Дэн с Владой незаметно за беседой достигли улицы Полевой – первой, что пересекала Проспект по ходу их движения (вторая – как раз Коммунальная). Влада кивнула на двухэтажку (обшарпанную, как и все соседние дома – не идущую ни в какое сравнение с помещением Россельхознадзора).

– Библиотека. Но нам не туда. Дальше, – повела Дэна. Куда? в пасть синей ядки?

В то же самое время, когда кузен с кузиной огибали справа россельхозовский барак и входили в зеленый двор, другая парочка торопилась им навстречу и тоже совершала обход – тоже справа по ходу своего движения. Т.е. означенный барак был обойден практически одномоментно, только с разных сторон. В описанных действиях присутствовала четкая синхронизация. И состав участников: там и там юноша и девушка – только разные. Судьба распорядилась, что они не столкнулись нос к носу. И не встретились родные брат с сестрой. Впрочем, даже если бы встретились, это ничего не изменило бы. Эндшпиль для всех приближался.

Настал черед перенести внимание на вторую парочку – она тоже здесь не маловажна. Русоволосая тыловка в желтом сарафане маленькой, но железной рукой тащила крепкого спутника с синей челкой до подбородка (его яркий отличительный признак). Парень шел послушно, осмеливаясь возражать лишь на словах.

– Машутка, куда мы идем? Зачем? Договорились ведь собраться на Казятау и обсудить планы. Это я понимаю. Разумно.

– Планы подождут. Можно сказать, судьба человека решается! И его дивора. Не до умствований! Спасать надо. Больше некому.

– Кого решается? И как некому, если мы идем… спасать?..

– Мою сестру. Она тоже человек. Сейчас навовсе лишится своего дивора. А это ужасно – головы без тулов… Если бы ты видел… Да знаю, знаю я! Томка – дурища твердолобая. Тупая и упрямая как баран… Почему баран? На что польстилась! Утром сегодня красилась, наряжалась, накрутила кудри как баран. Юбку специально не надела. Приготовила себя на блюде. Олигарху баранинку откушать. И пропадет как дура…

– Баран – мужского рода. Тогда уж овца… В любом случае она взрослая. Каждый решает сам. У нее своя голова на плечах – твердая и кудрявая.

– Нет у нее на плечах ничего! Видимость одна там… – кипятилась Машутка.

– Чего нет там? Кудрей? Пусть гладкая прическа…

– Головы у Томки нет. Лишилась. А мы позволили!.. Ты должен мне помочь, – переливчатый взгляд устремлен прямо на парня.

– Да я… как бы не против… Ты же не предлагаешь ничего радикального?

– Сделаешь, что я скажу, – тон безапелляционный.

– Погоди, – Иван предпринял попытку очнуться. – Куда ты меня тащишь? Имею право знать. У меня очень неприятный опыт. Теперь я прежде думаю, а потом делаю. Медленно и неудобно, но чего уж…

– Медлить нельзя! Права какие-то сочинили и тешатся ими… Вот Томка подумала, что это ее право – что хочу, то и ворочу. Захотела продаться! Да по какому праву, я спрашиваю?! – Машутка с неожиданной и поистине чудесатой силой дернула парня за руку. Он вскрикнул от боли.

– Не спрашива-а-ай! Ай-ай! Я согласен… Только одно. Я ничего поджигать не буду. Даже ради твоих распрекрасных переливчатых глаз. Уже понял, чем заканчиваются благие намерения. Столбиком. Как полыхнет!..

– Ах, столбиком? Вано! Не стой столбом. Сейчас заходим и… – у Машутки язык заплетался от ярости. – От тебя много не требуется. Никакие столбики. Оставь их себе. Заходим и действуем. Ты способен действовать решительно?

– Я? Н-наверное…

– Тоже мечтаю убедиться! что не сдрейфишь…

– Я готов. Куда идем? – Иван внутри собрался.

– Пилядь! В гостиницу, где сейчас Томка задницей крутит… Наплевать на права! Наплюем и войдем. Увидим Томку и выволочем ее оттуда – да хоть за волосы. Силушки у тебя хватит!

– Сумасшедшая! Это называется похищением. Лишение человека свободы наказывается… Короче, немало дадут. Мне еще за киоск приплюсуют. Сяду молодым, а вот выйду…

– Томке хуже придется. Навсегда в толпе голых черепов.

– Да почему голых? Пусть юбку не надела, но остальное…

– Трусишь? – Машутка взмахнула сжатыми кулачками.

– Эх, была – не была. Не страшней же, чем с башней и ворпанями.

– Рада, что до тебя дошло. Нам сюда – Машутка ткнула пальцем в двухэтажное здание с пластиковой входной группой, красными тюльпанчиками и припаркованным черным Ауди. – Бояться нечего. И некого. Ведьмы там нет. И ее приспешников. Ведьма в гнездовье спряталась, синие лепестки захлопнула, как челюсти сомкнула. Самое время для нас. Есть шанс уцелеть.

– Ты рассуждаешь, будто война. И ведьма, если не ошибаюсь, исполнительный директор вашего завода. Здесь важная фигура. Это – отвлекаясь от ваших сказок, – Иван говорил и понимал, что говорить бесполезно. Безумство заразно. Машутка – ходячая зараза.

– Отвлекайся – не отвлекайся, все равно голову откусит. Ты на Томку погляди! Прямо сейчас и поглядишь…

– Ужасно смотреть на безголовых девушек. Разве что без юбки…

– И не гляди! Не смей! У Томки жених есть. А у тебя…

– Понял. Стало еще непонятней. Вопросительный знак – столбик с загогулиной…

– Входим!!! Не стучись деликатно. Мы не просителями явились. Толкай дверь на себя!

Машуткин кавалер приказ исполнил. Точно голову потерял. Безумие, повторимся, заразно. Утылва – зона заражения. Тылки – распространители.

Точно безумство. Подкралось тихо в виде синего тумана, напахнуло кисло. Не избежать вдохнуть это синее марево. Однако Машутка настроена воинственно. Настоящая дивья девочка! Ее глаза переливаются чудно и видят ясно, не подергиваются синей дымкой наваждения. Ведьма со своими чарами бессильна. Но Варваре многое удалось в Утылве. Поработала усердно. Волшебное превращение вот прямо сейчас. Синий туман клубится по кашкукским улицам, раскачиваются и стонут тонкие ветви, крадутся рыжие звери. И громко – прям оглушительно для вздернутых нервов – стучит незакрытая форточка на втором этаже по адресу Коммунальная, 6 (бабылидиного дома). Ветер треплет забытое на веревках белье. Но это только кажется. Все призрачно, зыбко. Наваждение – это наш привычный мир.

И это еще ничего (вернее, не НИЧЕГО). Сказочно, чудесато, но можно пережить. Прибавилось нечто иное. Совершенно чуждое. Подлинное безумие хуже Варвариного – без человеческого ума и сердца, без смысла – проникало в Утылву. Когда тьма из безликих черепов в страшной древней легенде сменяется организованной массой из современных страшилок – сухих показателей ликвидности, рентабельности, оборачиваемости активов, рыночной стоимости и пр. Люди – один (далеко не самый важный – не самый ценный) показатель. И все это в совокупности решает: жить или умереть заводу и маленькому степному городку. Как так? Утылва перестанет существовать и повторит судьбу заброшенных хуторов. Тылки лишатся наследства своих предков. Прекратится род людской в Пятигорье.

Это даже не несправедливо – это бесчеловечно. Экономически обоснованно. Кривошипные ножницы ТыМЗ не выдерживают конкуренции. Значит, они не нужны. И здешние люди. Не нужно их убеждать, идеологически обрабатывать, заставлять, сажать в лагерь или в дурдом, расстреливать. Не нужно тратить время и ресурсы. Наплевать. Люди не нужны. Никакие – не хорошие и не злые (даже такой матерый злодей, как Гранит Решов). Не нужен никто. Что же дальше? НИЧЕГО.

Даже Энгру не в восторге. Он отступал от своего плана – отозвал слуг ворпаней. Клобы покинули завод, скрывшись в усадьбе в Чагино, бросили Варвару без поддержки. Это обещал Сыродь Щапову? Может быть. Обнадеживает.

****

В отсутствии топ-менеджеров ТыМЗ бразды правления захватил Поворотов. Пронырливый медвежеподобный субъект. Хотя он и не рассчитывал, и не собирался, но если такая возможность представилась, то грех не использовать. При этом Поворотов мудро осторожничал. Относительно Тамары он, очевидно, получил распоряжение раньше. Девушку никто не трогал, не возмущался ее бездействием. Ей предназначена собственная роль.

Все входящие в гостиничный вестибюль мужчины – и приезжие, и тутошние – замирали на пороге, замаслив взор. Сногсшибательная красотка на ресепшен! Лицо красиво и странно – как бы нарисовано ярким макияжем – тенями, тональником, консилером, румянами, помадой и пр. Напудренная кожа конфетно-розовая. Ресницы мохнатые от многослойной туши. Блестки на веках – это что-то! Неподвижная неестественная красота. Словно на ресепшен стояла идеальная кукла в человеческий рост.

Коварная Варварина задумка должна была исполниться! Если не удалось захомутать Утылву – тогда кортубинского олигарха. Девушка – прелестная ловушка для Генриха, обладающая помимо прочих достоинств еще и соблазном новизны (который Варвара в глазах Генриха утратила). Устоять невозможно. Однако в Пятигорье никто ни в чем не мог чувствовать уверенность – ни нормальные люди, ни тылки, ни олигархи, ни ведьмы и даже не боги. В яркую, разноцветную ткань реальности органично вплеталось наваждение. Например, если бы Энгру был уверен (начиная с того, как сотворил здешний мир и впервые прокололся – точнее прокололась Кама с влюбленной парочкой на Марае), то вмиг прекратил бы нашу историю. Но Энгру тянул и продолжал на что-то надеяться. Так ведем себя мы все, очутившись в Пятигорье – в сказке. Варвара – не исключение. И ее сейчас нигде нет.

За дорогу Генрих измучился – надо было отыскать вздорный повод для визита в здешнее захолустье, протрястись по степи, пережить покушение (больше оскорбительное – картошкой), выслушать бред начальника коммерческого отдела ТыМЗ, потерять свою охрану и лишиться чувства безопасности. Всего этого очень много даже для олигарха, не говоря уж о простом смертном. А Генрих – не бог, он человек. С глазами, ушами – с головой и чувствами. С обыкновенным телом – не гранитным. Войдя в гостиницу, Сатаров, конечно, заметил Тамару (не мог не заметить), но ограничился кратким любованием. Тем более ничего не комментировал. Оценил девичьи прелести, но сделав над собой усилие, оторвал взгляд, начал подниматься по лестнице. Поворотов сопроводил почтительным взглядом олигарха – его вид с тыла (густоволосый затылок, облаченные в итальянский костюм спину, ягодицы, ноги) и, дождавшись, когда на втором этаже скрипнула дверь, вернулся к ресепшен. Ворчливо выговорил Тамаре.

– Чего стоишь? Замерла как кукла. Могла бы улыбнуться или чегой-то сказать… Нет, лучше не говори – только улыбайся… Эй! слышишь меня? Через полчасика отнеси гостю обед. На подносе, цивильно. И со своими фокусами подожди, пока мужик поест. Что у вас наготовлено? Лариса!

– Согласно утвержденному меню, Руслан Афанасьевич, – испуганно оправдывалась Лариса Имбрякина.

Она тоже была на посту – на ресепшене. Светловолосая женщина в гостиничной форме. Коричневый халатик изящно облегал ее стройную фигуру – где надо, собирал складки и, где надо, не топорщился. Несмотря на застенчивость, что заметно сковывала Ларису, в ней ощущалось столько мягкости, неосознанного очарования. Даже грубиян Поворотов сбавлял тон при разговоре – тише и приветливей.

– Да, как водится. Салат с тигровыми креветками, томатный суп с моцареллой, язык говяжий с овощами, хреном и зеленью, расстегай с рисом и яйцом, спагетти с беконом и шампиньонами, оладьи из кабачков, пирог с яблоками и корицей, ягодный морс, чай – Лариса с запинкой читала из меню.

– Все? Этим же убить можно. У господина Сатарова второе покушение за день. Шутка. Подайте в лучшем виде. Не опозорьтесь. Пусть эта кукла поднос оттащит. Ты ей дверь придержи, подстрахуй. Сама в номер не входи – не мешайся.

– Поняла, Руслан Афанасьевич, – мелко закивала Лариса.

– Ну, то-то же! А как олигарху унесете, так и мне накройте – хоть вон в баре. Проголодался я, аж в кишках болит. Не знаю, какие у вас порции, но мне двойную. Всего по двойной!..

– Водочки? из холодильника. Или коньячку?

– На службе нельзя – решительно отклонил Поворотов. – Угораздило же барину приехать. Разыграем спектакль – и закончится он ничем. Тогда и выпьем!

– Как скажете, Руслан Афанасьевич. Только…