Итак, в начале XVIII века были заложены важнейшие принципы развития практик наказания и исправления. Идеи, заложенные Петром, были воплощены в реальность Екатериной Второй, приказавшей учреждение работных (для «хороших» нищих) и смирительных домов, цухтгаузов (для бедных «от праздности»)¹⁷⁹. По «Уставу о благочинии» (1779–1781) работные дома должны были предотвращать подданных от «продерзостей», которым они предаются в отсутствие регулярной работы. Цухтгауз, смирительный дом, назначался за пьянство, ругательства, «непотребство» (проституция, блуд) и «праздношатание». Мораль и нравственность должны были стать предметом забот именно светского, полицейского аппарата. Дискурс «просвященной монархини» соединил в себе возвращение к петровскому идеалу «регулярных» (и регулируемых) подданных и усилил протестантский образ труда как общественно полезного и благочестивого дела.

Еще один интересный момент возвращения Екатерины II к петровским нововведениям можно увидеть в возрождении практики публичного покаяния. Не единственным, но самым известным случаем является кейс убийц Жуковых¹⁸⁰, и фигура титулярного советника Георгия Теплова, составившего вместе с императрицей хореографию ритуала, здесь совершенно не случайна: Теплов был учеником Феофана Прокоповича. Обращаясь к петровским нововведениям, Екатерина не только демонстрировала свою преемственность (Петр Первый – Екатерина Вторая), но и обращалась к знакомым ей практикам Kirchenzucht, церковного дисциплинирования, распространенным в протестантских землях. Монастыри в России раннего Нового времени следует рассматривать как комбинированные учреждения как в контексте трансфера знаний с Запада, так и в контексте Реформации.

СОКРАЩЕНИЯ

РГИА – Российский государственный исторический архив.

ОДДС – Описание документов и дел, хранящихся в Архиве Священного синода.

РГАДА – Российский государственный архив древних актов.

ОР РНБ – Отдел рукописей Российской национальной библиотеки.

ОПИ ГИМ – Отдел письменных источников Государственный исторический музей.

БИБЛИОГРАФИЯ

Абрашкевич 1904 – Абрашкевич М. М. Прелюбодеяние с точки зрения уголовного права. Историко-догматическое исследование. Одесса, 1904.

Верховской 1916 – Верховской П. Учреждение Духовной Коллегии и Духовный Регламент. Т. 2: Материалы. Ростов-на-Дону, 1916.

Гольцев 1896 – Гольцев В. Законодательство и нравы в России XVIII века. СПб., 1896.

Дневник камер-юнкера Фридриха-Вильгельма Берхгольца 1721–1725 // Неистовый реформатор. Сост. А. Либерман, В. Наумов. М.: Фонд Сергея Дубова, 2000. С. 105–460.

Козлова 2010 – Козлова Н. В. Люди дряхлые, больные, убогие в Москве XVIII века. М.: РОССПЭН, 2010.

Лавринович 2007 – Лавринович М. Б. Столичные нищие и формы социального контроля в России 18 века // Eighteenth-Century Russia: Society, Culture, Economy, eds. Roger Bartlett & Gabriela Lehmann-Carli. Berlin: Lit Verlag, 2007. С. 403–416.

Марасинова 2017 – Марасинова Е. «Закон» и «гражданин» в России второй половины XVIII века. Очерки общественного сознания. М.: Новое литературное обозрение, 2017.

Махотина 2019 – Махотина К. Меланхолия приходит в Россию. Монастыри как долгаузы в России в 18 веке // Vivliofika: E-Journal of Eightteenth-Centuary Russian Studies. 2019. Vol. 7. С. 21–46.

Милованов 1888 – Милованов И. О преступлениях и наказаниях церковных. СПб., 1888.

Парамонов 1904 – Парамонов. Законодательство Анны Иоанновны. Опыт систематического исследования. СПб., 1904.

Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания российской империи. СПб., 1890.

Попов 1904 – Попов А. Суд и наказания за преступления против веры и нравственности по русскому праву. Казань, 1904.

Православная энциклопедия. Т. 18. М., 2008.

Русский архив 1876 – Русский архив. Кн. 2: Содержание умалишенных при Екатерине Первой. 1876. С. 360.

Смагина 2013 – Смагина С. Переписка Сената, Синода и Тайной канцелярии о призрении сумасшедших в 18 веке // Печать и слово Санкт-Петербурга. 2013. 1. С. 201–208.

Суворов 1876 – Суворов Н. О церковных наказаниях. Опыт исследования по церковному праву. СПб., 1876.

Филиппов 1891 – Филиппов. Наказания по законодательству Петра Великого. М., 1891.

Чистович 1868 – Чистович И. Феофан Прокопович и его время. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1868.

Чистович 1883 – Чистович Я. А. История первых медицинских школ в России. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1883.

Шаляпин 2013 – Шаляпин С. О. Церковно-пенитенциарная система в России XV–XVIII веков. Архангельск, 2013.

Шаляпин, Плотников 2018 – Шаляпин С., Плотников А. Особенности заключения умалишенных преступников в России XVII–XVIII вв. // Вестник института. Преступление, наказание, исправление. 2018. № 2 (42). С. 27–39.

Foucault 2015 – Foucault M. Wahnsinn und Gesellschaft. Eine Geschichte des Wahns im Zeitalter der Vernunft. Frankfurt/M., 2015 (21. Auflage).

Ivanov 2020 – Ivanov A. A Spiritual Revolution: The Impact of Reformation and Enlightment in Orthodox Russia. Madison, 2020.

Kluge 1977 – Kluge D. Die Kirchenbuße als staatliches Zuchtmittel im 15.–18. Jahrhundert // Jahrbuch für Westfälische Kirchengeschichte. 1977. Bd. 170. S. 51–64.

Marasinova 2016 – Marasinova E. Punishment by Penance in 18th Century Russia. Church Practices in the Service of the Secular State // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2016. 17. 2 (Spring). Р. 305–332.

Фальк Бретшнейдер
«ОБЩИЙ ДОМ»
Многофункциональность заключения и модель «дома» в германских землях эпохи модерна

В XVII и XVIII веках во всей Европе произошли глубокие изменения в методах наказания, кульминировавшие великими философскими дебатами эпохи Просвещения, в которых на первый план выходила замена традиционных телесных и смертных наказаний. В течение долгого времени именно эта форма наказаний была в центре внимания исследователей. На самом деле, однако, процесс перехода к современной системе наказания, основанной на тюремном заключении, занял гораздо больше времени; он произошел не как быстрое изменение около 1800 года, как предполагает влиятельная книга Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы»¹⁸¹, а скорее в результате длительного периода экспериментов с различными формами наказания в зависимости от отдельных региональных контекстов.

С середины XVI века сюда входили различные учреждения для содержания заключенных. В 1555 году в лондонском замке Bridewell был основан первый европейский приют для мелких преступников, бездомных детей и проституток¹⁸².

В 1595 и 1597 годах соответственно в Амстердаме появились мужской Rasphuis и женский Spinhuis – два учреждения, которые преследовали очень похожие цели¹⁸³. А несколько лет спустя в крупных торговых городах на севере Священной Римской империи (Любек 1602, Бремен 1608/09, Гамбург 1618¹⁸⁴) были созданы первые учреждения, известные как «цухтгаузы» или «работные дома»¹⁸⁵.

Историки уже давно спорят о роли этих институтов. Для правоведов старой школы, появившейся около 1900 года, они были, прежде всего, признаком прогресса и гуманизации наказания. Роберт фон Хиппель, например, считал, что здесь родилась современная «идея реформаторства», то есть идея о том, что было бы более гуманно – и более полезно для общества – не казнить преступников и не гнать их из страны, а исправлять их через труд и молитву¹⁸⁶. С другой стороны, для марксистской социальной науки, возникшей в 1930‐х годах, распространение тюремного заключения в Европе раннего модерна отражало конъюнктуру развития населения и рынка труда. Георг Руше и Отто Кирххаймер в своем исследовании «Sozialstruktur und Strafvollzug» («Социальная структура и уголовная система») утверждали, что разрушения Тридцатилетней войны и вызванная ими нехватка рабочей силы были причиной того, что преступников больше не казнили, а приговаривали к принудительным работам¹⁸⁷. Вслед за этим социальная история 1970‐х и 1980‐х годов интерпретировала «учреждения»¹⁸⁸ как центральные места дисциплинирования, которое пронизывало все общество и было направлено на создание современного буржуазного субъекта и его добродетелей, таких как трудолюбие, порядок и чистота. В немецкоязычной научной сфере широкое распространение получили тезис Макса Вебера о рационализации Запада и основанная на нем концепция «социальной дисциплинированности» Герхарда Острайха, в то время как в других странах особое влияние оказало видение Норберта Элиаса о «цивилизационном процессе» Запада и работы Фуко¹⁸⁹. Наконец, начиная с 1990‐х годов исследования в значительной степени отказались от таких макроисторических подходов. Их интерес теперь направлен, прежде всего, на вопросы, связанные с обществом заключенных, повседневной жизнью в тюрьме, отношениями с внешним миром или – в последние годы – написанием глобальной истории лишения свободы в период раннего модерна¹⁹⁰. Кроме того, возрос интерес к пространству «учреждений»¹⁹¹.

Увеличение исследовательских вопросов открыло много новых перспектив, но также привело к тому, что некоторые подходы отошли на второй план. К ним относится роль, которую институты играли в формах социального включения и исключения в ранний современный период. Для многих предыдущих интерпретаций точкой отправления было современное буржуазное общество. Это было верно как для традиционной юридической истории, на которую сильно повлияла необходимость легитимизации современной пенитенциарной системы, так и – несмотря на все остальные различия – для «истории настоящего» Фуко¹⁹². Поэтому история тюремного заключения читалась в первую очередь как история социального контроля. Но этот вопрос можно поставить и по-другому, а именно в связи с огромной проблемой интеграции, с которой столкнулось общество раннего модерна. В силу своей во многом жесткой и глубокоиерархичной структуры она столкнулась с формами радикального социального исключения, которые затрагивали до двух третей населения, в зависимости от эпохи. Нищие, старики, больные и инвалиды, «странствующие люди» всех видов начиная с позднего Средневековья все чаще оказывались в маргинальном положении, поскольку общество было неспособно выделить им место в сословном обществе¹⁹³. Это исключение из общества измерялось, прежде всего, тем, что такие люди практически не имели доступа к ресурсам, таким как работа или собственность, которые в первую очередь определяют принадлежность¹⁹⁴. Фуко уже отмечал в своей «Истории безумия», что «великое заточение» XVII и XVIII веков преследовало цель интегрировать изгоев в структуры общества посредством труда и морального воспитания¹⁹⁵. Нидерландский историк Питер Спиренбург утверждает то же самое, указывая в своей книге «The Prison Experience» («Тюремный опыт»), впервые опубликованной в 1991 году, что ранние современные институты лишения свободы соответствовали современной модели домашнего хозяйства и воспроизводили те же патерналистско-семейные формы совместного проживания и экономической деятельности, которые формировали и общество раннего модерна в целом¹⁹⁶. Поэтому тюрьмы для него были не антиполями общества, а наоборот – институционализированными формами передачи его принципов тем, кто ранее к обществу не принадлежал.