– Мила! Ну, ты и… – он долго и с наслаждением высказывал своё мнение о ненормальной, которая предпочла ему полоумную бабку и кучу тварей, годных только на дешёвые воротники!

Навязчивый резкий и неприятный запах вновь напомнил о себе. Только уже понастойчивее. Ещё настойчивее он стал, когда Борис вышел из подъезда.

– Вот! Вот они! Проклятые кошки и кошатники! Вонючие твари! Стоило просто зайти и весь пррропах! – он пытался успокоиться, прийти в себя после такого поражения. Утешиться тем, что они просто ненормальные. Почему-то абсолютное отсутствие какого-либо запаха в квартире его совершенно не смутило.

– Мужчина! Осторожнее! Вы же меня испачкаете! – сердитый голос заставил его обернуться.

– Чего вам надо?

– Если вы только что вылезли из курятника, так хоть почистились бы! – дама в норковой шубке высокомерно вздёрнула нос и проплыла мимо, демонстративно отряхивая рукав.

Он только в этот момент и осознал – что-то не так. Покосился на дублёночные плечи, воротник и едва не взвыл!

– Проклятая птица! Мерзкие кошки! Бабка! Миииила!

В Москве кого только не встретишь, так что мужчина, что-то гневно вопящий, резко благоухающий великой кошачьей местью, осыпанный «пудрой» от крыльев какаду и богато украшенный потёками удобрения от него же, вызвал у прохожих только стремление обойти его подальше.

– Мало ли… Кусаться ещё начнёт…

Выражение «вишенка на торте» Борису никак не подходило, потому что рассерженная и креативно мыслящая живность постаралась на славу и устроила негодному типу целый вишнёвый торт.

Выражение «вишенка на торте» Борису никак не подходило, потому что рассерженная и креативно мыслящая живность постаралась на славу и устроила негодному типу целый вишнёвый торт.

– Сапогииии, – выл Борис, снимая левый сапог. – Сапог испооорчен! И носооок! Ааааа, и правый тоже!

Обувь чистке не подлежала… про носки и говорить нечего.

– Дублёёёёнкааааа! Ну, сверху, можно оттереть, но запах! Откуда? Рукаааавааааа?! Да как можно было в рукава-то? А какая была дублёнка!!!

Небольшим и недолгим утешением стала шапка. Почему-то кошки её пожалели и не пометили. Зато её пометил сам Борис, когда надел на удобренную Гаврилой голову.

В ванной, подвывая, шипя от омерзения и ярости, Борис выложил весь запас ругательств, которые знал. Особенно он страдал из-за того, что отчётливо понимал – в полицию с этим просто так не пойдёшь!

– И ведь как тут изложить дело и потребовать компенсации? Если бы порвали, можно было бы так и сказать, предъявить.

Он так и представил веселье сотрудников отдела полиции…

Боря разрывался между стремлением покарать негодяек, так над ним посмеявшихся, заставить их платить за испорченные вещи, за нанесённый моральный да физический ущерб и опасением попасть в дурацкое положение.

– Но деньги? Я ж только купил дублёнку! А сапоги! Отличные итальянские сапоги за пятнадцать тысяч рублей! А шапка… Ну, ладно, положим, подкладочку я замою… Неее, так оставлять нельзя! А! Знаю! Если заявление будет написано заранее и юридически-специальными выражениями, то его и примут нормально, и я деньги получу!

Его гениальная идея состояла в том, что он решил проконсультироваться, разумеется бесплатно, у своего дальнего родственника.

– Вот он мне и поможет заявление грамотно написать, так чтобы с бабки содрать за испорченные вещи, укус, ну и моральную компенсацию!

Троюродный брат Виталий трубку взял не сразу. А потом стал задавать абсолютно дурацкие, с точки зрения Бориса, вопросы:

– Не понял… Тебе чего? Заявление помочь написать юридическими словами? – Виталий хмыкнул, – Аааа, ты пострадал? Тебя пригласили в гости и что? Укусили? Кто? Девушка? Её бабушка? Аааа, собака… Понятно. Большая? Маааленькая. А что ты там такого сделал с девушкой или бабушкой? Совсем-совсем ничего? Просто так кинулась? Нет, за укус, конечно, можно потребовать компенсацию! Только если они не скажут, что собака их защищала. Конфликта же не было? Быыыл? Ну, так что ты хочешь? Самооборона на их территории.

Родственник точно знал, что Боречка ни за что в жизни ему не платил. Были уже прецеденты… Он и трубку-то брать не хотел. Но после того, как услышал продолжение, не пожалел об этом! Более того, шустро включил запись разговора и беззвучно посмеиваясь, продолжал расспросы:

– Тебе что ещё сделали? Да-ты-чёёё? Укусил кто? – Виталий весело покосился на свою жену, которая была настолько заинтригована вопросами, что уселась рядом и ловила каждый звук. – Собака тебя уже кусала.

Он прикрыл микрофон и разъяснил супруге:

– Борька звонит! Сходил в гости к девушке и его там оценили по заслугам! Теперь я не могу понять, кто его ещё укусил. Не бабка, не внучка, не Жучка. Нет, то есть собака укусила, но слабо, не до крови и вообще, она маленькая. А вот кто ещё… – он убрал руку от динамика и вслушался.

– Не понял? Кто укусил за руку и за голову? КТО? Попугай?

На некоторое время супруга Виталия выпала из реальности, обняв диванную подушку и заглушая ею рвущееся на волю веселье.

Виталий, обладая профессиональной выдержкой, сумел взять себя в руки и продолжил уточнять обстоятельства дела.

– Так, птичка, значит… Аааа, какаду! Это уже солиднее. Так. Тебя укусил, то есть клюнул какаду? И наср… Ой, то есть того… пометил? – Виталий ощущал, что ещё немного, и его выдержка даст трещину! – А куда? И туда и на дублёнку? А шапку ты сам на голову надел. Ну, логично, конечно! Куда ж её ещё… То есть ты хочешь подать заявление об укусе собаки, щипках попугая, депиляции, проведённой попугаем в районе волосистой части головы и оставлением оным попугаем в месте депиляции птичьего помёта в большом объёме? Ага. Понял. И ещё порчи верхней одежды типа «дублёнка» путём ээээ… дефекации вышеупомянутым попугаем. Ага. Многократной. Так. Я подумаю… Что? Это ещё НЕ ВСЁ? Погоди! Я так не запомню. Запишу!

Виталий, плотно зажал динамик, расхохотался, а отсмеявшись и утерев слёзы, продолжил разговор:

– Так, я тебя внимательно слушаю дальше! Бабка оскорбила словами, собака и птица действием, кто был ещё? Кошка? – Виталий сдавленно хрюкнул и погрозил пальцем жене, от смеха сползающей с подушкой на пол. – Нееет? Не кошка, а кошки? А они что сделали? Поцарапали? Кровь есть? Нет… Ну, если следов нет… Есть следы? В рукавах дублёнки и сапогах? Блин! Во дают! – это было произнесено с таким восхищением, что Борис насторожился.

– Ты что? Смеёшься? Смешно тебе? Я тебе как профессионалу звоню! А тыыыы!

– Как профессионалу ты мне должен двадцатку за прошлый раз. Да, именно, когда я тебе составлял кучу договоров и писал исковые. Это я тебе ещё по-родственному посчитал и ты, между прочим, согласился и обещал оплатить ещё два года назад, – напомнил ему Виталий. – Сейчас я тебе тоже помогу. Ладно уж. Слушай! Ты пришёл в гости к девушке. Как я понимаю, с целью знакомства с её родными, и в частности, с бабушкой. Верно?

– Да, всё именно так и было! А эта старая кошелка с деменцией развела псарню, кошарню, и этого паразита крылатого!

– Чудак-человек! Это тебе можно иск выставлять, если ты хоть что-то подобное им там сказал. Ты оскорбил пожилую женщину, когда начал указывать ей кого и как она должна держать.

– Да никого не должна! Выкинуть их всех и всё! – разъярился Борис.

Виталий продолжал, словно его и не перебивали… – Полез с хамскими замечаниями, тебя попросили уйти, ты начал оскорблять, небось, ещё и руками размахивать.

– Просто поднял руку!

– А они могут сказать, что напал, оскорбил, попытался убить попугая, и он от ужаса тебя унавозил… и кошки тоже… от страха того… А может, это был вовсе и не попугай и не их кошки, а ты где-то по чердаку лазил, осматривал его для своих риэлтерских целей и там перепугал местных кошек и голубиную стаю, вот тебя и уделали! Твоё слово против их заявлений.

Борис даже не сразу сумел выразить своё негодование. А когда уже был готов высказаться, то Виталий ловко пресёк эту попытку.

– Я тебе вот что скажу – сходи ты в полицию, сделай доброе дело! Повесели мужиков! У них работа трудная, опасная, а тут такая смехотерапия с бесплатной доставкой. И да… Не забудь про мою двадцатку!

Борис ругался долго, бегал по квартире, высказывая в пространство своё бесценное мнение о негодяях, встреченных сегодня на его жизненном пути.

Он ещё не знал, что Виталик, решивший, что раз денег он с Бори всё равно никогда не получит, так хоть морально развлечёт родню, разослал всему семейству запись разговора с Боречкой. Именно благодаря этому во многих семьях этот вечер стал значительно веселее. А кроме того, одна из его двоюродных тёток припомнила о том, что на Борином попечении находится его бабушка.

– Надо бы проведать её. Давненько мы её не навещали. А если этот… какадуборец такой нудила и крохобор, ей жить может быть очень и очень не просто!

Глава 7. Болтливый источник информации

Мила плакала. Дело само по себе обыденное и довольно-таки несложное. Тем более, что повод абсолютно законный – кому приятно узнать, что человек, в которого ты угораздилась всерьёз влюбиться, на самом деле собирался безжалостно повыкидывать из твоей жизни всех, кто тебе дорог, наплевать полностью на твои взгляды, желания, просьбы. Попросту переделать тебя от начала и до конца, руководствуясь исключительно своим мнением и желаниями.

– Бабушка, ну как же так? Ну, почемууууу? За что он так со мной?

– Милая моя, солнышко моё, такое бывает. Ты просто не сталкивалась с такими людьми. Ему просто не интересно что хотят окружающие. Он хочет загрести мир под себя. Всё, до чего сможет дотянуться.

– Как этот… кадавр в «Понедельник начинается в субботу»? – всхлипнула Мила, пытаясь хоть немного улыбнуться.

Зрелище было откровенно жалким и Елизавета Петровна, тоскуя об упущенных возможностях, невесело покосилась на кухонную скалку.

– Кошки и то душу отвели! Гаврила вот, расстарался, Фокса позабавилась слегка. А я? Ууууу, я бы его! – зрелище отделанного скалкой Бориса подразнило достойную даму и растаяло, напрочь смытое потоком слёз внучки.

– Получается, что не я ему была нужна, а это? – она махнула рукой на стену кухни, где они с бабушкой так и сидели после эпохального выдворения Бориса из квартиры.

– Я не думаю, что ему интересны люди, – осторожно ответила Елизавета, приглаживая рыжие крупные кудри внучки. – Ему интересно только то, что он может от них получить! Для себя лично.

– Какая я дура! Как же я не поняла. Почему я не увидела? – Мила никак не могла остановиться. Слёзы текли и текли, не принося никакого облегчения. – Почему он вообще решил, что может распоряжаться моей жизнью? С чего он взял, что может планировать что-то про наше имущество? – бабушка давно сказала, что двушку отдаёт Миле, но она сама никогда бы не стала что-то требовать или планировать вперёд бабушкиных решений. – Это же твоё!

– Мне вот другое интересно, а откуда он вообще взял, что у тебя что-то такое ценное для него имеется? – Елизавете Петровне, на самом деле, это было не интересно, но ей очень хотелось переключить Милу с её страданий на что-то менее болезненное.

– Я сдуру сказала, что я у бабушки живу и рассказала, что у тебя забавная квартира – двойная. Ой, я дура-то… А он ещё всё выспрашивал, сколько у меня братьев-сестёр, родных и двоюродных. Ну, про двоюродных я сказала, что есть два брата Ваня и Игорь, так он начал выяснять, по какой они линии. А мне и в голову не пришло, что это он с точки зрения, кому что достанется!

– Наивная, добрая, открытая моя девочка. Да, конечно, совсем неподготовленная к тому, что её имущество может интересовать кого-то гораздо, несоизмеримо больше, чем она сама! – думала Елизавета Петровна, когда Мила всё-таки уснула. При мысли, что тот мерзавец посмел обидеть её Милу, у бабушки хищно сощуривались глаза и сами собой сжимались кулаки. – Только вот всё равно странно. Неужели же такой расчётливый тип просто так подошёл к ней на остановке? Или кто-то ему Милу показал?