Каково же было мое удивление, когда в ветклинике мне сказали, что щенок и правда породистый, именно эта самая бельгийская овчарка. Они определили примерно, что собаке месяцев семь, и выдали мне разрезанный ошейник, на котором было выгравировано имя «Освальд». Чипа не было.

Дальше ему сделали все нужные прививки и дали лекарство от глистов, а в лапу попала заноза и загноилась, так что еще и антибиотики пришлось колоть.

Провозилась я с Оськой – как стала его называть – несколько месяцев, после чего он очень окреп, вырос и правда стал похож на бельгийскую овчарку. И даже свекровь перестала шипеть и плеваться ядом, хоть Оська ее и сторонился.

Мы с ним этот год были неразлейвода, так что сейчас я удивилась, что он меня не встречает. И сильно забеспокоилась.

– Где Оська? – подступила я к свекрови. – Куда вы его дели?

Если вы думаете, что она испугалась или хотя бы отвела глаза, то вы не знаете этой женщины. О, моя свекровь не из тех, кто стесняется своих поступков и дел! Она не будет юлить и переваливать вину на других, она прямо выскажет все, что думает.

– Не ори! – Она снова была спокойна. – Не ори и не блажи!

– Где Оська? – заорала я в полный голос. – Куда ты дела мою собаку? Отравила? Усыпила?

Очень мне не понравилось выражение ее глаз. Ведь она же обещала мне, когда я ехала на встречу с мужем, клятвенно обещала, что с собакой ничего не случится! А я-то, дура, нашла кому верить!

Я даже не осознала, что трясу свекровь за плечи и едва не отрываю рукава у отвратительного плюшевого халата.

– Да отстань ты! – Она вырвалась и больно ткнула меня в грудь. – Я твою уличную шавку выгнала, тут такие дела творятся, а я буду о собаке думать!

– Врешь! Ты всегда его ненавидела! И меня нарочно отослала, чтобы его извести!

– Ага… – Внезапно она понизила голос и даже сменила тон. – Мне главное теперь – это сына спасти…

И замолчала, не добавив, что ей плевать на меня и мою собаку. А просто так она ничего не делает и не говорит, уж я-то знаю. У нее явно есть какой-то подлый план.

Через минуту я поняла, что так оно и есть, потому что услышала шум машины. Лицо у свекрови изменилось, теперь на нем проступило злорадное удовлетворение.

– Вот и они, – сказала она, – за тобой приехали.

– Что? Это вы их вызвали? – Я отшатнулась. – Но зачем?

– Затем, чтобы они тебя допросили насчет того, куда их деньги делись!

– Вы что, рехнулись? – оторопела я. – Я же про деньги понятия не имею!

– А это неважно… – усмехнулась она, – пока они тебя допрашивать будут, время и пройдет, Михаил подальше уедет…

Тут я услышала звонок, а потом стук в дверь.

– Открывайте, хозяева! – крикнул грубый мужской голос.

Я, естественно, молчала, онемев от такой подлости свекрови. Ведь ей же прекрасно известно, что это за люди и что живой они меня не выпустят, хоть ничего и не узнают. Да я бы и рада сказать, но понятия не имею, куда делись те проклятые деньги, в глаза их не видела!

– Заснули там, что ли? – В дверь теперь колотили со всей силы.

– Иду, иду! – крикнула свекровь не своим, а каким-то певучим голосом. Наверное, так пели бы черти, раскаляя сковородку. От этого голоса я очнулась и поняла, что надо бежать.

– Куда-а? – закричала свекровь, хватая меня за руку. – Куда это ты собралась? От них не убежишь…

– Пустите… – пропыхтела я, – пустите…

– Да счас! – она схватила меня за плечи и больно сжала, так что ее ногти впились в кожу. Ногти у свекрови длинные и желтые, как собачьи когти, она может ими бутылку открыть, я уж не говорю про канцелярские кнопки.

Я бешено завертелась, пытаясь вырваться, но не тут-то было. А в дверь уже колотили ногами. Я пыталась нашарить позади себя что-то тяжелое, но ничего не попадалось под руку. Свекровь перехватила меня поудобнее, совсем близко я увидела ее глаза, сверкающие злобой, и, не помня себя, вцепилась зубами ей в руку.

Зубы у меня хорошие, я их жалеть не стала, хотя свекровь везде как монолит. Что руки, что ноги, что голова у этой женщины сделаны из одного очень прочного материала.

Сначала я почувствовала отвратительный вкус пыльной плюшевой ткани, но сжала зубы изо всей силы, и вот уже ткань треснула, и свекровь заорала – видно, я дошла до нее самой. И если вы думаете, что я бросила это дело, то глубоко ошибаетесь. Я сжимала и сжимала зубы, как бульдог, пока не почувствовала во рту вкус крови. И тогда свекровь меня отпустила, а я пробежала холл, заскочила в нашу с мужем спальню и захлопнула за собой дверь.

– Куда? – Это свекровь рванула дверь, едва не схватив меня за куртку, откуда только прыть взялась. – Открой дверь!

– Ага, сейчас! – Я заклинила ручку двери стулом. – Разбежалась!

– Все равно они тебя достанут, дверь только жалко!

Ну дает! Дверь ей жалко, а невестку не жалко! Ну, ясное дело, чего меня жалеть, я ей никто и звать никак. Но я сдаваться не собираюсь, не доставлю свекрови такое удовольствие.

Ступая на цыпочках, я подошла к окну. Дом у нас двухэтажный, на втором этаже две спальни и ванная. Внизу кухня и холл, из которого выходят две комнаты – кабинет мужа и наша общая спальня.

Свекровь спит на втором этаже, а мы на первом, потому что, как я уже говорила, слышимость в наших домах хорошая, соседям и то все слышно, а тут каждую ночь свекровь за стенкой.

Я тогда сразу поставила перед мужем вопрос ребром, и в кои-то веки он со мной согласился. Так что свекровь одна на втором этаже, а во второй комнате мы планировали сделать детскую.

Действительно, это я вроде бы планировала – не сейчас, потом. Но похоже, что планы мои никогда не осуществятся. Ну и ладно, сейчас не об этом нужно думать.

На окна мы все же поставили решетки, это было еще до того, как в доме появился Оська. Хотя я ночью все равно его во двор не выпускала, несмотря на требования свекрови. Раз уж завела собаку, ворчала она, то она должна дом охранять, ночью по двору бегать, жить в будке. Ага, в будке, может, еще на цепь посадить?

Помню, тогда еле удержалась, чтобы не сказать, что хорошо бы свекровь на цепь посадить. Представила воочию, как она из будки выглядывает во дворе, и рассмеялась.

Сейчас я очень тихо растворила окно и потрясла решетку. Дело в том, что парочка винтов, крепящих решетку, держались плохо, один вообще вывалился. Просила я мужа, чтобы он укрепил, да он все собирался. Он вообще-то у меня с ленцой: чтобы заставить его что-то сделать, нужно раз пять напомнить. При том что свекровь всегда рядом, а при ней, сами понимаете, я не могла никаких мер принимать, даже голос на него повысить нельзя было.

Сейчас я осторожно выкрутила винт, потрясла решетку – и два винта выскочили сами: теперь решетку можно было сдвинуть в сторону. Отверстие небольшое, но я девушка стройная, пролезу.

Я сняла куртку и выбросила ее за окно, потом туда же отправила сумку, которая так и болталась у меня на плече. С той стороны дома доносились крики и грохот. Дверь у нас железная, так просто ее не сломать. Потом послышался голос свекрови, которая открыла им дверь.

Вот она заорала – ага, видно, сгоряча кто-то ее стукнул.

– Вам не я нужна! – орала свекровь. – Это она, там она, в комнате!

От злости я нырнула в окно рыбкой, как в воду, удачно приземлилась на четвереньки прямо в клумбу с поздними астрами. Вот не зря культивировала эту клумбу – земля мягкая пригодилась!

Как я уже говорила, парадный, так сказать, вход нашего дома выходит на улицу, а сзади у каждого дома небольшой садик, отгороженный от соседей деревянным забором. У меня в садике есть клумба и кусты, еще летом выставляем столик и стулья, чтобы пить кофе по выходным. Такое, правда, бывает редко.

Сейчас осень, стол убран в сарай, возле забора куча опавших листьев, которые я планировала убрать в выходной, но, разумеется, из-за всех этих событий ничего не сделала. Не вставая на ноги, я прислушалась. Теперь колотили в дверь нашей спальни. Задвижку, я так понимаю, они уже выбили, но стул держался крепко.

Так, пора уходить. Ползком я пересекла дворик, там, в углу забора, был ход на соседний участок. Ход этот прорыл Оська, делал он это неоднократно, сосед Викентий его за это поругивал, но сейчас он уже неделю как в отпуске, так что Оська спокойно гулял по его участку, а мне было недосуг зарыть ход обратно.

Оська – собака крупная: где он пролез, там и я пролезу. Было слышно, как дверь трещит: еще немного – и слетит с петель. Я быстро проползла под забором, втянула за собой сумку и куртку и только хотела выпрямиться, как на меня налетел кто-то, скуля и облизывая.

– Оська! – едва не вскрикнула я в полный голос. – Ты не пропал? Слава богу!

Оська рыкнул негромко что-то неодобрительное: мол, ты за кого меня принимаешь? Ясное дело, я тебя тут ждал, куда я без тебя-то побегу?..

– Осенька, – я почувствовала, как по щекам побежали слезы, – дорогой мой…

Но не время было расслабляться – эти меня тут быстро найдут. Поэтому я надела куртку, взяла Оську за ошейник и подошла к калитке. Дом Викентия смотрел темными глазницами окон, оттуда я ничего плохого не ждала. Из-за забора были слышны неясные крики: очевидно, те люди, которые пришли за мной, все еще сражались с дверью в нашу с мужем спальню.

«Бывшую…» – тут же поправилась я, хотя думать о будущем сейчас не совсем уместно.

Калитка у Викентия закрывается изнутри на большой засов, так что я открыла ее без труда и выглянула на улицу. Вроде бы никого, можно идти. Я шагнула вперед, и вдруг чья-то рука схватила меня сзади.

– Куда это ты? – прохрипел непонятно чей голос.

Не глядя, я тут же залепила в сторону голоса сумкой и вроде бы попала, потому что хватка ослабла.

Да, это явно не свекровь, ту так просто не возьмешь. Я вырвалась и повернулась. И увидела перед собой того самого мужика в грязной куртке, которого приметила на вокзале. Вот, значит, кто это такой, поняла я, не случайно он там болтался.

– Стоять! – крикнул мужик, видя, что я изготовилась бежать. – Стой, не то пристрелю!

И точно, в руках у него появился пистолет. Или что там еще… я со страху не разглядела.

– Очень медленно повернулась, – заговорил этот тип, – и пошла. Сумку бросила в мою сторону.

Но не успела я и руку поднять, как что-то огромное и темное пролетело мимо меня и бросилось на мужика – он не сумел не то что выстрелить, а даже понять, что это такое было.

Оська с размаху налетел на злодея, который угрожал его любимой хозяйке, и опрокинул его на спину. Голова мужика стукнулась об асфальт так громко – я даже подумала, что она раскололась.

Пистолет отлетел в сторону. Оська приготовился вцепиться ему в горло.

– Не смей, – тихо приказала я, – он и так уже…

Оська посмотрел на меня укоризненно, но слез с мужика. Тот лежал, закатив глаза к небу, потом едва заметно пошевелился и негромко, мучительно застонал. У меня отлегло от сердца – не хватало еще, чтобы он до смерти расшибся.

Не то чтобы мне было его жалко, но ведь тогда к делу непременно подключится полиция, а такое вовсе не входило в мои планы. Эти люди, что охотятся за мной, с полицией быстро договорятся, и я же буду крайней.

Я отбросила ногой пистолет в канаву, подхватила Оську за ошейник, и мы пустились бежать.

Я знаю все пути-дороги и ходы-выходы в этом городе. Да еще с Оськой мы изучили все тропинки и места для прогулок.

Поэтому мы тут же свернули в проулок между домом Федосеевых – у них собака маламут, эти собаки никогда не лают, – проскочили до пустыря и пошли по собачьей тропе.

А там уж вышли на параллельную улицу, прошли немного, затем свернули в переулок мимо долгостроя, пролезли через дырку в заборе и вышли к дому, в котором когда-то жили мы с мамой.

В той самой двухкомнатной квартире, которую я продала, чтобы купить дом. Предполагалось, что семейный. И вот зачем я это сделала, до сих пор не могу понять.

И задавала себе этот вопрос неоднократно за последний год, что жили мы вместе. Но ответа от самой себя так и не получила.