После смерти в июне 912 г. Олега на киевский престол вступил сын Рюрика Игорь. Летом 941 г. Игорь предпринял морской поход на Константинополь. 11 июля у входа в Босфорский пролив русские ладьи были встречены византийским флотом. Противник применил «греческий огонь», и русская флотилия, потеряв несколько судов, отступила. Потерпев поражение у Константинополя, флотилия Игоря двинулась к берегам Винифии и начала опустошать побережье. Однако вскоре русские увидели византийскую эскадру Феофана и вынуждены были бежать. Феофан решил преградить русским путь назад и блокировал Днепро-Бугский лиман. Поэтому Игорю с дружиной пришлось возвращаться домой через Керченский пролив.

В 944 г. Игорь решил взять реванш. На сей раз он собрал большое войско и разделил его на две части: пешие славяне и варяги пошли морем, а конные славяне и нанятые печенеги двинулись сухим путем. Сам Игорь пошёл с конной ратью, но дойти им удалось лишь до Дуная, где они были встречены послами императора.

Греки предложили Игорю дань значительно бо́льшую, чем взял Олег. Игорь взял деньги и ценные ткани и двинулся назад. В следующем 945 году был заключён договор с Византией. Любопытно, что в ходе принятия нового договора в Киеве часть славян и варягов присягали не Перуну, а целовали крест в церкви Святого Ильи.

В годы мира с Византией русские (то есть славяне и варяги) охотно шли на императорскую службу. Так, в 949 г. в ходе боевых действий византийского флота у острова Крит в составе флота было девять русских кораблей и более шестисот воинов-русов.

В 1015 г. в Киеве умирает князь Владимир Святославович. Его сыновья начинают усобицу. Новгородский князь Ярослав решает овладеть киевским столом с помощью варягов. Он просит руки Ингигерды – дочери первого христианского короля Швеции. В Новгород Ингигерда прибыла в 1019 г. Согласно брачному договору, принцесса получила во владение город Альдейгаборг (Ладогу).

Ещё раньше на службу к Ярославу прибыл большой отряд во главе с конунгом Эйдмундом. Варяги помогли Ярославу занять киевский стол. Согласно «Саге об Эйдмунде», именно он по указанию Ярослава убил сына Владимира Святославича Бориса (в «Саге» – Бурислейф). Ряд отечественных историков оспаривают этот факт, но довольно невнятно.

Почти сразу после убийства Бориса Ярослав перестал платить жалованье отряду Эймунда. То ли жадность обуяла князя, то ли он хотел, чтобы нежелательные свидетели отправились домой или куда-нибудь в Византию. Но варяги – не шахтёры и не учителя, они не выходили с транспарантами: «Требуем выдать в ноябре зарплату за январь». Эймунд пошёл к Ярославу и сказал: «Раз ты не хочешь нам платить, мы сделаем то, чего тебе менее всего хочется – уйдём к Вартилаву конунгу, брату твоему. А теперь будь здоров, господин». Варяги сели на ладьи и поплыли к Полоцку, где им щедро заплатил князь Брячислав (Вартилав).

Внук Владимира Святого Брячислав Изяславович держал нейтралитет в войне Ярослава с братьями. Его больше всего устраивало взаимное истощение сторон. Сам же Брячислав зарился на стратегические волоки на пути «из варяг в греки» в районе Усвята и Витебска, а в перспективе метил и на киевский престол.

Получив варяжскую дружину, Брячислав осмелел и в 1021 г. взял Новгород.

Овдовев в 1054 г., Ингигерда постриглась в монахини под именем Анна и скончалась в Новгороде 10 февраля 1059 г. В 1439 г. она была канонизирована новгородским архиепископом Евфимием II. Сейчас РПЦ почитает её как Анну Новгородскую.

Ну а в Ладоге с 1019 г. от её княгини Ингигерды правил её родич ярл Рёгнвальд. Де-факто и де-юре эта область отпала от Киевской Руси. Рёгнвальд вскоре не только вышел из подчинения Ингигерды, но и сделал свою власть наследственной. После смерти Рёгнвальда Ладогой правил его первый сын Ульв, а затем второй сын Эйлив. Третьего же сына Рёгнвальда Стейнкиля в 1056 г. вызвали из Ладоги в Швецию, где он был избран королём и стал основателем новой шведской династии. Лишь в конце XI века новгородцы сумели выгнать варягов из города Ладоги.

Лишь в 1114 г. новгородцы окончательно вернули себе Ладогу.

Глава 2. Князь Александр Невский в «Житии» и в жизни

Рассказ об Александре Невском следует начать с 1225 г. В тот год новгородцы призвали к себе на княжение Ярослава Всеволодовича, отца Александра Невского. Ярослав был хорошим политиком, его отличало властолюбие и неразборчивость в средствах для достижения поставленных целей. В том же 1225 г. шведские и литовские феодалы напишут папе Гонорию III подобострастное письмо о том, что покоренные корела, ижора и водь страстно мечтают перейти в католичество.

Русские никогда не проводили принудительного обращения финских и карельских племен в христианство. Но тут крестоносцы «допекли» новгородцев, и зимой 1227 г. князь Ярослав Всеволодович идёт походом на емь (тавастов, как их называют шведы) и в течение года устраивает массовое крещение корелы в православную веру.

Однако вскоре Ярослав поругался с новгородцами, и в следующем 1228 г. ему был «показан путь». А взамен новгородцы призвали князя Михаила Черниговского.

Однако Михаил Всеволодович оказался честолюбивым проходимцем, его мало волновали интересы Новгорода, а больше занимали интриги на юге Руси. Новгородское вече «показало ему путь», и в 1230 г. новгородцы вновь позвали на княжение Ярослава Всеволодовича. Князь провел в Новгороде всего две недели и уехал в свой удел в Переяславль-Залесский, оставив вместо себя двух старших сыновей – одиннадцатилетнего Фёдора и десятилетнего Александра. За три года их пребывания в Новгороде шведы вели себя достаточно тихо. Однако в конце 1230 г. в городе начался голод. Как сказано в летописи: «Избил мороз… изобилие в волости нашей, и оттого установилось великое горе. Начали покупать хлеб по восьми кун, а кадушку ржи по двадцати гривен, а во дворах – по пятнадцати, пшеницу – по сорока гривен, а пшено – по пятидесяти, а овес – по восемнадцати гривен. И разбрелись [жители] города нашего и волостей, и полны были чужие грады и страны братьями нашими и сестрами, а оставшиеся начали умирать. И кто не прослезится об этом, видя мертвецов, по улицам лежащих, и младенцев, поедаемых псами…»^[3]

Голод продолжался до июля 1231 г., когда по Волхову прибыли первые ганзейские ладьи, и «отворил Господь милосердие свое на нас, грешных, сотворил вскоре милость: пришли Немцы из заморья с житом и мукою, и сотворили много добра, а город уже был при скончании дней своих»^[4].

Спору нет, ситуация здесь была форс-мажорная, тем не менее этот случай показывает зависимость Новгорода от внешней торговли.

В 1233 г. Ярослав Всеволодович решил женить старшего сына. Невестой четырнадцатилетнего Фёдора стала Феодулия, дочь князя Михаила Черниговского.

5 июня 1233 г. на свадебном пиру в Новгороде князь Фёдор внезапно умер. Его погребли в Юрьевском монастыре под Новгородом. Грустная, но ординарная история из тех, которые мало интересуют даже историков, занимающихся XIII веком. Однако смерть Фёдора была лишь началом таинственных, романтических и даже скандальных событий, и к ней мы вернемся, рассказывая о Смутном времени.

После смерти брата Александр стал единственным князем в городе. Вскоре над вольным Новгородом нависла страшная угроза и с запада, и с востока.

9 декабря 1237 г. папа Григорий IX отправил главе шведской церкви архиепископу Упсалы буллу с призывом совершить крестовый поход на «язычников»-емь (тавасотов): «Поскольку, как это следует из содержания присланных нам ваших писем, народ, который называется тавасаты, в свое время великим трудом и рвением вашим и ваших предшественников обращенный в католическую веру, сейчас под воздействием рядом живущих врагов креста, вернувшись к неверию прошлого заблуждения, вместе с некоторыми варварами [русскими? – А.Ш.] при содействии дьявола полностью разрушает новый посев Церкви Божьей в Тавастии… мы предписываем вам, брат наш, настоящим апостолическим посланием, чтобы вы спасительными предписаниями побудили католических мужей, сколько их живет в упомянутом Королевстве [Швеция] и на соседних островах, чтобы они, взяв на себя знак креста, против этих отступников и варваров мужественно и мощно выступили»^[5].

А через четыре месяца к Новгороду двинулись орды Батыя. Татары осадили пограничный с новгородскими землями город Торжок (примерно в 270 км от Новгорода).

Как гласит Тверская летопись, татары окружили весь город тыном, «также как и другие города брали, и осаждали окаянные город две недели. Изнемогли люди в городе, а из Новгорода им не было помощи, потому что все были в недоумении и в страхе. И так поганые взяли город, убив всех – и мужчин и женщин, всех священников и монахов. Все разграблено и поругано, и в горькой и несчастной смерти предали свои души в руки господа месяца марта в пятый день, на память святого Конона, в среду четвертой недели поста. И были здесь убиты: Иванко, посадник новоторжский, Аким Влункович, Глеб Борисович, Михаил Моисеевич. А за прочими людьми гнались безбожные татары Селигерским путем до Игнатьева креста и секли всех людей, как траву, и не дошли до Новгорода всего сто верст. Новгород же сохранил бог, и святая и великая соборная и апостольская церковь Софии, и святой преподобный Кирилл, и молитвы святых правоверных архиепископов, и благоверных князей, и преподобных монахов иерейского чина»^[6].

Забавно, что сейчас вновь объявились сторонники «небесной версии». Так, Ю.В. Кривошеев пишет: «…вмешательство божественных сил (самого Творца, святой Софии, Кирилла и других святых православной церкви) свидетельствует о каких-то неведомых и самим этим силам причинах божественного происхождения не появления монголов под стенами волховской столицы»^[7].

Сей пассаж я оставлю без комментариев, лишь замечу, что труд Кривошеева редактировал профессор и рецензировали ещё два профессора, да и вообще он напечатан по постановлению Редакционного совета Санкт-Петербургского университета.

А более прагматически настроенные историки вот уже 200 лет спорят, кто помимо сил небесных спас Новгород. Так, С.М. Соловьев пишет, что татары, «не дошедши ста верст до Новгорода, остановились, боясь, по некоторым известиям, приближения весеннего времени, разлива рек, таяния болот, и пошли к юго-востоку на степь»^[8]. И эта осторожная фраза вскоре превратилась в каноническую версию и вошла в наши школьные учебники. Кто-то говорит, что в боях с русскими татары были обескровлены и побоялись идти на Новгород.

Историк В.В. Каргалов утверждает, что татары вообще не собирались брать Новгорода, а до Игнатьева креста дошел лишь небольшой татарский отряд, преследовавший беглецов из Торжка.

Булгарские же летописи дают весьма четкое и недвусмысленное объяснение. Дело в том, что ещё в конце 1237 г. в Новгород была прислана грамота с печатью великого хана с обещанием не разорять город, если новгородцы не будут помогать великому князю владимирскому. Князь Александр Ярославич, городские и церковные власти (три независимые силы Новгорода) дали согласие и действительно держали строгий нейтралитет, пока татары громили северо-восточные русские земли.

Косвенно булгарская версия подтверждается тем, что все наши древние источники молчат о деятельности Александра Невского в Новгороде с января по май 1238 г. Так или иначе, но Ярослав Всеволодович вступил в сговор с татарами и получил от них ярлык на Великое княжество Владимирское^[9].

В 1239 г. в Новгороде Александр Ярославич женился на Александре (по другой версии – Параскеве) Брячиславне. Происхождение её неизвестно. Но по летописным данным, её отец – Брячислав Василькович, сын полоцкого князя Василька Брячиславича, о жизни и деятельности которого историкам ничего не известно.

В начале лета 1240 г. шведская эскадра с десантом вошла в Финский залив. Командовал ею ярл Биргер (об имени шведского воеводы мы ещё поговорим). Достоверные данные о численности шведского войска отсутствуют, хотя в трудах наших историков и всплывают неведомо откуда появившиеся числа. Так, И.А. Заичкин и И.Н. Почкаев^[10] пишут о пятитысячном войске и 100 кораблях ярла Биргера.