– Всего четыре дня здесь, а ведет себя как хозяйка, – тихо заметила Максвелл, с сочувствием посмотрев на экономку.

– Англичане, что с них взять, – отозвалась миссис Макбейн. Она направилась к парадному входу, раздавая указания горничным: – Займитесь багажом. Я присоединюсь к вам, как только освобожусь. Проследите, чтобы лакеи занесли все вещи сразу в дом. Никаких перекуров. Собаки на улице, а я не желаю повторения того, что было в прошлом году! – Тогда пришлось несколько недель убирать запах мочи с любимого дорожного сундука его светлости.

Миссис Макбейн первой пришла в малую столовую. Она закрыла за собой дверь, и шум, доносившийся из оружейного зала, сразу стих. По привычке женщина обвела взглядом комнату, проверяя, все ли здесь на своих местах, затем расправила юбку и стала смотреть в окно, ожидая леди Еву. Эту комнату миссис Макбейн всегда ненавидела. Узор ковра точно воспроизводил клетку тартана, символизировавшего клан Инверкилленов, а от его расцветки у нее всегда начинала болеть голова. Несколько лет она склоняла леди Инверкиллен к тому, чтобы хозяйственные дела на предстоящую неделю они с ней обсуждали в личной гостиной хозяйки. Теперь, по-видимому, подобную кампанию придется проводить и в отношении леди Евы. Только у миссис Макбейн на этот счет было нехорошее предчувствие: она подозревала, что леди Еву убедить в чем-либо куда труднее. Экономка решила про себя подобрать другую комнату в качестве кабинета для леди Евы. Может быть, веджвудский^[6] зал подойдет.

Элис Макбейн знала себе цену. Опытная, сведущая экономка, она дослужилась бы до старшего дворецкого, если б родилась мужчиной, как нередко думала миссис Макбейн. Но, будучи женщиной, на службу в Лок-Даун она поступила горничной, однако очень быстро выбилась в старшие экономки и заведовала хозяйством в особняке уже почти пятнадцать лет. Миссис Макбейн была самой молодой из всех известных старших экономок, о чем все говорили с неким благоговением. В своей вотчине она знала буквально все и управляла ею, как адмирал – флотом.

Отойдя от окна, миссис Макбейн глянула на часы, стоявшие на камине. Прошло уже десять минут. Ей необходимо подготовить все к чаепитию и проверить наличие полотенец в бельевом шкафу. С возвращением семейства в поместье полотенца разлетались с умопомрачительной скоростью. Прошло пятнадцать минут. Где же леди Ева? День обещал быть долгим.

Миссис Макбейн открыла дверь и выглянула в оружейный зал. Там все еще было шумно. Господа снимали верхнюю одежду, отдавали распоряжения горничным. На гостевой лестнице она заметила майора. «Надо предупредить горничных, чтобы глаз с него не спускали». Майор во время своих визитов любил рыскать по дому, и после него всегда что-нибудь пропадало. Она с прошлого года не могла найти серебряные подставки для яиц в стиле эпохи Регентства^[7].

Майор Сесил Огилви-Синклер мечтал о горячей ванне. Он печально вздохнул, с тоской вспоминая свою медную ванну у себя дома, в замке Стронах. А здесь, в отчем доме, его поселили на гостевом этаже, в комнатах с дрянной ванной, в которой он с трудом умещался. «Не унывай, – сказал он себе, – это временно». В нем снова всколыхнулась давняя обида. По его скромному убеждению, он был более достоин титула лорда, нежели его старший брат Хэмиш. Поднимаясь по лестнице, Сесил вспоминал, какими они оба были в детстве. Хэмиш вечно носился по поместью босым оборванцем, дружил со слугами, причем с самыми неотесанными. Сам же Сесил, напротив, рос образцовым джентльменом – почитал семью и ценил прекрасное. Это он изучал искусство и культуру, читал книги, познавал все, что имело значение. К двенадцати годам в совершенстве освоил игру на рояле. В четырнадцать мог прочесть наизусть почти всего Байрона. И слыл ходячей энциклопедией по французским винам. Конечно, было бы более справедливо, если б титул лорда достался ему, а не его грязному оборванцу брату, для которого что Мане, что Моцарт – все одно. В конечном итоге отец определил Сесила в военные, уговорив своего старого приятеля по оружию взять его младшего сына в свой полк. И Сесил служил рьяно, получил звание майора, рассчитывая, что офицерское жалованье станет существенным дополнением к его ежемесячному содержанию, поскольку отец щедростью не отличался. Правда, аппетиты Сесила росли, и очень скоро этого дохода стало не хватать на то, чтобы обеспечивать его потребности, и тогда он пустил в ход свой единственный талант (помимо способности тратить деньги) – умение играть в карты.

Именно за карточным столом Сесил нажил свое состояние. Не потому, что успешно играл – картежник он был бестолковый, – а как раз благодаря тому, что успешно проигрался подходящему человеку. В игровом зале лорда Элсмера его представили маркизе Драйздейл, единственной дочери покойного маркиза Бертача. Чуть старше его по возрасту, полноватая, она обладала довольно заурядной внешностью, но одевалась элегантно и была гораздо богаче его отца. Сесил проиграл ей больше того, что мог себе позволить, но компенсировал проигрыш бурным романом с маркизой, который обсуждал весь Лондон. Ухаживал он за ней, разумеется, за ее же счет. Через три месяца они поженились, устроив пышную свадьбу в ее шотландских владениях – в замке Стронах. Во время светского сезона они жили в ее лондонском особняке на Риджентс-парк, лето проводили в ее французском поместье в Бордо, имели собственные дома во всех мало-мальски значимых уголках Европы. Но каждую весну Сесил возвращался в Лок-Даун, чтобы присутствовать на балу.

Он уже подходил к своей комнате, как вдруг услышал, что его зовут. Обернувшись, Сесил увидел на лестничной площадке запыхавшегося лакея.

– Прошу прощения, сэр, но вдовствующая графиня хотела бы побеседовать с вами.

– Что, прямо сейчас? – раздраженно рявкнул Сесил. Сейчас ему было не до разговоров с матерью. Держа руку на дубовых перилах, он тяжело вздохнул и стал медленно спускаться, к облегчению слуги, который не горел желанием сообщать графине, что ее просьбу отклонили.

Выйдя на улицу, Сесил увидел автомобиль матери с открытой для него дверцей.

– Мама, – произнес он устало, садясь в машину, – почему ты требуешь, чтобы к дому тебя подвозили на машине? Отсюда до тебя идти две минуты.

Драммонд-Хаус и впрямь находился совсем рядом с Лок-Дауном – на противоположной стороне круговой подъездной аллеи. Однажды Ангус, играя в теннис, при подаче забросил мяч с территории Лок-Дауна прямо в дверь бабушкиного дома. Та, конечно, не была в восторге: он разбил вазу с цветами. Столь же недостоин носить титул лорда, как и его отец, подумал Сесил. Нет справедливости на свете.

– Не пристало леди домой пешком ходить, тем более если она уже сидит в машине. Спасибо, Локридж. – Графиня позволила шоферу помочь ей выйти из автомобиля. Сесил выбрался с другой стороны.

Дом вдовствующей графини представлял собой увитый плющом красивый особняк, построенный в конце 1840-х годов, после того как пожар уничтожил Лок-Даун. Тогда в поджоге подозревали многих, но в конечном итоге вину возложили на слуг, хотя первой загорелась спальня 13-го графа. Никто не спрашивал, как там оказалась его любовница, с которой он незадолго до этого расстался.

В ту пору клан Инверкилленов был довольно многочисленным – его представители плодились как кролики, – и в Драммонд-Хаусе под спальни семейства были отданы все комнаты второго и третьего этажей, но только его светлость имел в своем личном распоряжении гардеробную и гостиную. Это вызвало скандал среди членов семейства, завершившийся уничтожением ценной вазы, которую выбросили из окна залы. Впоследствии под каждым окном высадили кустарники.

На первом этаже располагались четыре комнаты: зала, две столовые – малая (примыкающая к кухне) и большая, а также библиотека. Было тесновато, но они кое-как устроились. После того как семейство вновь перебралось в Лок-Даун, Драммонд-Хаус был предоставлен вдовствующей графине и использовался для размещения менее важных гостей, что не нравилось леди Джорджине. Ей претило принимать в своем доме второсортных посетителей, но, к счастью, Огилви-Синклеры редко устраивали приемы.

Мать с сыном устроились в зале. Леди Джорджина велела принести им чай.

– После столь долгой поездки я как выжатый лимон. Зачем мы туда ездим? Тащиться в такую даль всего на одну ночь! А хозяева они ужасные. Скажите мне, как можно не подать сырное блюдо на ужин?

Сесил пожал плечами и закурил, покручивая стоящую на каминной полке хрустальную спичечницу. Милая вещица. Интересно, она ценная?

– Итак, что ты узнал у поверенного? – осведомилась леди Джорджина, пристально глядя на сына. Ей была присуща нервирующая манера во время разговора впиваться в собеседника немигающим взглядом.

Морщась, Сесил ответил обреченным тоном:

– Боюсь, ничего хорошего. Обходного пути нет, и этот повеса из Лондона – ее законный наследник!

– То есть ничего сделать нельзя?! – воскликнула потрясенная леди Джорджина. – Совсем ничего? Нет никакой дополнительной приписки к завещанию или… ну не знаю… В романах Диккенса такое происходит постоянно. Что-то должно быть.

Супруга Сесила, маркиза, минувшей зимой внезапно скончалась. При всем своем сказочном богатстве жила она на денежное содержание, выделяемое из семейного капитала. Основное ее богатство составляли земли и объекты недвижимости, и все они были оформлены на семейный доверительный фонд. И поскольку у нее и Сесила детей не было, родовое поместье, титул и – что важнее – деньги после смерти маркизы отошли ее дальнему родственнику из Лондона. Когда завещание супруги было оглашено, для Сесила это стало ударом.

– То есть ты хочешь сказать, – продолжала леди Джорджина, – она не оставила тебе ничего, кроме замка в Оркни и небольшой денежной суммы? Какая вопиющая низость! Представь, если б твой отец вот так бы позаботился обо мне… – фыркнула она. Леди Джорджина любила поворчать. – Бедняжка Сесил. Как же ты будешь жить?

Сесил и сам пребывал в растерянности. Выделенная денежная сумма была уже фактически израсходована, а замок в Оркни лежал в руинах. Если память ему не изменяла, там были закончены всего несколько комнат. Восстановление замка в Оркни было заветной мечтой отца маркизы, но тот скончался от испанки в 1919 году, так и не успев довести до ума свой проект. Однажды Сесил предложил жене отстроить замок и использовать его как домик для рыбалки, но маркиза отмела эту идею («Зачем он нужен? Там всего пять спален!»), и никаких работ там больше не проводилось. Сесил не представлял, как ему жить в замке, да еще практически без денег. В первые дни после оглашения завещания он убеждал себя, что это какая-то нелепая шутка, ошибка. Жена должна была оставить ему что-то еще. Эндрю Лолису, семейному адвокату, он поручил от его имени навести справки, но тот ничего не выяснил, зато выставил счет за свои труды.

– Нет, больше ничего жена мне не завещала, – подтвердил Сесил. – Мне достались развалины в Оркни, а в моих домах теперь на законных основаниях живет какой-то чужак.

– Кто он вообще такой? Кто его родители? Пожалуй, надо бы с ними пообщаться, – предложила леди Джорджина, никогда не сдававшаяся без боя, если на карту была поставлена честь семьи.

– По словам Лолиса, он какой-то праправнучатый племянник, что-то в этом роде. В «Дебретте»^[8] я его не нашел. Кажется, он библиотекарь. Во всяком случае, как-то связан с книгами, если я правильно помню. На службу ходит, господи помилуй! О чем тут можно говорить!

Леди Джорджина сочувственно покачала головой. Обидно, когда тебя обходит какой-то лавочник. Приятного мало.

Сесил пальцем водил по каминной полке, глядя на свое кольцо с печаткой.

– И теперь он владеет моим состоянием. А ведь я его заслужил, мама! Хоть бы дом во Франции мне отписала! Он ведь совсем небольшой.