Я ещё раз внимательно оглядываю защитный купол. Кобыла Ни Вин не попадает под щит, однако она привязана довольно далеко, наверное, на безопасном расстоянии.

Ну что же… Отсветы заката окрашивают алыми всполохами линию горизонта, пустыню передо мной едва освещают голубые блики рунического купола. Я медленно опускаю глаза на волшебную палочку и свою покрытую линиями обручения руку. Крепче сжимаю рукоятку… горло вдруг перехватывает и вовсе не от порыва сухого ветра пустыни.

Где-то неподалёку скребёт по песку коготками зверёк, спешащий укрыться в норке.

«Молодец, поторапливайся, – мысленно подгоняю я грызуна. – Лезь в норку и беги по туннелю со всех ног, прячься поглубже».

Закрыв глаза, я даю зверьку скрыться, уйти от меня как можно дальше, спастись.

Наконец, прерывисто дыша, поднимаю волшебную палочку.

С каждой секундой слова заклинания огня срываются с моего языка всё легче, будто палочка вытягивает их сама. И заклинание работает.

Ноги и низ живота сжимаются в напряжении, принимают тёплую, бурлящую силу Эртии. Ничего удивительного. Так уже случалось раньше.

Однако на этот раз сила льётся по моим магическим линиям иначе, сильнее, нетерпеливо стремясь к руке, которой я сжимаю волшебную палочку, и вдруг зажигает мои линии негасимым огнём.

Руку, которой я держу палочку, обжигает будто пламенем, и я охаю от боли, глядя на алеющую кисть руки и пальцы, слившиеся с палочкой в одно целое. В груди не остаётся ни глотка воздуха. Меня охватывает странный озноб: начинаясь снизу, от ступней, дрожь медленно поднимается выше, и мне остаётся только в панике ждать, что же будет. Я совершенно беззащитна перед мощным потоком энергии, который льётся сквозь меня. Эту силу мне не остановить. Дрожа с головы до ног, я сдаюсь на милость Эртии и её непредсказуемой магии.

Из-под земли вырывается ещё один поток силы, и я вскрикиваю: магия наполняет моё тело, устремляясь к выходу – к волшебной палочке.

Из кончика палочки с рёвом вырывается пламя, и не один, а несколько потоков веером расходятся по пустыне, огненным чудовищем пожирая всё до последнего живого растения. А я во власти невообразимой силы думаю лишь о том, чтобы удержаться на ногах.

Море огня заливает бескрайние пески, пламя собирается в сгустки, взрываясь и уничтожая на своём пути всё живое.

Огонь ревёт и вдали, у самого горизонта, у далёких холмов, языки пламени вздымаются к небу, жар нарастает. Над океаном огня поднимаются чёрные столбы дыма, волны пламени вздымаются вдали и катятся назад, оставляя за собой выжженное дотла пепелище.

Я лихорадочно трясу рукой, пытаясь бросить волшебную палочку, разорвать путы страшной огненной силы, которая заявила о своих правах и живёт своей жизнью.

Из моего горла вырывается вопль.

Беспощадная связь с волшебной палочкой наконец рвётся, откуда-то находятся силы бросить смертоносный Жезл на землю. Я обессиленно валюсь навзничь, и, когда отлетевшая в сторону палочка касается земли, меня накрывает ревущее море огня, горящее небо падает на землю.

Отчаянно вопят на своём языке чародейки. Ржут перепуганные лошади. Невыносимый жар накрывает всех под аккомпанемент оглушительного рокота и воя пламени.

Зажмурившись, я всё же вижу алые отсветы огня и, задыхаясь от жара, жду, когда же обрушится страшная боль. Одежда, которую мне дали ву трин, защищает от пламени, однако на такое адское пекло рассчитана вряд ли.

Похоже, я сейчас сгорю.

В охватившей меня огненной волне я кричу, ожидая, что вот-вот расплавится плоть, обуглятся кости и от меня останется кучка пепла. Мой голос теряется в ревущем пламени, невыносимый жар треплет меня, будто тряпичную куклу.

И тогда я сдаюсь, тону в огне, как утопающий в океане, истратив все силы, уходит под воду. Жду, когда смерть обратит красное в чёрное.

Всё вокруг чернеет, и рёв пламени понемногу стихает.

Скорчившись на земле, я ощупываю себя, не открывая глаз. Поразительно – я до сих пор цела. Рядом слышится сухое потрескивание догорающих костров, во рту – горечь дыма и сажи, но прохладный ветер касается моей щеки.

Выходит, у меня всё ещё есть щёки, а на них способная чувствовать кожа.

Медленно подняв руку, я провожу кончиками пальцев по лицу – по каким-то чудом сохранившемуся лицу!

Где-то далеко в панике ржут лошади, отчаянно кричат чародейки ву трин на своём языке, и всё это кажется таким далёким, будто звон колокольчика у самого горизонта.

Открываю глаза и сажусь. Как страшно увидеть то, во что превратилась земля, страшно узнать, действительно ли я уцелела.

Передо мной расстилается чёрная, как сажа, пустыня. Даже каменные громады арок превратились в кучки пепла. На сколько хватает глаз, видны небольшие костры – яркие точки на гладкой пустой равнине. Над головой – небо, кроваво-красное, с чёрными облаками или клубами дыма.

Оцепенев, я подношу к лицу руки.

Ладони и пальцы густо вымазаны сажей, но они передо мной, и линии обручения тоже никуда не делись. С опаской оглядев себя, я облегчённо вздыхаю. Неподвластный огню мундир ву трин тоже весь в саже, однако цел. А вот походный мешок и пояс с ножнами для волшебных палочек сгорели, оставив лишь несколько тонких полосок кожи. Не видно и Белого Жезла, Жезла Легенды.

Я недоверчиво оглядываю один за другим пальцы – невероятно, но они все целы. Ни царапины.

Интересно… Рядом догорает костёр, и, повинуясь необъяснимому порыву, я касаюсь пламени пальцем. Жарко, да… Я поворачиваю палец, будто окуная его в горшочек с мёдом, но… ничего не происходит. Тогда я опускаю в огонь руку, сначала только кисть, а потом и дальше, до самого локтя. И снова ничего.

Я не горю в огне.

Откуда-то из глубин памяти выплывает воспоминание. Кажется, я начинаю что-то понимать.

Айвен. Его поцелуй.

В те минуты, когда Айвен подарил мне драконий огонь, он сделал меня невосприимчивой к человеческому пламени. Я не горю в огне… А как же чародейки ву трин? И лошади?

Стремительно обернувшись, я отыскиваю взглядом кричащих на языке ной женщин. Тёмные мундиры на месте, под синим мерцающим куполом, хотя щит быстро уменьшается в размерах и тает на глазах.

Все выжили.

Но только благодаря щиту.

А где та лошадь, кобыла Ни Вин, которой не хватило места под руническим куполом? Бедняжка погибла, на чёрном песке виднеется лишь половина её туловища.

В ужасе я возвращаюсь взглядом к чародейкам. Их щит вот-вот исчезнет. Старая безволосая ло вой, по имени Хунг Ксо, показывает на меня и коротко приказывает что-то Кам Вин – я опять ничего не понимаю, она говорит на языке ной, но судя по жесту – меня обвиняют. Разгорается жестокий спор: мнения Чи Нам,

Кам Вин, Ни Вин и Чим Дик явно разделились.

Под ледяным, полным ненависти взглядом Хунг Ксо я медленно поднимаюсь на трясущихся ногах и застываю на месте с безумно бьющимся сердцем.

Я успела выучить всего несколько слов на языке ной, однако, просто глядя на спорящих чародеек, то и дело указывающих на меня, понятно: они не знают, стоит ли рисковать и привлекать на свою сторону мою слишком сильную и разрушительную магию. Слишком ясно написан на их лицах страх…

Такой силы, как у меня, не было даже у моей бабушки, Чёрной Ведьмы.

И ву трин застали врасплох.

Они кричат друг на друга так яростно, будто оказались по разные стороны баррикад, стали врагами.

Одна из молодых чародеек, Куа Жон, внезапно отделяется от спорщиц, будто коршун, увидевший добычу, и направляется ко мне.

Удивление, с которым я наблюдаю за этим маневром, быстро сменяется страхом.

– Эллорен! – кричит Кам Вин и вместе с Ни Вин бросается в мою сторону.

Меч Кам Вин с рунами на лезвии взлетает в то мгновение, когда Куа Жон бросает в меня серебряный сюрикэн, один из многих, прикреплённых к перевязи на груди. К тому времени я уже успеваю сделать несколько шагов назад, а когда Куа Жон выбрасывает вперёд руку с сюрикэном, я инстинктивно пригибаюсь и тут же теряю равновесие.

Я падаю на землю, и серебристые лучи лишь чиркают меня сбоку по голове, тем не менее от острой боли темнеет в глазах. Меч Кам Вин, описав широкую дугу, опускается сзади на ноги Куа Жон.

Чародейка падает на колени и, запрокинув голову, вскрикивает от боли. Однако тут же находит меня полным решимости взглядом. Лихорадочно перебирая руками и ногами, я отступаю, не сводя глаз с ву трин.

Куа Жон тянется за другим сюрикэном, но подоспевшая Кам Вин бьёт её в локоть, и серебряная молния летит в сторону, в кучу тлеющих углей. Не тратя времени, Кам Вин наносит удар Куа Жон в основание черепа, и чародейка падает лицом вниз.

Чи Нам грозно впечатывает рунический посох в землю, раздаётся громкий треск, и яркая вспышка озаряет пустыню. Свет быстро меркнет, и Чи Нам выступает вперёд, окружённая бесчисленными сапфирово-синими копьями, парящими вокруг седой чародейки и направленными на Хунг Ксо с союзницами.

Кам Вин, Ни Вин и Чим Дик выхватывают серебряные сюрикэны и целятся в Хунг Ксо. Однако и Хунг Ксо с соратницами тоже не сидят без дела – у них в руках мерцают рунические мечи. Никто не хочет пускать в ход оружие, и ву трин возвращаются к бурным переговорам.

Сердце у меня стучит, как кузнечный молот, по щеке и шее течёт из раны кровь, но я не свожу глаз с ожесточённого спора – на кону моя жизнь. Исключительно из чувства самосохранения я оглядываю почерневшие пески: надо отыскать волшебную палочку. Однако ни моего Жезла, ни белёсой простенькой палочки, которую дала мне Чим Дик, нигде нет.

Бесполезно.

Даже если каким-то чудом и выяснится, что палочка не пропала в океане огня, разве мне это поможет? Что я тогда сделаю? Перебью всех ву трин: и врагов, и друзей? А заодно и лошадей? И останусь одна-одинёшенька в пустыне, где вскоре умру от голода и жажды.

Потрясающе… Самая могущественная Чёрная Ведьма Эртии не может себя защитить!

Прислушиваясь краем уха к ожесточённому спору, я поднимаю с земли увесистый булыжник – какое-никакое, а оружие. Вскоре, к моему невероятному облегчению, Хунг Ксо вместе с союзницами опускают мечи и бросают их на землю.

Чи Нам бьёт посохом о песок, и мерцающие копья в мгновение ока растворяются в воздухе. Бросив острый взгляд на Чи Нам и Кам Вин, Хунг Ксо взмахом руки указывает на меня. Две чародейки, стоящие рядом с Хунг Ксо, срываются с места и мчатся в мою сторону.

Вздрогнув, как от удара молнии, я медленно отхожу назад, одновременно поднимая руку с булыжником, однако почти сразу опускаю своё «страшное оружие». Чародейки всего лишь уносят так и не пришедшую в сознание Куа Жон. Её несут к лошадям, а я недоверчиво слежу, как те из отряда ву трин, кто, несомненно, желает мне смерти, вскакивают в сёдла и, бросив на меня полные неприкрытой ненависти взгляды, скачут прочь.

Оставшиеся четверо сходятся и снова принимаются что-то обсуждать, но гораздо тише, чем раньше.

Ни Вин явно колеблется, а Кам Вин что-то доказывает Чим Дик. Возможно, уговаривает оставить мне жизнь. Чи Нам молча слушает, опираясь на испещрённый рунами посох.

Время от времени Ни Вин оглядывается на обугленную тушу – искалеченную кобылу, которая так долго ей служила.

Бедная кобыла. Она ни в чём не виновата. Раскаяние пронзает меня будто острым копьём.

А лошадь, которую я сочла мёртвой, вдруг с хриплым ржанием поднимает голову, мотает ею из стороны в сторону, с мягких губ срываются клочья пены. В широко открытых глазах животного – ужас. Лошадь или то, что от неё осталось, извивается в агонии.

Смотреть на это нет сил.

Что-то надо делать. Невозможно просто наблюдать, как мучается живое существо. Как во сне, в бесконечном кошмаре, я медленно оглядываюсь и вдруг натыкаюсь взглядом на что-то тонкое и белое.

Мой Жезл Легенды!