3 мая Наполеон попытался присоединиться к Жозефу в Бастии, но был схвачен паолистами-montagnards (горцами). Вскоре Наполеона освободили крестьяне из деревни Боконьяно, где Бонапарты владели имением, и он смог продолжить свой путь. 23 мая толпа сторонников Паоли в Аяччо разграбила дом Бонапартов, но не сожгла его, вопреки некоторым источникам. (Возможно, дом не так уж пострадал: счет за ремонт, выставленный четыре года спустя, составил всего 131 франк^{142}.) Корсиканский парламент, в котором распоряжался Паоли, объявил вне закона Бонапартов – но не тридцать их живших на острове двоюродных родственников. Летицию вновь стали чернить. О семье говорили, что она «рождена в грязи деспотизма, выпестована под присмотром и за счет любострастного паши, покойного Марбёфа, вечного позора»^{143}.

31 мая Наполеон и Саличетти (комиссар якобинского правительства на Корсике) участвовали в неудачной попытке вернуть Аяччо. На следующий день Наполеон сочинил «Записку о политическом и военном положении департамента Корсики», в котором все-таки осудил Паоли за «ненависть и жажду мести в сердце»^{144}. Это стало прощанием Наполеона с родиной. 11 июня 1793 года Бонапарты покинули Кальви на корабле «Prosélyte» и два дня спустя сошли на берег в Тулоне. Так закончилось пребывание Бонапартов на острове, длившееся почти 2¾ века^{145}. После падения якобинского режима на Корсике Саличетти также пришлось спасаться в Провансе. В конце месяца Паоли признал английского монарха Георга III корсиканским королем^[13].

Наполеон окончательно не разорвал связи с родиной, хотя с тех пор побывал на Корсике лишь однажды: в 1799 году, возвращаясь из Египта, он остановился на острове на несколько дней. Когда в октябре 1796 года Наполеон приказал захватить остров, он объявил амнистию для всех, кроме виднейших паолистов, которые в любом случае отправились бы в изгнание^{146}. Впоследствии он «с благоговением» отзывался о Паоли, умершем в 1807 году в Лондоне, но, сойдя 13 июня 1793 года на берег в Провансе, он понимал, что именно здесь, во Франции, ему предстоит строить свое будущее^{147}.

Бонапарты приехали в Тулон как политические беженцы. Сбережения Летиции и скромное жалованье Наполеона, капитана 1-го артиллерийского полка, – вот почти все, чем располагала лишившаяся кормильца семья из девяти человек. У Наполеона не было ничего, кроме его знаний и стремления содержать родных. Поселив семью в деревне Лавалет, под Тулоном, он явился в свой полк в Ницце, снова запасшись бумагами, объясняющими его отсутствие (в этот раз подписанными Саличетти). К счастью, полковнику Компаньону после казни короля и массового исхода аристократов нужны были люди. Республике остались служить лишь 14 из 80 его офицеров.

Генерал Жан дю Тей (младший брат коменданта Оксона) поручил Наполеону организовать подвоз пороха одной из революционных армий Франции – Итальянской. В середине июля Наполеона перевели в Южную армию генерала Жана-Франсуа Карто, бывшего художника. Армия готовилась осадить захваченный федералистами [контрреволюционерами] Авиньон, где находился крупный склад боеприпасов. Наполеон лично не участвовал во взятии Авиньона 25 июля, но воспользовался этим поводом, чтобы сочинить политический памфлет «Ужин в Бокере» – несомненно, важнейшую из написанных им до тех пор работ. После января 1792 года все его сочинения имели отношение либо к военному делу, либо к политике. Выспренняя риторика, столь неуместная в его юношеских опытах, зазвучала более искренне и возвышенно, когда речь зашла о грандиозных событиях, главным действующим лицом которых он вскоре стал. После 1792 года Наполеон уже не делал выписки из беллетристики: он занимался описанием пасхального происшествия в Аяччо, защитой своих поступков в сардинской экспедиции и разработкой плана отвоевания Корсики у англичан.

«Ужин в Бокере» (Бокер – деревня между Авиньоном и Арлем) – написанный в конце июля 1793 года рассказ о застольной беседе офицера из армии Карто с двумя марсельскими коммерсантами, жителем Нима и фабрикантом из Монпелье. Они рассуждают о том, что Франция в большой опасности, а потому необходимо поддержать якобинское правительство в Париже, иначе победа достанется европейским тиранам и жаждущему мести французскому дворянству. Офицер – персонаж, в котором узнается Наполеон, – чрезвычайно уверен в своем командующем («при наступлении на Авиньон численность армии составляла 4000 человек; сейчас она составляет 6000 человек; не пройдет и четырех дней, как в ней будет 10 000 человек»). Он утверждает, что в боях Карто потерял всего пять человек убитыми и четверых ранеными, и предсказывает федералистам в Марселе печальную судьбу. Наполеон не удержался и от выпада в адрес Паоли, который «разграбил и присвоил имущество самых состоятельных семей, поскольку они были привержены делу единства республики; и он объявил всех тех, кто останется в наших войсках, врагами родины»^{148}.

На страницах «Ужина в Бокере» Наполеон предстает истинным якобинцем. Он язвительно высказывается о федералистах: «Успехи ваши суть предмет забот всех известных аристократов». Сотрапезники главного персонажа подают реплики всего шесть раз, в основном чтобы получить отповедь. Наконец красноречие офицера всех убедило. На столе явилось шампанское, которое «совершенно разогнало тревоги и заботы», и сотрапезники отправились спать «лишь в два часа ночи». Когда Наполеон показал рукопись Саличетти (теперь комиссару в Провансе) и Огюстену Робеспьеру (младшему брату Максимилиана Робеспьера), те распорядились опубликовать ее за государственный счет. Наполеон доказал свою благонадежность.

24 августа Карто занял Марсель, и в городе начались массовые казни. Через четыре дня корабли адмирала Александра Худа с 15 000 английских, испанских и неаполитанских солдат вошли в порт Тулона, главной военно-морской базы Франции на Средиземном море. Их пригласили федералисты, восставшие против Конвента месяцем ранее. В ситуации, когда роялистский мятеж вспыхнул и в Лионе, а в Вандее начались волнения, когда испанская и сардинская армии действовали на юге Франции, а прусские и австрийские войска стояли у восточных границ, взятие Тулона стало задачей первостепенной важности. 7 сентября Наполеон стал майором (chef de bataillon) 2-го артиллерийского полка и на следующей неделе явился (возможно, по приказу полковника Жана-Батиста Сервони, корсиканца по происхождению) в штаб Карто в Олиуле, к северо-западу от Тулона, и представился командующему^{149}.

Одним из политических комиссаров (représentants-en-mission) при Карто оказался не кто иной, как Саличетти. Карто слабо разбирался в артиллерийском деле и искал офицера, которому после ранения полковника Доммартена и в отсутствие его заместителя майора Перье можно было бы поручить командование артиллерией правого крыла армии. Саличетти и его коллега Тома де Гаспарен убедили Карто отдать этот пост Наполеону, хотя тому было всего 24 года. Наполеон подозревал, что главной причиной этого первого карьерного успеха стало военное образование. Впоследствии он говорил, что в артиллерии недостает «людей обученных, отраслью заправляли сержанты и капралы». А он-де знал службу^{150}. На его возраст закрыли глаза: армию обескровили казни и массовая эмиграция дворян, прежде составлявших подавляющее большинство офицеров. Конечно, дело было и в том, что назначения Карто происходили под влиянием союзника Наполеона Саличетти.

Под началом Карто (человека, по донесениям Саличетти и Гаспарена в Париж, «некомпетентного») состояли 8000 солдат, занимавших возвышенности между Тулоном и Олиулем. Еще 3000 солдат генерала Жана де ла Пуапа обложили городской район Лавалет. Плана действий у Карто не было. К 9 октября Саличетти и Гаспарен добились передачи под командование Наполеона всей артиллерии. Поскольку в операции главная роль явно отводилась артиллерии, все взоры обратились на Наполеона^[14]. Вскоре Саличетти и Гаспарен доложили в Париж, что «Bonna Parte» – «единственный артиллерийский офицер, хоть сколько-нибудь знающий свое дело, и ему приходится слишком много работать»^{151}. Комиссары ошиблись в одном: Наполеон не знал, что такое «слишком много» работы. Позднее во время трехмесячной осады ему помогали два адъютанта: Огюст де Мармон и Жан-Андош Жюно. Мармон, из хорошей семьи, очень нравился Наполеону, но Жюно, бывшего батальонного квартирмейстера в департаменте Кот-д’Ор, он поистине полюбил, когда ядро обдало их обоих землей и камнями и записывавший под диктовку Жюно хладнокровно заметил, что теперь нет нужды посыпать чернила песком^{152}.

Осматривая в наши дни места, где стояли батареи Наполеона, сразу же понимаешь, какая задача перед ним стояла. Западнее большого и малого рейдов находится господствующая над обоими высота Эгийет. «Чтобы овладеть гаванью, – докладывал Наполеон военному министру Жану-Батисту-Ноэлю Бушотту, – нужно овладеть Эгийет»^{153}. Чтобы стрелять раскаленными ядрами по английским кораблям на малом рейде, было необходимо захватить форт Мюрграв (Малгрейв), названный по имени его строителя и коменданта и прозванный за свои мощные укрепления «малым Гибралтаром»^[15]. Хотя значение форта было очевидно всем, именно Наполеон разработал план его захвата. Успех у Мюрграва почти моментально изменил бы стратегическую обстановку: если английские корабли покинут тулонскую гавань, одни федералисты не смогут удержать город с 28-тысячным населением.

Наполеон с головой ушел в подготовку к штурму. Он выпросил в окрестных городах 14 пушек и 4 мортиры, а также порох, припасы и инструменты; разослал в Лион, Бриансон и Гренобль требования, чтобы Итальянская армия передала ему артиллерию, не занятую в обороне Антиба и Монако; открыл в Олиуле арсенал (с персоналом в 80 человек), чтобы лить пушки и ядра; реквизировал в Ницце, Валансе и Монпелье лошадей. Солдатам передалась его неутомимость. Умоляя, сетуя и негодуя (мало пороха, зарядные картузы неподходящего размера, артиллерийские лошади реквизированы для других нужд и так далее), Наполеон засыпал письмами министра Бушотта и однажды – через голову Карто и своих непосредственных начальников – обратился даже к Комитету общественной безопасности.

Наполеон, жалуясь другу, квартирмейстеру Шове, на «неразбериху и небрежность» и «очевидную нелепость» настоящего положения, сокрушался, что «снабжение армий всего лишь дело случая»^{154}. В характерном письме Саличетти и Гаспарену он напоминал: «Без пищи можно обойтись двадцать четыре, а если необходимо, и тридцать шесть часов, а без пороха не протянешь и трех минут»^{155}. Письма, кроме напора и энергичности, демонстрируют его внимание ко всем без исключения мелочам: от цены провианта до правил возведения частоколов. Но главной его заботой была следующая. У них имелось всего 600 милье (около 294 000 килограммов) пороха, и, если бы им не удалось достать больше, крупные операции были бы невозможны. 22 октября Наполеон написал Комитету общественной безопасности о своем «огромном беспокойстве, обусловленном недостаточным вниманием к его роду войск» и прибавил: «Мне приходится бороться с невежеством и низкими страстями, которые оно порождает»^{156}.

Прибегая к запугиванию, бахвальству, реквизициям и политическим интригам, Наполеон чрезвычайно быстро сформировал солидный артиллерийский обоз. Теперь в его распоряжении имелось литейное производство, изготавливающее боеприпасы и орудия, и мастерская, где чинили ружья. Он принудил марсельские власти доставить ему тысячи набитых песком мешков. Для этого понадобились большие способности к управлению. Свою роль сыграли и угрозы, пущенные в ход офицером-якобинцем в период террора. К концу осады Наполеон командовал почти сотней пушек и мортир, сведенных в одиннадцать батарей.