Он встретит Брента на крыльце. Ему нравилось наблюдать, на чем приезжали покупатели, как они себя подавали. Один раз какой-то придурок на «Хаммере» припарковался вторым рядом прямо перед домом. Включил аварийку, как будто пиццу приехал доставить: двигатель работает, колонки разрываются. Даже радио не выключил. Тимми выставил парня с пустыми руками. Прости, приятель, тут тебе не «МакАвто».

На крыльце он и ждал. Укурки были людьми ненадежными, они могли прийти позже на несколько часов или дней, несоображающие, немытые, непонятно как одетые. Кухонный ящик Тимми был целым бюро находок, полным забытых ключей, солнцезащитных очков, наушников, зажигалок, медиаторов. Ни за одной из этих вещей никто так ни разу и не пришел.

Снаружи было тихо, не считая незнакомого зеленого «Ниссана», стоявшего через два дома вниз по улице с включенным двигателем. Тимми подкурил сигарету и стал наблюдать за обстановкой. Он следил за заведенной машиной.

В Бостоне зима не кончалась никогда. Он уже и не помнил, каково это – открывать окна, выходить на улицу без доспехов, чувствовать на коже солнечное тепло. Его отвращение к зиме было недавним новшеством, звоночком подступающего среднего возраста. Он рос на южном побережье штата и всегда был совершенно невосприимчив к холоду, а рождественские праздники вообще встречал в одной джинсовой куртке. Его испортила Флорида, потерянные годы в Тампа-Бэй, – в тот период жизни у него были явные проблемы с принятием решений. Гражданская жизнь стала потрясением для всего его существа: он походил на разлитую повсюду воду. У него больше не было сосуда для существования.

Во Флориде он в нем и не нуждался. Для всех желающих там круглый год была работа по озеленению: тропический полуостров, покрытый бермудской травой и пропитанный газонными удобрениями – почти двести тысяч квадратных километров декоративной растительности и карликовых финиковых пальм. Там, в сорокаградусной жаре еще молодой и не растерявший выправку морпеха Тимми пахал как проклятый. По ночам он спал беспробудным сном, а на рассвете вставал, чтобы снова приняться за работу. Звучит не так уж и плохо по сравнению с его нынешним положением – по уши в холодной бостонской зиме и панике из-за припаркованной через дорогу машины.

Он продавал травку уже двенадцать лет. Не то чтобы он планировал карьеру в сфере розничной торговли (или вообще какой-либо другой сфере). Как и все остальное в его жизни, это вышло случайно. Во Флориде он продал косяк-другой в качестве одолжения приятелю. Потом жена выставила его из дома, и он, вернувшись в Бостон, начал развозить пиво в фирменном грузовике. А потом его дядя, тридцать лет проработавший в грузовой компании «Стэйджхэндс», раздобыл ему профсоюзную карту.

О, «Стэйджхэндс». Лучшая работа в его жизни. Каждый раз, когда во «Флит-центре»^[9] готовился или заканчивался концерт, вызывали десять-двадцать ребят из «Стэйджхэндс». Тимми перевозил шоу Брюса Спрингстина, Боуи, Принса и U2. Хочешь выступать в Бостоне, заказывай «Стэйджхэндс». Город профсоюзов во веки веков.

Проработал он в «Стэйджхэндс» недолго: помимо него было еще много племянников и двоюродных братьев, нуждавшихся в пристройстве. «Я списан», – сказал он знакомому Полу Прютту, когда они грузили в фургоны оборудование для концерта «Аэросмит», а тот взял и предложил ему за деньги забирать посылки с почты.

– Посылки с чем? – спросил Тимми.

– Лучше не знать, – ответил Прютт.

Чтобы сильно не светиться, Тимми принял некоторые меры предосторожности. Он завел фейковый аккаунт на сайте почтовой службы на имя Брок Савадж и придумал легенду для сотрудников. Брок занимался изготовлением уникальных досок для скейтбординга, у него были покупатели и поставщики по всей стране, и пару раз в неделю последние отправляли ему небольшие, легкие посылки, упакованные в прозрачный термопластик.

Когда подходил срок прибытия, Тимми проверял трек-номер на сайте почтовой службы. Потом он караулил на парковке почтовый фургон, проверяя, нет ли поблизости полицейских. Если все было чисто, Брок Савадж молниеносным движением показывал фейковое удостоверение личности и забирал посылку. Прютт платил ему по сто баксов за коробку.

Так продолжалось почти год, до тех пор пока Пол Прютт не обвинил его в воровстве: Тимми должен был принести ему коробку в тремя фунтами куша медицинской пробы. Тимми сразу понял, что Прютт пытается его выжать, поэтому придумал для почтовой службы новую легенду. Брок рассорился со своим партнером по бизнесу, и, если кто-то попытается забрать какую-нибудь из его посылок, сотрудник должен сразу же ему позвонить.

Звонок раздался на следующий день. «Я ничего ему не отдал, – гордо сказал парень. – Если надо, могу позвонить в полицию». «Не стоит», – ответил Тимми.

Когда он открыл посылку, внутри оказалась плитка плотно спрессованных шишек вполне приемлемого качества, упакованная как приветственный подарок.

Добро пожаловать, барыга.

ПРОВОДИВ БРЕНТА С ВОСЬМУШКОЙ «ЛЕМОН ХЕЙЗ», он вышел оплатить счет за кабельное. «Комкаст» спокойно принимает наличку, если платить в отделении. По дороге домой на Вашингтон-стрит он столкнулся со своей соседкой сверху, миссис Ривера. Все руки у нее, как обычно, были заняты пакетами с покупками.

– У тебя там еще один, – сказала она. – Стоит уже полчаса.

Миссис Ривера жила наверху примерно вечно. Тимми не знал о ней ровным счетом ничего, за исключением того, что ее почтовый ящик постоянно ломился от всяких каталогов – с обувью, сумками, интерьерными украшениями, коврами, кухонной утварью, уцененными кормами для животных. Они приходили на имя Марии-Элены Домингес-Ривера – неужели это все ее имена? Существовал ли где-то мистер Ривера? (А Домингес?) Тимми понятия не имел. Периодически какой-нибудь отпрыск или внук миссис Ривера посылал ей огромную фруктовую корзину, завернутую в желтый целлофан, такую тяжелую, что она едва могла ее поднять. Тимми относил корзины наверх и оставлял у ее двери.

Дома он обнаружил на крыльце Пипку Бланшара.

– Пипка, братан, сколько ты тут уже стоишь?

Тимми окинул взглядом улицу и припаркованные по обеим сторонам машины: из десяти, а может и из пятнадцати, крыльцо просматривалось как на ладони.

Пипка Бланшар, сраный ты кретин.

– Чего не написал? – спросил Тимми.

– Я написал, – ответил Пипка.

Тимми достал телефон и вправду увидел сообщение: Это Энтони. Ты дома?

В квартире Пипка устроился на диване, а Тимми включил телевизор, нырнул за кресло и выудил из банки две жирные шишки.

– «Бэй Один» кончился. Это второй.

Пипка фирменно моргнул: сначала одним глазом, потом вторым, словно по его лицу прокатился легкий бриз. «Мне нравится «Бэй Один», – сказал он.

Тимми уже устал это слушать. Всем его покупателям нравился первый «Бэй», что должно было бы быть хорошо, но не было. Ассортимент у него был непостоянный. В торговле все зависит от цепочки поставок; в торговле ты процветаешь или загибаешься по ее прихоти.

У «Бэй Два» были плотные соцветия с семенами, за счет чего они весили чуть больше. Тимми положил на весы две толстые шишки. На электронном дисплее высветилось: 0.125 – ровно одна восьмая унции, обычный заказ Пипки. Каждые две-три недели он садился на паром в Грэнтеме и тратил по сорок минут в обе стороны, чтобы купить свой маленький пакетик травки.

Пипка Бланшар был сраный кретин, но, возможно, не по своей вине. Тимми припоминал что-то отдаленное о несчастном случае и судебных разбирательствах. Так или иначе, в какой-то момент своей жизни Пипка получил по шарам, а вот был ли он до этого смекалистее, сказать было уже невозможно.

Упаковывая траву в два пакета, Тимми, сам не зная почему, принялся рассказывать историю о придурке на внедорожнике. «Тут тебе не МакАвто».

– Я не могу позволить себе делать дела вот так, – сказал он Пипке. – У меня есть ребенок.

Пипке принялся нервно стрелять глазами из одного угла комнаты в другой, словно ожидая, что ребенок Тимми вот-вот выскочит из шкафа.

– У тебя есть ребенок?

– Во Флориде. Ему четырнадцать. – Возможно ли, что он ни разу не упоминал своего сына? Он уже забыл, что и кому рассказывал. С Пипкой они были знакомы всю жизнь, хоть и шапочно, как и все, кто когда-то рос в одном районе. Пипка до сих пор жил с матерью в Грэнтеме, в двух кварталах от дома родителей Тимми.

– Он не очень ладит с матерью. – Тимми потянулся к пульту и прибавил громкость. – Я ей говорил, отправь его сюда, если не справляешься.

Они оба уставились в телевизор. Ведущая новостей на «Эн-И-Си-Эн» смотрелась на экране как инородный объект. На всех остальных каналах репортерши выглядели как порнозвезды, а эта была такая дородная, невзрачная, как неустрашимая почтальонша, проводящая все свои дни на морозе.

Пипка достал из кармана трубку и основательно ее забил. Что ни говори, а травкой Пипка всегда делился.

ПОСЛЕ ОБЕДА ТИММИ ОТПРАВИЛСЯ В ДОРОГУ. Ему приходилось совершать такие поездки каждый месяц – чаще, чем ему хотелось бы, – но Марсель был очень категоричен относительно того, сколько товара он мог продать зараз. Поехать на север – не проблема, на самом деле Тимми это даже нравилось. Проблема была в обратной дороге – бессчетные часы на сто двадцать восьмом шоссе с несколькими килограммами запрещенного вещества четвертого класса в багажнике.

Он петлял по асфальтированным дорогам между застроенных кварталов. Кучи снега достигали колоссальных размеров. На узких боковых улочках выстроились дряхлые автомобили, контуженые ветераны дорожных войн, жертвы разваливающихся дорог и мостов. Все эти машины находились в таком дрянном состоянии, что никому бы и в голову не пришло, что они еще могут передвигаться, и все же они были повсюду: теснили друг друга на Сторру-драйв, плотным потоком осаживали мост Тобин.

Несмотря на все опасности, Тимми любил это занятие. Сам факт владения машиной подвергал его риску, ведь с ее помощью власти могли следить за ним и за его передвижениями: марка, страховка, права, техобслуживание, карточка автоматической оплаты проезда на лобовом стекле. Ему приходилось делать крюк больше десяти километров, чтобы избежать платных дорог, где на его номера будет направлено несколько камер Содружества. Ограничения скорости, двойные сплошные, штрафы за парковку, транспортный суд – если водишь машину в Массачусетсе, рано или поздно придется иметь дело с копами.

(Тут Тимми вспомнился Дэннис Линк, друг детства, с которым он выкурил свой первый косяк, а потом у того случился какой-то подростковый кризис и он по необъяснимым причинам решил стать патрульным. Теперь этот взрослый мужчина проводил дни, прячась с радаром под эстакадами и подкарауливая лихачей. Унизительный способ заработка.)

Он выехал на шоссе.

Он любил это занятие, дарящее одиночество. Пассажиры делали все только хуже: любые разговоры притупляли его удовольствие. Чего ему и правда хотелось, так это чтобы кто-нибудь ехал вместе с ним и молча участвовал в бесконечной череде принятия решений: когда посигналить, когда перестроиться, ускориться или уступить.

Его бывшая жена видела в долгих поездках прекрасную возможность поговорить, а особенно ей нравилось затевать ссоры, покуда он был в заложниках водительского сиденья.

На открытых участках дороги он всегда высматривал других таких же водителей – быстрых, но осторожных, несущихся по средней полосе и использующих левую только для обгона, как в принципе и задумал тот бог, в которого ему хотелось верить. Когда Тимми замечал такого водителя, то иногда приглашал его к диалогу. Совершив вежливый обгон, он удалялся на среднюю полосу, предлагая другому водителю (которым всегда оказывался мужчина) последовать его примеру. Так устанавливался ритм: они по очереди занимали и уступали полосу для обгона, как велосипедисты в пелотоне, – и это была лучшая беседа, которую ему доводилось вести.