Поскольку мама с Джеком вчера отправились в свой «Гран-тур», я чувствовала себя крайне одинокой и опасалась депрессии. «Мне тебя не хватает, папа», – прошептала я, когда вошла в дом, чтобы перекусить, хотя и не хотела есть. Безмолвная пустота внутри была особенно тягостной. Во времена моего детства у нас дома всегда было полно народу: если не поставщики или сборщики винограда, то посетители винодельни, с которыми отец заводил душевные беседы. Помимо дегустации вин, он часто приглашал гостей остаться на обед. Дружелюбие и гостеприимство было в крови у новозеландцев, и я привыкла сидеть рядом с совершенно незнакомыми людьми за нашим большим сосновым столом у окна с видом на долину. Я не представляла, каким образом маме удавалось в любую минуту обеспечивать массу вкусной и сытной еды, но она как-то справлялась с этим, и, пока отец развлекал гостей, за столом не умолкали веселье и смех.

Мне не хватало Джека и той спокойной, позитивной энергии, которая постоянно исходила от него. Ему нравилось поддразнивать меня, но я понимала, что он всегда был моим арбитром и защитником.

Я взяла из холодильника пакет апельсинового сока и налила остатки в стакан, потом постаралась разобраться с батоном вчерашнего хлеба. Для большей съедобности я приготовила хлебные тосты, а потом начала составлять короткий список срочно необходимых закупок. Ближайший супермаркет находился в Эрроутауне, и мне предстояло отправиться туда. Хотя мама оставила в холодильнике много кастрюлек, не стоило размораживать большие пластиковые контейнеры только для себя.

Я зябко передернула плечами, отнесла список в гостиную и опустилась на старый диван перед выступом огромного камина, сложенного из серого вулканического камня, который в изобилии встречался в нашей долине. Это была одна из вещей, убедивших моих родителей, что им нужно приобрести некогда однокомнатную избушку в самой глуши. Там не было проточной воды и вообще никаких удобств. Родители любили вспоминать, как в то первое лето они с двухлетним Джеком купались в ручье между валунами за хижиной и ходили в сортир, выкопанный неподалеку. «Это было самое счастливое лето в моей жизни, – говорила мама. – А зимой стало еще лучше из-за этого камина».

Мама всегда тянулась к настоящему огню, и, как только в долине начинались первые заморозки, мы с Джеком и папой отправлялись за дровами, хорошо просохшими за месяцы после рубки. Мы складывали поленницы в нишах по обе стороны от камина, а потом мама клала растопку на каминную решетку и совершала ритуал «возжигания первого огня» от чиркнувшей спички. Начиная с того момента языки огня весело плясали в камине до тех пор, пока колокольчики и подснежники (луковицы которых мама заказывала с доставкой из Европы) не распускались под деревьями где-то между сентябрем и ноябрем – весенними месяцами в наших широтах.

«Наверное, стоит развести огонь», – подумала я, вспоминая гостеприимное сияние, приветствовавшее меня в морозные дни, когда можно было не ходить в школу. Если папа был сердцем винодельни, то мама и ее камин были сердцем нашего дома.

Я одернула себя; вообще-то я еще слишком молода, чтобы искать утешение в детских воспоминаниях. Просто я нуждаюсь в обществе. Но дело в том, что большинство моих университетских друзей либо находились за границей, радуясь последним свободным денькам перед поисками работы, либо уже работали.

Хотя у нас имелась кабельная сеть, интернет работал медленно и с перебоями. Отправка электронных писем превращалась в кошмар, и отцу часто приходилось совершать получасовую поездку в Квинстаун и пользоваться компьютером своего друга-туроператора, чтобы разбираться с почтой. Он называл нашу долину «Бригадун» в честь старого кинофильма о шотландской деревне, которая просыпается лишь на один день каждые сто лет и не меняется вместе с окружающим миром. Долина и впрямь оставалась более или менее неизменной, поэтому была не лучшим местом для карьеры начинающей певицы. Мои мечты были наполнены высотками Манхэттена, Лондона или Сиднея, где продюсеры звукозаписывающих компаний могли сделать нас с Флетчем настоящими звездами…

Звонок стационарного телефона ворвался в мои мысли, и я встала, чтобы взять трубку еще до второго звонка.

– Винодельня Макдугалов, – машинально сказала я, как привыкла с раннего детства.

– Привет, Эм-Кей, это Флетч. – Этим моим прозвищем пользовались все, кроме мамы.

– О, привет. – Мое сердце забилось быстрее. – Есть новости?

– Пока никаких. Но я подумал, что могу воспользоваться твоим предложением и ненадолго остановиться у вас. У меня есть пара дней, свободных от работы в кафе, и мне нужно выбраться из города.

«А мне нужно очутиться в городе…»

– Отлично, приезжай, когда хочешь! Я дома.

– Как насчет завтра? Я буду за рулем, так что поездка займет большую часть утра, разумеется, если выдержит «Сисси».

«Сисси» был автофургоном, в котором мы с Флетчем ездили на выступления. После двадцатилетней службы он проржавел везде, где только можно, и дымил выхлопной трубой, которую Флетч временно закрепил проволокой. Оставалось лишь надеяться, что «Сисси» переживет трехчасовую поездку из Дандина, где жил Флетч со своей семьей.

– Значит, встретимся к обеду? – спросила я.

– Да. Мне уже не терпится; ты знаешь, как я люблю ваши места. Возможно, мы посидим за фортепиано и придумаем что-нибудь новенькое.

– Наверное, – ответила я, не ощущая особых позывов к творчеству. – Пока, Флетч, увидимся завтра.

Я повесила трубку и вернулась на диван, чувствуя себя лучше от предстоящего визита Флетча: ему всегда удавалось подбадривать меня своими шутками и позитивным настроем.

Снаружи донесся крик, а потом звук свистка, которым Дуг – управляющий нашего виноградника – оповещал о своем прибытии на место. Я встала, вышла на веранду и увидела Дуга вместе с группой дородных островитян, бредущих между опустевшими виноградными лозами.

– Эй! – окликнула я. – Привет!

– Привет, Эм-Кей! – отозвался Дуг. – Я показываю ребятам, где можно начинать корчевку.

– Отлично. Добрый день, ребята! – крикнула я его подчиненным, и они помахали в ответ.

Их присутствие нарушило гнетущую тишину. И, словно солнце, выглянувшее из-за облака, вид других людей и мысль о завтрашнем дне подняли мое настроение.

2

Атлантис Женевское озеро, Швейцария Июнь 2008

– У тебя бледный вид, Майя. Ты нормально себя чувствуешь? – спросила Ма, когда вошла в кухню.

– Все в порядке, но я плохо спала ночью; все думала о сенсационной новости Георга.

– Да уж, это верно. Хочешь кофе?

– Хм, спасибо, не надо. Я бы выпила ромашкового чая, если он есть.

– Разумеется, есть, – заявила Клавдия. Ее седые волосы были собраны в обычный тугой узел, а на всегда строгом лице играла улыбка. Клавдия поставила на стол корзинку с домашними рогаликами и пирожками. – Я каждый вечер пью его перед сном.

– Привычки частенько нарушаются, – устало отозвалась Майя. – Кроме того, у меня сбились суточные ритмы после перелета.

– Ну конечно, chérie. Почему бы тебе не вернуться в постель после завтрака и не вздремнуть?

– Нет. Георг обещал вернуться, чтобы мы могли обсудить, что нам делать с… потерянной сестрой. Как думаешь, у него надежные источники?

– Понятия не имею, – вздохнула Ма.

– У него очень надежные источники, – вмешалась Клавдия. – Он бы не приехал посреди ночи, если бы не был уверен в своей информации.

– Всем доброе утро, – сказала Алли, которая присоединилась к остальным за столом. Маленький Бэр находился в переноске, притороченной к ее груди, и дремал, свесив голову набок. В одном из крошечных кулачков он сжимал прядь рыже-золотистых кудрей Алли.

– Хочешь, я возьму его и положу в кроватку? – предложила Ма.

– Нет, потому что он проснется и заревет, как только поймет, что остался один, – сказала Алли. – Ох, Майя, какая-то ты бледная.

– Я только что это сказала, – пробормотала Ма.

– Правда, все в порядке, – повторила Майя. – Кстати, Кристиан где-то здесь? – обратилась она к Клавдии.

– Да, но он собирается переправиться в Женеву на катере и привезти мне кое-какие продукты.

– Можешь вызвать его и сказать, что я собираюсь присоединиться к нему? У меня есть дела в городе, и если мы поскорее уплывем туда, то успеем вернуться до полудня, когда у нас назначена встреча с Георгом.

– Само собой. – Клавдия взяла домашний переносной телефон, чтобы позвонить Кристиану.

Ма поставила перед Алли чашку кофе.

– Мне еще нужно заняться разными мелочами, так что приятного аппетита.

– Кристиан подготовит катер через пятнадцать минут, – сказала Клавдия и повесила трубку. – А теперь мне нужно помочь Марине. – Клавдия кивнула сестрам и вышла из кухни.

– Уверена, что у тебя все в порядке? – спросила Алли, оставшись наедине с Майей.

– Не волнуйся по пустякам, прошу тебя. Может, у меня расстроился желудок после перелета. – Майя отхлебнула чаю. – Боже мой, разве не странно? Я хочу сказать, здесь все продолжается точно так же, как при папе. Но его больше нет, и пустоту ничем не скроешь.

– Я уже некоторое время нахожусь здесь и вроде бы привыкла, но да, ты права.

– Кстати, о здоровье и нездоровье. Ты изрядно похудела, Алли.

– Конечно, я похудела после родов…

– Нет, не только из-за этого. В предыдущий раз мы виделись около года назад, когда ты осталась здесь, чтобы присоединиться к Тео в яхтенных гонках «Фастнет». Тогда ты даже не была беременна.

– Вообще-то была, но не знала об этом, – заметила Алли.

– Хочешь сказать, у тебя не было никаких симптомов? Ни утренней тошноты, ничего?

– Не сразу. Если я правильно помню, это началось примерно через восемь недель. Тогда я на самом деле ужасно себя чувствовала.

– В общем, ты определенно слишком худая. Возможно, из-за нерегулярного питания.

– Когда я одна, мне просто лень готовить полноценную трапезу. Кроме того, даже если я сажусь за еду, то обычно то и дело вскакиваю из-за стола, чтобы проверить, как дела у малыша. – Алли нежно погладила щечку Бэра.

– Должно быть, очень трудно растить ребенка в одиночку?

– Да, нелегко. Конечно, у меня есть брат Том, но поскольку он помощник дирижера в Бергенском филармоническом оркестре, то мы почти не встречаемся друг с другом, разве что по воскресеньям. Кроме того, он иногда уезжает с оркестром на зарубежные гастроли. Меня беспокоит не бессонница, постоянное кормление и смена пеленок; мне просто не с кем поговорить, особенно если Бэр нездоров и я волнуюсь за него. Поэтому я так рада обществу Ма; она настоящий кладезь знаний о детях.

– Лучшая в мире бабушка, – улыбнулась Майя. – Па был бы счастлив узнать о Бэре. В самом деле чудесный малыш. Ладно, мне пора пойти наверх и подготовиться.

Когда Майя встала, Алли взяла старшую сестру за руку.

– Так здорово видеть тебя! Ты знаешь, я скучала по тебе.

– И я тоже. – Майя чмокнула Алли в макушку. – До скорой встречи.

* * *

– Алли, Майя! Георг приехал! – крикнула Ма, выйдя в полдень на главную лестницу.

Сверху донеслось приглушенное: «Сейчас придем!»

– А помните, как Па Солт купил вам старинный бронзовый рупор на Рождество? – с улыбкой спросил Георг, сопровождавший Ма из кухни на залитую солнцем веранду. Он выглядел гораздо собраннее, чем вчера ночью. Его серо-стальные волосы были гладко зачесаны назад, из нагрудного кармана безупречно сидевшего пиджака в мелкую полоску торчал уголок носового платка.

– Помню, – сказала Ма и жестом предложила Георгу устроиться под солнечным зонтом. – Впрочем, это было бесполезно, потому что девочки включали музыку на полную громкость, играли на разных инструментах либо перекрикивались друг с другом. На верхнем этаже было настоящее вавилонское столпотворение… и я обожала это. Итак, что предпочитаете выпить? У меня есть бузинная настойка Клавдии и охлаждена бутылка вашего любимого розового вина из Прованса.

– В такой прекрасный день я сначала выпью бокал летнего розового вина. Спасибо, Марина. Можно налить нам обоим?

– Ох, мне еще нужно работать…

– Полно, вы же француженка! Конечно же, бокал розового не причинит вам вреда. В сущности, я настаиваю, – добавил Георг, когда Майя и Алли вышли на веранду и присоединились к ним. – Здравствуйте, девушки. – Он встал. – Могу я предложить вам бокал розового?

– Спасибо, Георг, я немного выпью, – ответила Алли и хихикнула. – Надеюсь, это поможет Бэру крепче спать сегодня ночью.