– Эй, кредиторы из Джерси берут двадцать пять, и они разобьют тебе коленные чашечки, если опоздаешь с бабками. Мы всего лишь забираем свои гарантии. – Довольный тем, что я провернул непростую сделку, и гордый своим категоричным отказом оставить одного из детей в качестве залога за наличные деньги, я подписал соглашение, пока Вигориш хищно смотрел на меня, как на барашка в твиде от Ральфа Лорена.

– Теперь у нас два дома, – проблеял я своей жене, выуживая капсулу с цианидом, которую мне дал мой бухгалтер на случай, если дела примут именно такой оборот.

– Уверена, мы сможем избавиться от этой ловушки, – успокаивала меня мисс Мако. – Возможно, понадобится еще одно снижение цены, и, скорее всего, вам придется добавить мебель в цену дома. – Представляя банкротство, наши золотые годы, которые придется прожить в картонных коробках, я снова и снова снижал стоимость. Тем временем придирчивые нытики маршировали по нашему дому, оценивая каждую паркетную доску и плинтус, прежде чем бесследно исчезнуть в различных версиях восьми миллионов историй обнаженного города^[27]. И вот однажды, когда я интересовался в ломбарде, сколько можно выручить за мой кардиостимулятор, два наших плотоядных риелтора притащили одного элегантного субъекта лет пятидесяти. Нестор Фастбэк обладал предпринимательской энергичностью Майкла Тодда^[28] и европейской привлекательностью Сесара Ромеро^[29]. Его заинтересованность в нашей квартире не вызывала сомнений, так как он несколько раз возвращался со своими архитекторами и дизайнером. Я мог слышать, как они совещаются, обсуждая демонтаж стен, установку ванных комнат, спортивного зала, винного погреба. Время от времени они поглядывали на меня, и однажды я услышал, как Фастбэк прошептал: «Невероятно, как живут некоторые люди. Какие объекты изучения для Маргарет Мид^[30]. Естественно, прежде чем просить рабочих к чему-то притронуться, я заплачу за полную дезинфекцию». Поскольку платежеспособность – лучшая черта храбрости, я позволил этой фразе проскочить, а не уничтожил троицу свои ядовитым жалом. В конце концов, Фастбэк был богат, с безупречной репутацией и уважаемый. Проще говоря, идеальный жилец. Члены совета нашего кооператива, которые обычно отсеивают претендентов с состраданием доктора Менгеле, при всем желании не смогли бы найти недостатков у этого человека, и он, вполне возможно, даже мог быть членом общества «Череп и кости», как и наш новый президент совета жильцов мистер Л. Л. Бинбэг. Остальные члены совета, обычно суровые якобиты, уж точно разомлеют под очарованием Фастбэка. Миссис Вестнайл из квартиры 10А, Атилла Вайнериб, живущая в пентхаусе, Сэм Преследующая Лошадь, наш местный Коренной Американец – все они с удовольствием примут такого соседа, как Фастбэк, чей инвестиционный портфель был битком набит «Голубыми фишками» и чьи рукописные рекомендации включали в себя заметки от Билла Гейтса и Кофи Аннана. Могу предположить, что более проницательные личности, чем Мако и Грейтвайт, заметили бы рекомендацию, гласившую: «Нестор Фастбэк – свой парень, который не пьет, не играет в кости и не гуляет с распутными девками». Подписано, Рейнгольд Нибур^[31]. Но, увы, мечты о больших комиссионных нарушили ясность их сознания… Интервью в квартире Харви Нектара, как мне объяснили, было уникальным. Началось все, по всей видимости, хорошо. Фастбэк понял, что не разрешалось держать животных, и поклялся не проводить шумных вечеринок, предпочитая жить по-монашески, из домашнего персонала только одна уборщица, Эдема. Герман Бореалис из квартиры 5D подшучивал над Фастбэком с напускной строгостью по поводу Йельского университета, поскольку Бореалис был сам из Гарварда, но по счастливой случайности оказалось, что они оба носили нижнее белье фирмы Zimmerli. Дела уже подходили к завершению на высокой ноте, когда из коридора донесся громкий шум.

Платежеспособность – лучшая черта храбрости.

«Открывайте, это ФБР!» – прогремел голос, когда таран снес дверь с петель. Фастбэк замер, когда отряд федеральных агентов ворвался внутрь. «Вот он! Взять его! – прокричал сотрудник в бронежилете. – И будьте осторожны, его разыскивают за вооруженное ограбление». Фастбэк перепрыгнул через пианино, врезался в Сэма Преследующего Лошадь, сместив прядь волос Арапахо^[32].

Правда это или нет, но говорят, что во время захвата раздались выстрелы и пара шальных пуль со свистом попала в портрет жены Харви Нектара в роли богини Геры. Только спустя шесть месяцев я продал свою квартиру семье Квакеров за сумму, которая почти покрыла проценты по быстрому займу и спасла меня от желания сброситься с моста.

Крылышки баффало, не хотите ли выйти вечерком?

Мало кто сможет вспомнить, кто такой Эрнест Хармон Хикс, но в двадцатые годы его еженедельная рубрика в «Трибуне» могла потягаться с великим Робертом Рипли^[33] в сборе и иллюстрировании «шведского стола» странностей жизни. Как ни странно, ежедневное выступление Хикса могло порадовать читателя такими непременными курьезами, как, например, «Людовик XIV не принимал ванны до семидесяти лет». В то же время «Хотите верьте, хотите нет!» Рипли могли обогатить нашу картину мира такими ценными экземплярами, как «В Техасе выпал град, внутри которого оказался карп». Эти двое вечно соперничали в гонке за большими деньгами и популярностью, и, будь они живы сегодня, с ними могли бы посоревноваться только восхитительные причудливые статейки, которые периодически появляются в The Huffington Post. На один из таких фрагментов я наткнулся в своем телефоне, пока ждал, когда шеф-повар ресторана на Бродвее уберет все следы муки с моего мясного рулета перед подачей. Начинался текст с такого заголовка: «Группа, состоящая из кур, кудахтельно крутая». Затем шло описание музыкальной группы под названием «Звезды курятника», которые выклевывали мелодии на синтезаторе. Владелец фермы, где музицировали эти пернатые хипстеры, говорил репортеру о том, что хотел придумать для своего выводка какое-то занятие. «Люди, которые держат кур, особенно зимой, – объяснил он, – ищут, чем бы птиц развлечь и не дать им заскучать». Мысль о сарае, наполненном наседками, слоняющимися без дела и страдающими от тоски, затронула меня до глубины души. И в этот момент я вспомнил Харви Гроссвайнера, у которого есть история. Отойду в сторону, пусть он сам расскажет ее ipissima verba^[34].

Непостоянство – суть жизни настоящего лицедея.

Сегодня мне позвонил мой агент Тоби Мант из «Союза тунеядцев», который с помощью комплиментов о моей гениальности пытался смягчить удар от того факта, что я не получил главную роль в фильме с Кейт Бланшетт под названием «Склеп в Парме»^[35]. «И это никак не связано с твоей шепелявостью, – уверял меня Мант, – хотя, как твой представитель, я обиделся на сравнение с Котом Сильвестром^[36]. Хорошие новости в том, что ты понравился британскому режиссеру Роялу Уоттлесу, и если он когда-то раздобудет необходимые средства на ремейк «Зверя с пятью пальцами», то он будет искренне заинтересован в твоих конечностях. Ладно, паренек, мне пора бежать. Должен быть у Дэйви Геффенса. Он переделывает свой шкаф и хочет знать, нужны ли мне картины Эль Греко, иначе он их выбросит. Чао». С этими словами он повесил трубку, оставив меня подсчитывать, сколько именно дней человек моего роста и веса сможет питаться сырными чипсами и водой из-под крана, прежде чем исчезнет с лица земли.

Непостоянство – суть жизни настоящего лицедея, и, хотя моя роль Вафли в «Дяде Ване» в прошлом месяце удостоилось приятного упоминания в журнале любителей сигар Aficionado, никто не ломился ко мне в дверь с предложениями. Конечно, еще десятки лет назад, когда я отдал предпочтение музам, а не тихой работенке в отцовском грузовике в службе по уничтожению тараканов, я понял, что жизнь, зависящая от прослушиваний, скорее всего, иногда будет голодной. Именно поэтому, когда несколько недель спустя зазвонил телефон и я услышал, что голос агента Манта, обычно полный отчаяния, звучит с оптимизмом, мое сердце заколотилось.

– Наконец-то хорошие новости, – защебетал он в трубку.

– Только не говори мне, что пришел ответ от Спилберга, – предположил я, скрестив пальцы.

– Нет, Стивен все еще собирается в свой годовой отпуск за границей, чтобы консультировать парламент Израиля, – сказал он.

– Тогда что? Тот вульгарный мюзикл Дермота Кратчли получил зеленый свет?

– Нет, нет, ничего подобного. По сути, позвонил какой-то торгаш в поисках разносторонне одаренного человека для конкретного проекта. Он хотел кого-то похожего на Хью Джекмана, только более красивого и привлекательного.

– Что это за проект? – спросил я. – Фильм? Театральная постановка? Мне бы не хотелось надолго застревать в телесериале. Разве что в том мини-проекте на HBO об Эйнштейне, который провел год с группой Бэйси.

– Я не совсем уверен, в чем заключается суть, – сказал Мант. – Вообще, у меня не было времени расспросить его о деталях с глазу на глаз. Помню только, что он упоминал что-то насчет куриц.

– Куриц? – просвистел я в ответ.

– Я не могу сейчас говорить. Я опаздываю на ланч с Мерил. Она заинтригована предложением сыграть Арафата. В любом случае сходи на встречу, паренек, и ты сразу все узнаешь.

Несмотря на небольшое напряжение в области левой лопатки, которое в прошлом сигнализировало о приближении нервного срыва, на следующее утро я обнаружил себя на пути к птицеферме, которая находилась в добрых трех часах езды от Родео-драйв. Владелец, Аль Капон, мелкий яичный барон, чье состояние росло и уменьшалось с каждым новым исследованием холестерина, протянул мне свою пухлую руку и выпустил дым от сигары в мою сторону.

– Значит, вы и есть Гроссвайнер, – сказал он, осматривая меня с ног до головы.

– С утра вроде был он, – ответил я добродушно в попытке растопить между нами лед и смягчить его кислую физиономию, но, судя по всему, мое замечание пролетело мимо, как баллистическая ракета «Скад».

– Это не вас я видел по телевизору, продающего терки для моркови? – спросил он, продолжая допрашивать меня, как декабриста в царской полиции.

– Моя жизнь – комедия и трагедия, – с энтузиазмом произнес я, чувствуя, как он играет в кошки-мышки и притворяется, что не знает о моих заслугах, чтобы поставить себя в более сильную переговорную позицию. – Будучи непревзойденным актером, я играл Шекспира и греческие трагедии, Пинтера, конечно же. Я – человек-оркестр. Поговаривают, что я могу хорошо петь, и хоть я и не Фред Астер, но могу исполнить веселую чечетку. Учился в актерской студии. И я провел кучу вечеринок на бар-мицву, когда нужно было оплачивать аренду квартиры. К тому же я могу исполнить моноспектакль по пьесам Ноэла Кауарда.

– Итак, курицы, – сказал он. – Вы ладите с курицами?

– Да, мой агент, Тоби Мант, упоминал что-то насчет них. Он был не совсем уверен по поводу контекста.

– Мне нужен тот, кто будет развлекать куриц, – сказал Капон.

– Ага, ага, – закивал я. – И под развлечением вы имеете в виду…

– Видите ли, обычный человек не понимает, что курицы довольно легко начинают скучать. Особенно в зимние месяцы.

– Я-я сам не знал этого факта, – сказал я, запинаясь.

– Им необходимо отвлекаться, иначе они не будут нести яйца, а яйца – причина, по которой я вожу «Ламборгини». В общем, мне нужен тот, кто будет их веселить. Чтобы эти несушки продолжали чеканить драгоценные яйца. За все про все пятьсот сотен в неделю. Ты в деле, дубина?

Я – человек-оркестр. Поговаривают, что я могу хорошо петь, и хоть я и не Фред Астер, но могу исполнить веселую чечетку.