \

– Учитывая твои способности, проблем с переводом быть не должно, – сказал отец.

Так все и получилось. Сдав сессию за третий курс в Калининском институте, Жора забрал документы и поехал по Московским вузам. Ближе всех по расположению оказался Стоматологический имени Н.А. Семашко. Декан просмотрел зачетку Гарина и сказал:

– Возьмем, но надо будет еще раз отучиться на третьем курсе или перезачесть на всех кафедрах. Придется походить. Готовы?

Жора был готов. Хоть ему перезачли без споров, он не без удовольствия отходил на лекции еще раз. Все свободное время посвятив карате и поездкам в военную часть – тренироваться в стрельбе.

В день получения диплома родные Жоры накрыли стол. Отмечали окончание учебы и рождение нового врача, как сказал дед.

Дед Рудольф умер. Врач скорой, успокоил Жору, отведя его от трупа.

– Все, коллега, все. Вы уже ничего не сможете. Дайте его паспорт. Вот это номер наряда нашего вызова. Сейчас мы его перенесем в комнату, подвяжем челюсть. А вы с паспортом и нарядом завтра сходите в поликлинику и получите справку о смерти. Там же вам объяснят порядок дальнейших действий. Если хотите вскрывать, надо будет написать заявление. Мы никакого криминала в его смерти не усматриваем. А вы?

– Мы тоже, – ответил отец Гарин. – Смерть от естественных причин. Он наблюдался в поликлинике МПС. Последние годы часто жаловался на сердце.

Врач заполнил карту. Мужчины перенесли труп в комнату деда на диван.

Врач добавил, прощаясь:

– Я искренне соболезную. Вы действительно сделали все, что могли. Окно не открывайте, труп накройте простыней.

Гарины старший и младший сели к столу. Мама убрала разбитую посуду. Отец налил четыре стопки, одну накрыл черной горбушкой.

– Помянем, сын. Дед был хороший человек и прожил достойную и интересную жизнь.

Впервые в двадцать два года Жора выпил водку, но легче ему не стало.

Он ощущал шум в голове, смотрел на плывущие лица родителей и думал, что он везунчик, долго ли так еще будет? Без потерь жизни нет.

Глава 3. Родители. Как Жора искал работу.

Что и говорить, Гарину действительно повезло не только с дедом, но и с родителями.

Мария Беккер после окончания художественной академии им. С.Г. Строганова, которую так называли по привычке, ибо официально заведение называлось «Московское высшее художественно-промышленное училище», защитилась на кафедре истории искусств, получив степень кандидата искусствоведения. Докторскую диссертацию Мария Рудольфовна делать себе не торопилась, по причине замужества, но охотно писала обзоры и статьи для других, менее искушенных и менее легких на перо «искусствоведов».

Женился на ней молодой и очень перспективный адвокат Александр Георгиевич Гарин, гроза нерадивых прокуроров. Сказать наверняка, был ли какой-то расчет в этом браке, очень сложно. В те годы на это смотрели осуждающе. Была ль любовь? Однозначно – да. Мария влюбилась, Александр кажется тоже, потому что нигде и ни с кем он не дал повода усомниться в своих чувствах и верности. Спустя десятилетия можно утверждать, да – они любили друг друга.

Судьба сумела вмешаться в их отношения, решив, что детей от этого брака быть не должно.

Дело в том, что резус отрицательная Маша вышла замуж за резус-положительного Александра. Они об этом не думали, потому что о резус-факторе крови слыхом не слыхивали, пока им не открыл глаза врач-гинеколог, который именно резус-конфликтом и объяснил невозможность выносить ребенка.