Варенье оказалось из сливы. Я намазала его толстым слоем на хлеб, было очень вкусно. Я съела три куска, после чего наскоро прибрала за собой. Хотела поблагодарить хозяина, но его не было видно.

Оказавшись в своей комнате, я первым делом проверила дверь.

Мои подозрения оправдались: она закрывалась изнутри на хлипкую задвижку, так что открыть ее ничего не стоит.

Но тут Оська перехватил мой взгляд и рыкнул успокоительно: мол, какая задвижка, подруга? Ведь я с тобой, а значит – мимо меня ни одна самая хитрая муха не пролетит! Да что там муха, ни одному комару я не дам самого малого шанса!

И в подтверждение этой мысли он улегся на пороге нашей комнаты.

Ну да, чего я боюсь с таким сторожем?

Тут я почувствовала, что вот-вот упаду без сил. И правда, день выдался на редкость тяжелый…

Хозяин выдал мне стопку постельного белья (к моему удивлению, оно было чистое, и хотя, естественно, неглаженое, но пахло свежестью – наверное, сохло на улице, на свежем воздухе).

Из последних сил я постелила на диване, разделась и легла…

И заснула в ту же минуту.

Мне снилась огромная полноводная река, которая медлительно, величественно, лениво катила свои желтоватые воды среди поросших тростником низких берегов.

К берегу этой реки медленно, торжественно шла странная процессия. Составлявшие ее люди были одеты в длинные развевающиеся одеяния – как они называются? Хитоны?

В центре этой процессии несколько сильных мускулистых мужчин несли золоченые носилки – точнее, паланкин, закрытый пологом из блестящей ткани.

Вот процессия остановилась.

Женщины, составлявшие большую ее часть, запели…

Они пели очень красиво, но слов я не разбирала – язык их был мне незнаком.

Паланкин поставили на берег, полог приподнялся, и на землю ступила молодая смуглая женщина с длинными, черными как ночь, тускло отсвечивающими волосами.

На голове у нее был серебряный обруч, в который был вставлен большой полупрозрачный камень неуловимого голубовато-серого лунного оттенка.

Женщина медленно двинулась к воде.

И в тот самый миг, когда она вступила в воду, над противоположным берегом реки разлилось тусклое голубоватое сияние, а затем над горизонтом показался краешек луны.

Женщина входила в воду, и с каждым ее шагом луна поднималась все выше и выше.

Вот она уже вся поднялась над рекой.

Луна была полная, более чем полная – я никогда не видела такого большого, такого яркого лунного диска.

И еще у этой луны был необыкновенный цвет.

Она была не бледно-серебристой, как обычно, но тускло багровой, как будто окровавленной…

По реке от луны побежала дрожащая, колеблющаяся дорожка – и женщина, которую принесли в паланкине, поплыла по этой дорожке навстречу луне…

Казалось, она плыла не в воде, а в лунном сиянии, постепенно растворяясь в нем…

В какой-то момент она повернула к берегу, и я увидела серебряный венец на ее голове. Камень в этом венце был теперь не серебристо-голубым, как прежде, а багровым, как будто наполненным кровью. Он вобрал в себя багровые отсветы луны…

И вдруг кто-то из свиты ночной принцессы громко вскрикнул, показав на меня рукой.

Принцесса испуганно вскрикнула, отшатнулась, серебряный обруч упал с ее головы.

Камень выпал из своей оправы, подкатился к моим ногам.

Я машинально подняла его.

И тут же все спутники принцессы гневно закричали, а несколько человек бросились ко мне…

Я побежала прочь, не глядя под ноги, не разбирая дороги.

Я бежала легко, как бывает только во сне, словно летела над землей, почти не касаясь ее ногами. Вокруг меня расступались тростники и гибкие прибрежные кусты.

Мои преследователи давно отстали от меня – куда им было угнаться за мной, такой стремительной и легконогой!

Я бежала легко и быстро, и от этого бега в моем сердце закипал восторг. Наконец я запела – запела странную песню, слов которой сама не понимала. Это была древняя песня на древнем, незнакомом языке, которая сама вырывалась из моей груди…

И эта песня прибавила мне силы и легкости, я побежала еще быстрее.

И вдруг каким-то шестым чувством я ощутила, что не все преследователи отстали от меня.

Один продолжал бежать.

Он бежал не так легко, как я, ломая кусты и маленькие деревца, вминая ступни в глинистую почву, – но он бежал так же быстро, как я. Даже быстрее – и понемногу он нагонял меня…

Я испуганно оглянулась – и увидела, что за мной по пятам несется не человек, но странное и страшное существо – получеловек, полутигр. И с каждым прыжком человеческого в нем оставалось все меньше, а тигриного – все больше…

В темноте горели его глаза – как два багровых огня… как два багровых отсвета восходящей луны…

И тут мой преследователь издал странный, щемящий вопль, в котором тоски и боли было больше, чем ярости…

И тут же я проснулась.

В первый момент я не могла понять, где нахожусь.

Какая-то незнакомая комната, старый скрипучий диван с вылезающими пружинами… Душно, пылью пахнет…

И в тишине этой комнаты еще звучал глухой отзвук вопля, который в моем сне издал человек-тигр.

Я вспомнила то удивительное и страшное существо, вспомнила багровый блеск его глаз…

И увидела совсем близко, рядом с закрытой дверью комнаты, два красноватых огня, два пылающих глаза.

Но в этих огнях не было ярости и угрозы, как в глазах человека-тигра из моего сна…

Ну да, это ведь глаза единственного близкого мне существа – глаза Оськи! Собачка моя дорогая!

Я встряхнула головой и вспомнила весь предыдущий день, поняла, что нахожусь в странном доме, принадлежащем еще более странному человеку… То есть, может, он и неплохой, вот комнату мне сдал, денег даже брать не хотел, но я же его совсем не знаю…

И тут в глубине этого дома раздались какие-то непонятные, тревожные звуки.

Я подняла голову и прислушалась.

Возле двери лежал преданный Оська. Его глаза отсвечивали в темноте тускло-багровым светом.

Он тоже поднял голову и повел ушами – видимо, услышал те странные звуки. И они ему явно не понравились – он прижал уши и тихонько заскулил. Не зарычал, не залаял, а именно заскулил – я знаю, он так делает, когда боится чего-то непонятного.

Я встала, тихонько подошла к двери, погладила Оську по голове, по загривку. Он благодарно рыкнул, успокаиваясь.

И тут в доме снова зазвучал тот же странный звук. Незнакомый, тревожный, волнующий…

Я отодвинула задвижку, тихонько открыла дверь.

Ося посмотрел на меня сочувственно и неодобрительно – мол, не ходи никуда, сиди в своей комнате! Здесь я смогу тебя защитить, а там, в этом незнакомом и опасном доме, я ничего не гарантирую…

Я снова потрепала его по загривку, тихо проговорила:

– Не беспокойся, здесь нет ничего страшного. Мне просто любопытно. Если не хочешь – не ходи со мной, подожди меня здесь.

Он возмущенно рыкнул: как ты можешь мне такое предлагать? Неужели ты думаешь, что я могу отпустить тебя одну? Такого я себе никогда не прощу!

– Ну ладно, пойдем вместе!

И правда, с Осей мне все нипочем!

И снова я услышала те же странные звуки…

Мы вышли из комнаты, оказались в коридоре. Впереди была приоткрытая дверь другой комнаты.

На полу коридора лежали светлые квадраты и прямоугольники – это отсвет луны падал через открытую дверь.

И оттуда же, из-за этой двери, снова и снова доносились те самые тревожные и странные звуки, которые позвали меня в ночь.

Я двинулась к приоткрытой двери.

Под влиянием какого-то странного заскока я старалась не наступать на освещенные лунным светом половицы, но все равно рассохшийся пол предательски громко скрипел, хоть я шла босиком.

Ося, в отличие от меня, ступал бесшумно, только чуть слышно постукивал когтями по половицам.

Мы шли удивительно долго, удивительно медленно, как будто плыли в плотной, тяжелой, неуступчивой воде, с трудом преодолевая ее сопротивление.

Наконец мы подошли к двери, заглянули в нее…

В первый момент я испуганно отшатнулась – мне показалось, что из-за этой двери на меня смотрит страшное багровое лицо, лицо жуткого монстра.

Однако, приглядевшись внимательно, я поняла, что это – всего лишь обычная луна.

Нет, не обычная!

Луна была полная и необыкновенно большая – просто огромная! Я никогда такой не видела! И она висела так низко, как будто заглядывала в окно.

На этом огромном лице четко выделялись пятна кратеров и лунных морей, как язвы на лице прокаженного.

Кроме того, луна была не тусклая серебристо-голубая, а багровая, словно налитая кровью. И этот багровый, окровавленный лик притягивал, приковывал мой взгляд…

И тут снова раздался тот прежний звук. Он шел отсюда, из этой самой комнаты…

Я с трудом оторвала взгляд от багрового лика луны и оглядела комнату.

И тут же увидела сидящего на полу человека.

Я с трудом узнала в нем хозяина дома.

Растрепанные рыжеватые волосы казались в свете багровой луны золотым нимбом, сутулая фигура налилась странной силой, лицо светилось странным сиянием.

И он негромко произносил какие-то непонятные, незнакомые слова, слова древнего языка… ритмичные, гипнотические слова – слова какого-то древнего заклинания или песнопения.

Он смотрел на лик луны и к нему обращал свое песнопение.

Но тут он, должно быть, почувствовал постороннее присутствие, напрягся, начал поворачиваться…

Я поспешно попятилась, вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь…

И тут же проснулась.

В комнате было светло, за окном пела какая-то бесхитростная деревенская птица.

Около моей кровати нетерпеливо поскуливал Оська.

Заметив, что я проснулась, он заскулил громче и легонько прихватил меня зубами за руку, потянул с кровати. Теперь скулеж его означал только одно.

– Ну ясно, тебе нужно гулять… – сообразила я. – Извини, я что-то разоспалась…

Я встала, торопливо оделась, вышла в коридор.

Тут я увидела дверь в конце этого коридора… и вспомнила, как шла к этой двери ночью, стараясь не наступать на освещенные луной половицы… и как увидела за дверью хозяина дома, который пел какое-то странное древнее песнопение…

Было ли это на самом деле или приснилось мне, как до того приснилась погоня на берегу великой реки?

Я покосилась на Осю, чтобы в его глазах найти ответ на этот вопрос, но пес не понял меня или сделал вид, что не понял. Ему было не до того.

Мы прошли по коридору в другую сторону и оказались в сенях. Дверь была открыта, стало быть, хозяин уже выходил? Или тут двери не запирают вообще, у них так принято? Это вряд ли, усомнилась я.

Мы вышли на крыльцо, прошли по тропинке, усеянной опавшими листьями, и вышли за калитку.

Я спустила Оську с поводка, и он помчался вперед, радостно взлаивая и подскакивая, как щенок. На улице встретили мы только двух котов, которые при виде Оськи предпочли юркнуть в кусты, и мрачного мужика с подбитым глазом, который прошел мимо, не взглянув на меня, чему я очень обрадовалась.

Оська свернул между домами, мы вышли к неширокому ручью, поросшему осокой и камышами. В одном месте был подход к воде, и мой красавец, разумеется, бросился туда.

– Оська, не смей! – Я представила, как он бросится в грязную холодную воду, а потом подбежит и станет отряхиваться, рассыпая вокруг брызги. Это его любимая игра. Но не моя.

Оська услышал в моем голосе грозные нотки и остановился. Обнюхал близлежащий откос и спугнул большую водяную крысу. Или ондатру, я толком не разглядела. Был шум, лай, фонтан брызг, в результате чего искупалась только неповрежденная ондатра. После чего я сочла, что пора домой.

Дома по-прежнему никого не было. То есть хозяин, может, и был, но не вышел к нам. Я умылась в кухне под умывальником и решила поразмыслить над своими планами.