В конце 1324 года, примерно тогда же, когда Уильям прибыл в Авиньон, в Перудже, неподалеку от Ассизи, откуда был родом основатель ордена святой Франциск, монахи-францисканцы спешно созвали тайный совет, чтобы продумать ответ папе. Посовещавшись, они составили письмо, в котором подтверждалась их преданность принципу апостольской бедности. Отвезти письмо в Авиньон было поручено адвокату ордена Бонаграции Бергамскому. Прибыв в Авиньон и передав письмо, Бонаграция открыто выступил с осуждением папы Иоанна XXII. Скорее всего, Уильям Оккам был свидетелем этого события. Папа воспользовался правом сильного, и адвокат был брошен в тюрьму. Затем в Авиньон был вызван глава ордена Михаил Чезенский.

Францисканцы обратились за помощью к императору Священной Римской империи^[120] Людовику IV Баварскому^[121], который уже имел разногласия с папой. Говорили, что он даже собирался посадить на папский престол в Риме своего ставленника, которым мог быть сам Михаил Чезенский. Генеральный министр оттягивал свой приезд под предлогом болезни, однако в конце концов в декабре 1327 года все-таки прибыл в Авиньон, где папа Иоанн XXII сначала публично сделал ему выговор, а затем приказал посадить его под домашний арест, вероятно, отправив его в тот же монастырь, где уже находился Уильям. Это странное стечение обстоятельств, нечаянно подстроенное папой, привело к тому, что умнейший человек христианского мира оказался в поле зрения другого человека, которому как никогда нужна была его помощь.

Рассуждения Уильяма убедили Михаила Чезенского в том, что взгляды папы были не просто ошибочными, но еретическими. С помощью влиятельных друзей францисканцы составили план побега: сначала им надо было добраться до порта Эг-Морт, откуда можно было бежать дальше. Именно там мы и оставили их в самом начале этой книги. Побег лишь усугубил их положение. Страх, который они испытывали все время, находясь на корабле капитана Джентиле, подогревал Михаил Чезенский, который не мог забыть крики своих собратьев, которых сожгли на кострах в Нарбонне и Безье.

ПИЗА, РИМ, МЮНХЕН – СТРАНСТВИЯ ОККАМА

Папа Иоанн XXII был известен своим упрямством – он не привык легко сдаваться. Беглецы были тотчас отлучены от церкви, а королю Арагона, архиепископу Толедо и королю Майорки были отправлены письма с приказом арестовать бежавших францисканцев, как только они появятся на территории их владений^[122]. Решение искать беглецов в западном направлении, скорее всего, было подсказано лорду Аррабли хитрым капитаном Джентиле во время переговоров в порту Эг-Морт. Если это так, то уловка капитана удалась, поскольку, пройдя за пять дней примерно 250 морских миль в восточном направлении, измученные долгим путешествием беглецы наконец сошли на берег в порту Пизы в Италии.

Современный город Пиза находится в 12 милях от морского побережья, однако во времена Оккама это был приморский город и важнейший торговый порт Северного Средиземноморья. Из Пизы беглецы отправились в Рим, где недавно коронованный император Священной Римской империи Людовик Баварский провозгласил никому не известного францисканца Пьетро Райнальдуччи новым папой Николаем V. Его авиньонский соперник папа Иоанн XXII ответил на этот шаг крестовым походом против Людовика, объявив его коронацию недействительной и призвав всех истинных католиков оказать ему сопротивление.

К сентябрю 1328 года римлянам, известным своим непостоянством, надоело находиться в подчинении «тевтонцев», и когда Людовик в сопровождении своей свиты, бунтарей-францисканцев и папы Николая V был вынужден покинуть Рим и вернуться в Пизу, Людовика дружно осмеяли. В апреле следующего года император Священной Римской империи вернулся в Мюнхен, взяв с собой францисканцев, но оставив папу Николая в Италии. Покинутый всеми, антипапа отправился в Авиньон пешком с петлей на шее, чтобы прилюдно отречься от титула и вымолить себе прощение.

Уильям Оккам и Михаил Чезенский до конца жизни оставались под покровительством Людовика и почти все это время прожили в монастыре францисканцев в Мюнхене. Оккам и его коллеги продолжали писать статьи, осуждая папу Иоанна и его преемников. Будучи изгнанником, отлученным от церкви и обвиненным в ереси, Уильям в этот период мало пишет о философии и науке, а больше о природе конфликта, заставившего его бежать из Авиньона и жить в изгнании до конца дней.

ПРОСТЫЕ ПРАВА

Пусть права человека и не принято обсуждать в книгах о науке, я полагаю, что они так же важны для научного прогресса как экспериментальные методы или математика. Наука могла существовать во времена рабовладельческого строя или диктатуры, например в античной Греции, или в феодальном обществе в Европе позднего Средневековья, или в государствах Ближнего Востока, однако она неизменно находилась в подчинении тех, кто обладал богатством и властью, а значит, была доступна только привилегированному меньшинству и зависела от капризов богатых покровителей и запросов государства и церкви. Для научного прогресса необходима более широкая база и так называемая научная демократия, когда богатство и власть не играют практически никакой роли в развитии новых идей. Это возможно лишь в таких обществах, в которых каждому обеспечены равные фундаментальные права, в том числе и право ошибаться.

Итак, самое время поговорить о природе права. Что такое право? Папа Иоанн XXII и Уильям Оккам оба признавали актуальность права собственности, поскольку оно обеспечивает право (от лат. ius или jus, от которого и произошло слово «юстиция» или английское слово justice, что значит «справедливость») пользоваться материальными ресурсами, такими как пища или жилье. Но где и как реализуется это право? Несколькими десятилетиями ранее богослов и философ-августинец Эгидий Римский (Колонна) (ок. 1243–1316) объяснил природу власти церкви на примере сюжета из Книги Бытия: после того как Бог изгнал Адама и Еву из Рая, Адам получил власть над «рыбами морскими и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле»^[123]. Затем Адам передал эту власть, в сущности, власть над всем миром, своим потомкам, которые стали королями, императорами, наследными принцами – словом, теми, кто владел и правил всем. Это продолжалось до рождения Христа, который, будучи Богом и человеком, вернул себе право владения и власть. Однако перед смертью он передал все свои права святому Петру, а тот наделил ими своих последователей, возглавивших церковь. Папы, в свою очередь, наделяли полученной от Бога властью христианских монархов, а те делились ею с представителями знати, которые тоже передавали ее своим вассалам. Только рабы и крепостные не получали ничего, ничем не владели и не имели никаких прав. Таким образом, весь миропорядок Средневековья держался на идее гипотетического кошелька Христа^[124]. В 1493 году, чуть меньше двух столетий после конфликта между Уильямом Оккамом и папой Иоанном XXII, папа Александр VI воспользовался принципом божественного наделения властью и разделил земли Нового Света между испанской и португальской короной.

Францисканцы придерживались иной точки зрения. Они утверждали, что Христос в начале своего земного служения отказался от всякой собственности, чтобы жить в совершенной бедности. Таким образом, если бы даже у него был пресловутый кошелек, он отдал бы его святому Петру пустым. Из этого утверждения следовало, что у церкви не было законных оснований заявлять о праве собственности ни на церковные здания и земли, ни тем более на иные материальные блага. Но если притязания церкви на власть являлись заблуждением, то столь же ошибочными были и притязания королей и императоров, получивших корону из рук понтифика. Ставки в этой борьбе были высоки, как и костры инквизиции.

Иоанн XXII начинает нападки на францисканцев с того, что вновь и вновь ссылается на Эгидия Римского и заявляет, «что право обладания преходящими ценностями не было установлено ни первобытным законом естественного права, которое присуще не только человеческому роду, но и всем животным… ни законами народов, ни законами королей и императоров, но лишь Богом, который был и остается властителем всего сущего»^[125]. Здесь папа следует традиционному для философского реализма положению, которое рассматривает естественное право как проявление божественного разума, который сообщает миру замысел Бога и его конечную цель. Так же как универсалия отцовства, это право существует независимо от людей, заявляющих о нем. В этой трактовке сегодня это называется объективным правом.

В сочинении «Труд девяноста дней» (Opus nonaginta dierum) Уильям Оккам вновь возвращается к сложившемуся у францисканцев пониманию абсолютной бедности Христа. Если исходить из того, что кошелек Христа был пуст, откуда взялось понятие власти и собственности? Оккам, как и папа Иоанн, черпает свои доводы в богословии. Он утверждает, что, когда Адам и Ева были изгнаны из Рая, Бог дал им и их потомкам естественное право пользоваться всем тем, что дает земля, подобно тому, как овцы вправе щипать траву. Однако это естественное право нельзя назвать правом собственности. Жизнь была устроена просто. Никто не владел ничем, но все существовали в «естественном состоянии»^[126] и пользовались естественным правом на жизнь, пищу и кров.

Сполна вкусив жизни в «естественном состоянии» вне Рая, праведники из потомков Адама и Евы вдруг обнаружили, что им приходится иметь дело с теми, кто не прочь поживиться за чужой счет и присвоить себе больше, чем им причитается. Вот тогда им пришлось договариваться о справедливом распределении общих ресурсов. Так появилось понятие частной собственности или то, что мы называем правом собственности. Важно помнить, что это право исходило не от Бога. Оно было придумано людьми, чтобы избежать конфликтов. По мнению Оккама, право собственности – это субъективное право, своего рода договор, который существовал лишь в сознании людей, решивших его принять. В нем было не больше объективной реальности, чем в понятии отцовства. Это было просто слово или понятие.

Алчные члены общины, посягавшие на чужое добро, подрывали общественные устои. Чтобы защититься от посягательств, носивших субъективный характер (поскольку собственность тоже была субъективной, равно как и кража), люди придумали ряд законов, защищающих частную собственность, и наказания для тех, кто нарушал эти законы. За исполнением законов должен был следить выбранный по общему согласию человек, из числа сильнейших и мудрейших, который мог бы в случае необходимости применить оружие для защиты собственности. За это он должен был получать большую долю всех принадлежавших общине ресурсов.

Такими, по мнению Оккама, были источники возникновения власти, в том числе монаршей, и распределения собственности. В сущности, члены общины передавали избранному правителю часть своих прав на владение землей и собственностью. В последующие века те, в чьих руках оказалась власть, убедили своих подданных в том, что их привилегия править и владеть – объективное право, дарованное им Богом, которое стало основой общественного устройства, сложившегося в Средневековье. Оккам настаивал на том, что изначально правители получали права на некоторый срок. Такие понятия, как власть монарха или титулованная знать, были всего лишь словами. Если подданные были недовольны правлением, они могли вернуть себе переданные на время права и свергнуть правителя. Утверждая, что право управлять исходит от тех, кем управляют, а не наоборот («от Бога через людей»), Уильям опровергал всю систему феодального устройства. Он был убежден в том, что «власть не может быть передана кому-либо без общего на то согласия». Он указывал и на то, что не только христиане, но и язычники, и неверные имеют единое происхождение – от Адама и Евы, следовательно, они унаследовали те же естественные права, что и христиане, а значит, имеют право создавать свои законы и выбирать собственных законных правителей^[127].