Они разговаривали с Троем весь вечер, так что медсестрам пришлось выгонять его из палаты, чтобы дать Ванессе поспать. К концу своего заключения она уже смирилась со своими шрамами. Даже если отбросить нападение психопата, два ножевых ранения и близость смерти, она чувствовала себя великолепно. Ванессе казалось, подобное – маленькая цена за обеспеченное будущее Тома. Трой – богатый человек… на самом деле, один из самых богатых в городе. А главное, он держал свое слово. Ванессе еще предстояло в этом убедиться. Судьба словно смотрела далеко в будущее, и все же Ванесса смогла обмануть рок, еще не подозревая о приближающейся угрозе жизни…

Новость пришла к докторам уже на следующий день после операции, но сообщить подобное человеку, находящемуся на волоске от смерти, значило бы толкнуть его в могилу. Главный хирург, как один из самых опытных врачей в больнице, решил взять груз ответственности на себя. Он зашел к Ванессе в последний день ее пребывания в палате, когда пациентка уже снова стала девушкой, способной очаровать любого.

– Ванесса, вы еще не ушли?

– Нет, но уже на низком старте. – Она взглянула на хирурга и улыбнулась. Мужчине оставалось лишь удивляться, насколько в ней идеальна каждая мелочь, и, что самое важное, она знала это и использовала по максимуму. Как же изменится ее жизнь после… – Если позволите, мне бы хотелось убраться из этого места поскорее и желательно никогда не возвращаться. Я не видела своего сына, кажется, целую вечность.

– Конечно, однако нам надо поговорить, Ванесса, присядьте. – Доктор снял свои небольшие очки и протер глаза, устало выдыхая. Ванесса почуяла неладное и, сжав руки в кулаки, села на кровать. – К сожалению, я пришел сообщить вам нерадостные новости. Для спасения вашей жизни мы обратились за помощью в ближайшую больницу. Ваши травмы не дали нам выбора и времени все проверить… – Он вздохнул. – В одном из семи пакетов с кровью мы обнаружили ВИЧ. Ванесса, мне очень жаль, но это ведет к стопроцентному заражению. Люди, виновные в ошибке… Их дела уже переданы на рассмотрение по делу о халатности. Мое слушание состоится завтра. Мне не остается ничего, кроме как принести свои извинения. – Хирург смотрел на медленно бледнеющее лицо Ванессы. – Мне очень жаль.

– ВИЧ?.. – сказала она безжизненным голосом. – Я… Я… Я не могу заболеть именно этой болезнью. – Ванесса выделила интонацией слово «этой». Слезы бесконтрольно вырисовали на ее щеках узоры страха. – Я всегда предохранялась и пользовалась одноразовыми предметами по-настоящему один раз, проверялась каждые полгода на весь букет заболеваний. Неужели даже так мне не удалось…

– Ванесса…

Она закрыла лицо руками и продолжила плакать. Ванесса терпеть не могла, когда мужчины видели ее настоящие слезы. Не притворные, не направленные на манипуляцию, а выражающие ее истинные чувства, но сейчас она плевала на все. Профессия Ванессы предполагала такое стечение обстоятельств, и она уже давно готовилась узнать о каком-нибудь заболевании, и все же это оказалось намного больнее, чем она ожидала, словно тебя бросают в ледяную воду с гирей на ноге. Завтра ты не проснешься с мыслью о яичнице и беконе, а будешь долго смотреть в потолок, задавая извечные вопросы, на которые нет ответов. Боль разрывала сердце Ванессы, было до омерзительного обидно, как и в тот день, когда умер отец Тома, и лишь воспоминание о сыне снова привело ее к светлой мысли. Это все… ради Тома. Если бы врачи помедлили хоть минуту, Ванесса могла бы не проснуться в белоснежной чистой палате. ВИЧ, по мнению многих, – приговор, который больше не позволит тебе нормально жить, но Ванесса изучала литературу, она, и правда, готовилась. Раз Ванесса узнала о диагнозе сейчас, то возможно она еще увидит Тома в мантии выпускника, улыбающегося на свадьбе, его детей. Конечно, Ванесса будет плакать, она будет рвать, метать и проклинать судьбу, в частности Бретта.

Но это все потом. Сейчас она – Ванесса. Без фамилии, без слез и страха.

– Доктор, я надеюсь получить приличную компенсацию и помощь в борьбе с вирусом. – Она говорила таким же безжизненным тоном, но бледность начала отступать. – Я, к сожалению, много знаю о ВИЧ. Если начать с противовирусных сейчас, можно замедлить его победу над иммунитетом. – Ванесса смотрела прямо. – Хочу сказать, лично вы ни в чем не виноваты. Да, те придурки, прохлопавшие пациента с ВИЧ на заборе крови, должны заплатить… Но не вы. Я хочу, чтобы в этой жизни люди получали лишь то, чего достойны и что заслужили. А сейчас вы заслужили мое прощение, не терзайте себя.

– Ванесса, вы невероятная женщина. Уверен, вы в курсе. – Хирург мягко улыбнулся. Ее прощение много значило для него, и все же сегодня бутылка виски опустеет минимум на один стакан. – Я обещаю вам, что виновные заплатят как деньгами, так и временем, все будет по закону. – Он встал с кровати. – Может, вы хотите побыть одна какое-то время? Потом зайдите ко мне в кабинет, и мы обсудим нашу дальнейшую стратегию лечения.

– А разве вы не хирург? – Ванесса выгнула брови. – Конечно, мне нужно немного времени в одиночестве и один важный звонок.

– Я и лечащий врач, два в одном. – Он усмехнулся. – Если вы понимаете, о чем я. – А затем, не убирая печальную улыбку, он покинул палату.

В одиночестве, как ни странно, Ванессе стало невыносимо. Когда необходимо держать лицо перед другими людьми, незаметно начинаешь врать и самому себе. По этой причине осознание действительности превратилось в цунами, которое неизбежно сносило преграды, уговоры, убеждения о хорошем и спокойном будущем. Волна накрыла с головой и обещала держать под своей тяжестью еще очень долгое время. Ванесса прикрыла глаза и первые капли горьких слез упали на ее изящные руки. Она устала метаться от хороших заверений к полному отсутствию надежды. Ванесса разблокировала телефон и увидела фотографию Тома. Ее мальчик такой красивый и талантливый. Она, не как мать, но как человек с непростым жизненным опытом, видела свет, исходящий от него, и талант. Крылья, которые прореза́лись на спине Тома, грозили закрыть своим величием солнце. Нужно ли ей увидеть это воочию, если она уже верит в это? Ванесса распахнула глаза.

Она еще не умерла.

Она еще поборется.

Ей есть за кого.

– Алло, – сказала она, набрав номер телефона. – Привет, дорогой, как ты там? – В трубке послышался детский плач и очередные уговоры вернуться домой в песне The FateDice. – Ну-ну, перестань плакать и петь “Love is drama”^[65]. Это про другое. – Ванесса вздохнула. – Ты можешь послушать меня хоть секундочку, золотце?

Она убрала трубку в сторону от очередных криков.

– Я возвращаюсь домой! Сегодня! – Ванесса радостно закричала в трубку, чтобы донести свою мысль до сына, а потом уже еле слышно добавила: – Я возвращаюсь домой…

* * *

«Итак, мне предстоит найти двух вредных придурков в огромной куче народа. Школьная столовая – это всегда какой-то ад. Я перестал покупать еду здесь пару лет назад, теперь просто беру ее из дома. Я не нашел Ричарда и Джека на нашем привычном месте. Видимо, сегодня до конца уроков я останусь голодным из-за бесчисленных попыток найти их. С ужина у мистера Альвареса прошло четыре дня, наш общий чат молчал с того вечера, да и личные сообщения не пополнялись. Все выходные я гулял с Диланом или переписывался с ним на «Фейсбуке». Приближающийся выпуск свел наши разговоры к одной теме: с кем идти на выпускной, что мы наденем, позовут ли нас петь. Сегодня первый раз, когда Дилан подозрительно молчалив и холоден. Наверное, ему, как и мне, хотелось бы перекусить бутербродами и отправиться на уроки, а не искать Джека и Ричарда. Когда же закончатся занятия? Быстрее бы убраться из этой школы!»

– Там, – сухо бросил Дилан.

Том перевел на него недоверчивый взгляд и, сжав лямку рюкзака, пошел вперед, стараясь не обращать внимания на отвратительное настроение Дилана. Том не мог вспомнить и дня, когда не обедал с друзьями. Даже ругаясь, они гневно переглядывались, но ели вместе, а сейчас несколько звонков и сообщений оказались без внимания. Том предчувствовал что-то очень плохое. В последнее время весь мир переворачивался с ног на голову. Ему с каждым днем становилось все тяжелее переживать эмоции из-за проблем с видеовизитками и подготовкой к выпускному при небольшом количестве денег. Последние сэкономленные центы уйдут на аренду костюма, который Том, вероятно, так и не достанет из чехла в страхе испортить. Еще и общение с Диланом, похожее на свежий ветерок, все сильнее и сильнее затягивало. Последние четыре дня Том, к своему стыду, и не вспоминал о Ричарде и Джеке. Ему хотелось прожить лето, накопить денег и наконец-то уехать. В итоге парни все же нашлись в углу столовой.

– Минутка-минутка? Может, мы попросим у часов минутку, чтобы сказать пару важных слов? – Том запел так проникновенно, что люди за соседними столиками обернулись и выпучили глаза. Дилан перевел на них свой ледяной взор, без стеснения изучая восторженные лица. Зеваки поспешили отвернуться. – Не хочешь обсудить все?^[66]

– Привет, – сказал Дилан и сел рядом с Томом. Парни же не обращали на них внимания: Джек жевал сотый по счету бутерброд, Ричард доедал суп. Том переглянулся с Диланом и наградил его недоуменным взглядом.

– Всего лишь пара слов…^[67]

– Том, прекрати петь и возьми уже доску. – Джек бросил на него злой взгляд и вернулся к еде. – И без тебя настроение ни к черту.

«Какого дьявола здесь произошло? Джек?»

Повисла тишина. Казалось бы, в огромной школьной столовой с тысячей учеников такое невозможно, но Том мог поклясться, что услышал взмах крыльев бабочки за окном. Они часто ругались с Ричардом, превращая ссору в театральную постановку между невольным актером мюзикла и каким-нибудь канатоходцем, попавшим сюда из девятнадцатого века. Но Джек… Джек если и ругался, то скорее в шутку или от лопнувшего терпения. До этого момента он не срывался на Тома. С другой стороны, Ричард, говоривший больше всех в их компании, молчал и не поднимал глаза. Тому стало страшно. Разве это нормально, когда ты боишься открыть рот при друзьях? Когда приходится выбирать выражения? Том вжал голову в плечи и потянулся к рюкзаку, чтобы выудить доску, но его перехватили. Том пораженно смотрел на свою кисть в капкане пальцев Дилана, который глядел через стол на Джека с нескрываемой злобой, и тот отвечал взаимностью.

– Джек, ты не имеешь права так с ним разговаривать. – Том с ужасом смотрел на Дилана, который метал молнии и грозился кинуться на Джека. Он хоть и уступал в комплекции Алану, но в любом случае мог переломать его с Диланом, как две соломинки. – Он имеет право выражаться так, как считает удобным.

– Обязательно, если никто не будет подпевать рядом. – Джек, в отличие от разбушевавшегося Дилана, говорил спокойно и совсем не боялся злобных гримас. Он, напрочь лишенный чувства самосохранения, вообще никого и никогда не боялся. Однако сейчас Тома волновало лишь то, откуда Джек узнал об их тесном общении с Диланом. Пока его новый друг взглядом подогревал бутерброды противника, Том все же достал из рюкзака доску и, в попытках казаться меньше, начал аккуратно писать ответ.

– Джек, объясни, пожалуйста. – Стер. – Что случилось? – Стер. – Я запутался. – Том медленно стер последние слова.

– Чувак, я все понимаю, ты познакомился с новым человеком, который всецело разделяет твои увлечения и имеет такой же склад ума, но срываться к нему посреди ужина?.. – Джек сжал кулаки до дрожи. – Вы знакомы не больше двух недель… То, что сделал ты – не круто.

– Я… Я… – начал было петь Том, а потом резко замолчал.