Тори не смог скрыть удивления. Когда вышел Указ об эгерах, мир начал жить по совсем иным, новым законам. И их нарушение каралось очень жестоко. Все больные эгерумом, вне зависимости от пола, возраста и социального статуса, обязаны были проживать на Храмовом Острове и не имели права покидать его под страхом смерти. Это считалось важным как для безопасности других жителей Аструма, которых они могли бы заразить, так и для их собственной. Простые люди не слишком-то задумывались о природе эпидемий и о том, что болезнь поражает таких же, как они. Увидев в доме по соседству человека с чёрными глазами, какой-нибудь крестьянин из западных провинций в лучшем случае сразу же донёс бы на него. А в худшем – тихо поджёг бы его дом следующей ночью, чтобы зараза наверняка не разошлась дальше. Хотя её распространение до сих пор оставалось загадкой. Тот же Тэо много лет работал с неспящими, как их принято стало называть в народе, да и Абео наверняка их встречал… Но его глаза выглядели совершенно обыкновенными. За исключением невыносимо скучного и тупого, по мнению Тори, взгляда.

– Существуют вольные поселения, скрывающиеся от закона. Эйра Тэо многие годы поддерживал связь с одним из них. Эгерка, с которой он общался, кажется, знает что-то, что ускользнуло от глаз врачей. И она приглашала твоего отца приехать к ним, чтобы увидеть это своими глазами. Но письмо, по всей видимости, перехватили. Кто-то очень сильно этого не хотел.

– Но почему? Что в этом плохого?

– Я не знаю, – покачал головой Абео, – но намерен узнать. Смерть эйра Тэо не должна быть напрасной. Особенно если это может спасти тысячи людей.

– Ну что ж, тогда флаг тебе в руки и барабан на шею. Читал, что у вас с отцом есть какой-то знакомый перец, который отлично справится со всем этим.

– Ты так и не понял, да?

– Не понял чего?

Тори снова захлестнула волна злости. Каждый раз, когда этот хлыщ намекает на то, что он недостаточно умён, Тори хотелось хорошенько пройтись кулаком по его зубам. Тори покосился на расписную тарелку, стоящую на полке серванта у противоположной стены. Интересно, если написать на ней «Самому большому нытику Аструма», это сойдёт за официальную награду?

– Эйра Тэо хотел, чтобы ты поехал со мной.

– Я? – Лицо Тори исказила насмешливая гримаса.

Тэо был убеждён в том, что его сын – идиот. Тори не раз ловил на себе его жалостливый и разочарованный взгляд. Он бы никогда не доверил ему что-то по-настоящему важное. И не упустил бы шанса лишний раз намекнуть, что всё могло бы быть иначе, проявляй Тори больше любви к знаниям и дисциплине.

– Твой отец сказал, что ты единственный человек во всём Аструме, кому он без сомнений доверил бы свою жизнь.

В горле резко начало саднить. Тори захлестнула такая волна чувств, что он не знал, как с ней справиться. Злость, обида и что-то ещё, доселе неизвестное, но заставляющее сердце биться чаще. Тори не привык выражать яркие эмоции, по его мнению, это было совсем не по-мужски. Обычно они варились в его голове, как в котле, пока тот не раскалялся и не сплавлял их все в мутный, обжигающий гнев.

– Да пошёл ты! – выкрикнул Тори. – Это всё брехня!

Абео молчал. Он смотрел на Виатора отвратительно сочувствующим взглядом. Северянин выглядел таким же эмоциональным, как дубовое бревно, и всё же тоже мог испытывать чувства. Тори видел, как он ему сопереживает, и это лишь сильнее его бесило.

– Ты всё это выдумал! Всё до последнего слова! Проваливай на хер, пока я тебе рожу не начистил!

– Мне и правда пора, – тихо ответил Абео. – Утром у меня поезд в Наос. Если ты настаиваешь, я могу переночевать в гостинице, но…

– Давай, скатертью дорожка, да ведут тебя небесные огни и всё такое. – Тори проследовал к двери и распахнул её, выжидающе глядя на Абео. Тот накинул сумку на плечо и покорно последовал к выходу.

– Я буду ждать на станции завтра в семь, если передумаешь.

– Да-да, конечно, счастливого пути! – бросил Тори ему вслед и раздражённо захлопнул дверь с такой силой, что она едва не слетела с петель. – Вот же говнюк…

Глава 5
Полярная ночь

Вьюжники всегда распускаются день в день к празднику Бессмертного Солнца.

Северная земля только-только пробуждается ото сна, и снег будет лежать ещё долгие недели.

Но природу не обманешь: эти маленькие жёлтые цветы – словно звёзды, что светили богам с неба на заре времён. Они вторят замыслу Звёзднорождённых, пробиваясь сквозь толщу сугробов и извещая людей о наступлении весны.

16 лет назад

Монтис. Борейские провинции. Аструм

Ледяной ветер разбушевался, с грохотом срывая ставни и завывая, словно горная химера. Юлий выскочил на улицу в одном свитере с накинутым поверх жилетом и взялся чинить замок, пытаясь совладать с ним вмиг онемевшими пальцами. С горем пополам ему удалось приладить ставню на место, и он пулей влетел обратно в дом, оставляя на пороге снежные следы. Они мгновенно растаяли, заставив влажные пятна проступить на деревянной поверхности. Раскрасневшийся аптекарь вернулся за прилавок.

– Холодно сегодня, – он улыбнулся сыну, сидевшему на стуле и завязывавшему мешочки с травами, задумавшись о своём.

– Всегда холодно, – пожал плечами мальчик.

– Давай-ка подсоби мне ещё немного…

Тот радостно вскочил с места и бросился к столу с реагентами, спрятанным от любопытных глаз за ширмой, обтянутой синим шёлком. На ткани пестрели замысловатые геометрические узоры, напоминающие снежинки. Или звёзды, тут уж каждому своё. Сын Юлия обожал, когда отец просил его о помощи – ему ужасно нравилось смешивать цветные микстуры и порошки. Юлий ни на секунду не сомневался, что малыш продолжит его дело, когда подрастёт.

– Отрежь треть морозного корня, – скомандовал отец, и мальчик потянулся к ножу, привстав на специально приготовленную табуретку. – Теперь под пресс…

Во время работы он становился особенно сосредоточенным. Взгляд голубых глаз смотрел совсем по-взрослому, а точности движений порой можно было позавидовать. Отец с сыном погрузились в работу и едва не пропустили звон колокольчика над дверью.

– Доброго вечера, Сая, – широко улыбнулся Юлий. Его пышные усы растянулись над полными губами.

– Доброго, эйра Альбус, – пожилая женщина слегка склонила голову. – Холодно сегодня!

– Не говорите. – Юлий смахнул пыль с прилавка, порадовавшись, что хоть кто-то готов поддержать его ворчание по поводу ненастья. – Разбушевалась погодка! Как ваша нога?

– Так и ломит, – вздохнула Сая. – Чуть только морозы ударят, так сразу спать не могу.

– Вам бы на запад, к океану. Там и воздух хороший, и погода что надо. Вмиг бы ваша нога в порядок пришла!

– Да куда уж мне, миленький, – тоскливо улыбнулась Сая. – Я северянка. Родилась здесь, здесь и помру. Ты же знаешь: мы как вьюжники – хоть куда высади, а приживаются и расцветают они только под снегом.

– И не поспоришь ведь. Север – он в крови. Так, значит, вам как обычно?

– Пожалуйста, дорогуша.

– Абео, принеси-ка лиловую мазь для эйри Саи! – крикнул Юлий, обращаясь к сыну.

Мальчишка целеустремлённо бросился к дальнему стеллажу, едва не снеся по дороге стеклянные пузырьки на нижних полках, и вытащил оттуда круглую жестяную баночку.

– Да хранят тебя Звёзднорождённые, – поблагодарила женщина, получив в руки заветную мазь.

– Да ведут вас небесные огни, – застенчиво пробормотал мальчик и стремительно скрылся за ширмой.

– Он у нас скромник, – рассмеялся Юлий. – Из книжек носа не показывает.

– Прекрасный мальчик. Уверена, он вырастет хорошим человеком.

Сая полезла в сумочку и выложила на прилавок десять серебряных монет. Солнце в обрамлении двух лун переливалось на отполированном аверсе, в самом центре имперского герба проступали очертания восьмиконечной звезды. Считалось, что именно она символизирует ту заветную искру, сверкнувшую в ладонях Звёзднорождённых и ставшую началом человека как сущности земной.

– Бросьте, Сая, – нахмурился аптекарь и вернул женщине три монеты из десяти.

– Ну что ж вы, право! Я женщина небедная…

– А я вам говорю – бросьте. Я вас предупреждал, что без скидки не обслуживаю. Считайте, что за красивые глаза, – Юлий подмигнул и расхохотался.

Сая смутилась и поспешно затолкала деньги обратно в сумочку, шутливо браня тучного ловеласа. Наконец распрощавшись с посетительницей, Юлий взглянул на часы и шумно выдохнул. Он запер входную дверь, погасил огонь в перегонном кубе и двинулся к лестнице, ведущей в дом. Сын последовал за ним, обогнав отца и прыжками взлетев вверх по ступенькам.

– Прохлаждаемся? – пробасил аптекарь, игриво выглянув из-за спинки кресла. Валена вздрогнула, не заметив приближения мужа.

– Сколько раз говорила – не подкрадываться?! – буркнула она. – Могу ведь и подстрелить!

Она угрожающе потрясла пистолем, всё это время лежавшим у неё на коленях. На столике рядом расположились шомпола, щёточки, бархатная тряпка и масла в маленьких пузатых сосудах. Даже в полуразобранном состоянии «Лис» выглядел величественно: длинный бронзовый ствол с гравировкой, с ювелирной точностью вырезанные части спускового механизма и рукоятка, действительно напоминающая своей формой лисий хвост, чему и было обязано своим появлением название. Валена всегда кропотливо подходила к вопросу ухода за оружием и могла часами заботиться о его исправности. Это доставляло ей особое медитативное удовольствие.

– Прибереги пули для охайцев. – Юлий чмокнул жену в щёку, отчего она едва заметно улыбнулась.

Валене всегда была присуща истинная северная холодность. Сдержанные жесты и мимика, тонкие черты лица и военная осанка, держащая её спину прямой, как натянутая струна. Ледяные голубые глаза, которые унаследовал и сын. Со стороны казалось, что эта женщина неприступна, как Борейские Горы, но это только на первый взгляд. Под слоем брони и армейской выправкой скрывалось поистине тёплое и доброе сердце.

– Ну что, семейство? Боги ждать не будут! Живо собираться! – скомандовал Юлий, и жена с сыном отправились одеваться.

Закатная служба была самой любимой для маленького Абео. Тёмно-синее небо, усеянное звёздами, виднелось сквозь витражные церковные окна, создавая по-настоящему чарующую атмосферу. Мальчик удивлялся, почему службу называют закатной, ведь в полярную ночь бывали дни, когда солнце и вовсе не показывалось на небе. Прихожане собирались в главном зале храма Звёзднорождённых, рассаживаясь на скамейки, выставленные кругом вдоль главного монумента. Обычно в куполе храма делалось отверстие, чтобы солнечный и лунный свет беспрепятственно попадал на образы богов. Но на севере для этого правила разрешалось делать исключение, и крыша здесь тоже была витражной. Иначе службы пришлось бы проводить, высунув нос из огромного сугроба.

Старший салий уже стоял возле кафедры, улыбаясь новоприбывшим и охотно вовлекаясь в короткие беседы с каждым из них. Он был облачён в белые одежды, а его голову украшала традиционная остроконечная шляпа. Вышивка на его костюме и головном уборе мерцала оттенками золота, и Абео всегда рассматривал её как заворожённый, каждый раз замечая всё новые переплетения и мотивы. С благоговением на салиев смотрели не только дети, но и все аструмцы: наместники Звёзднорождённых с малых лет посвящали жизнь тому, чтобы постичь природу людских создателей. Они всегда отличались мудростью и открытым сердцем, и в их компании можно было обрести душевное спокойствие и найти понимание.

Когда присутствующие наконец заняли свои места, салий начал говорить. Он, как всегда, с теплотой поприветствовал прихожан и восхитился красотой окружающей природы. В этом его поддержали не все: Абео буквально слышал, как у женщины, сидящей на соседней скамье, стучат зубы. Мальчика это ужасно позабавило, и ему пришлось закашляться, чтобы не рассмеяться вслух. На лицах людей тоже виднелись улыбки: они относились к суровости северной погоды с пониманием и даже любовью. Как любят непоседливое дитя или ворчливого старого дядюшку с зарослями волос в носу и скрипучим голосом. Но радость быстро исчезла, когда речь зашла об эгеруме.