– Да, сэр. – Младший ассистент помолчал, собираясь с духом. – Кстати, профессор Ли был здесь, когда вы были в анатомичке. Он сказал, что эти последние нейроглиальные ткани лучшее, что он видел за свой пятидесятилетний опыт. Я не могу передать вам, как мы все взволнованы тем, что большое дело завершается так удачно.

Дункан кивнул, не позволяя себе отдать должное ни верности Хеддла, ни комплименту от директора Фонда. Броня бесстрастности – теперь это было неотделимо от него. В стальном каркасе его амбиции стали весомее.

Когда ассистент ушел, Дункан взял стопку листов со стола и прошел через лабораторию, полную лаборантов, по длинному коридору в кабинет заместителя главного хирурга доктора Гейслер.

Анна склонилась над последней партией микрофотографий. Не поднимая глаз, она сказала озадаченно:

– Эти хромосомы демонстрируют совершенно явное деление.

– Это поучительно.

– Ты мог бы выказать побольше энтузиазма. – Изящными пальцами она повернула колесико тонкой настройки. – Если учесть, что они вот-вот подтвердят твою новую теорию.

Он ответил без улыбки:

– Я понял это вчера вечером, когда изучал слайды, на которые ты сейчас смотришь.

Выпрямившись, она откинула назад волосы.

– После двух лет изнурительной работы здесь мы собираемся создать эпохальную гипотезу регенерации нейронов, которая перестроит мою технику в хирургии нервов, а тебя поднимет на шесть ступеней в медицинской карьере. А ты…

– Ждешь, что я встану от счастья на голову?

Она всплеснула руками:

– Шотландский характер выше моего понимания! Делай все – не наслаждайся ничем!

Он посмотрел на нее со снисходительной отстраненностью:

– В эту программу наслаждение не входит. Когда я решил взять на себя это бремя, я знал, что делаю и куда именно направляюсь.

– Ой! У меня была глупая мысль, что ты можешь мне помочь.

– Не волнуйся. Какая разница, кто ведет нашу машину. Мы оба едем в одну и ту же сторону, – ответил Дункан.

– Спасибо, что успокоил. И что в той стороне?

Он пожал плечами:

– Через три года я стану первым медицинским консультантом в Эдинбурге. Я буду сам выбирать, кого лечить, впечатлять местных врачей общей практики, сокращать до минимума осмотры пациентов, на бегу выписывать рецепты. Я не буду знать – а зачем? – останутся ли мои пациенты в живых или умрут. Мне будут завидовать, восхищаться мной, бояться меня. Короче говоря, – его тон утратил насмешливость и приобрел твердость, – я стану знаменитым!

Глава 44

Она невольно воскликнула:

– О господи! И это тот полуголодный заморыш, который однажды назвал музыку Шумана мотивом? – Она нахмурилась. – Ты слишком преуспел здесь. Наш директор души в тебе не чает. То же самое с твоими ассистентами и ректором Инглисом, когда он приезжает в город. У тебя на лекциях вдвое больше студентов, чем у нашего дорогого доктора Овертона, хотя он старше тебя. Кстати, ты собираешься сегодня к его женушке на званый вечер?

– Полагаю, что загляну, – равнодушно ответил он.

– Я тоже, – сказала Анна. – Знаешь, я не испытываю к ней неприязни. Она весьма изменилась в лучшую сторону. Поначалу у меня вызывало смех то усердие, с которым она, такая веселая щебетунья, создавала свой маленький салон, намереваясь вознести мужа-красавчика к вершинам своих светских триумфов. Но теперь я не смеюсь. Я никогда не смеюсь, когда вижу несчастную женщину.

Дункан уставился на нее:

– Несчастная женщина? Чепуха!

– Тебе не кажется, что двух лет достаточно, чтобы даже самая наивная невеста обнаружила, что она замужем за ничтожеством? Как ты думаешь, приятно просыпаться каждое утро, видеть его лицо эгоиста, этот рассеянный взгляд и думать: «Он не такой, каким я его себе представляла?»

– Что за бред ты несешь! – нетерпеливо сказал он.

– Бред? – Она насмешливо улыбнулась. – Но мы оба знаем доктора Овертона, не так ли?

– Он безвреден.

– Это он-то? Мой дорогой Дункан, берегись этого человека! Его зависть тебе равносильна болезни. И у него есть влиятельные друзья.

– Я уже берегся.

– Но в будущем, в ближайшем будущем… – Она многозначительно замолчала.

Засунув руки глубоко в карманы пиджака, он попытался понять, что она имела в виду. И вдруг спохватился:

– У меня лекция ровно через полминуты. Я не могу стоять здесь и гадать, как на магическом кристалле. Мы обсудим окончательные ревизии проб сегодня вечером.

Когда лекция закончилась, он отправился в свою клинику во внешнем крыле отделения. Перед его рабочим столом выстроилась длинная очередь, мужчины и женщины со всего графства из самых скромных слоев общества – их прислали врачи для каких-то специальных патологоанатомических исследований. Отличная репутация сделала это учреждение магнитом для подобных случаев. И все же в настоящее время эти люди были для Дункана не столько пациентами, сколько звеньями цепи, просто материалом, с которым он умело управлялся, крутясь, как белка, в колесе своих амбиции.

Сегодня он был более резок, чем обычно, – бегло просматривал карточки приема, сообщал необходимые детали своей секретарше, посылал ассистентов делать диагностические тесты.

Внезапно его охватило какое-то беспокойство. Он сделал паузу и невольно поднял голову. Сначала он не мог поверить своим глазам. Среди пациентов, ожидая своей очереди, стояла его мать.

Глава 45

Как будто во сне, он разобрался с теми, кто был до нее. И вот она встала перед ним, его собственная мать, протягивая ему направление от своего врача. Ни тени узнавания на спокойном, осунувшемся лице.

Осознав это, он чуть не утратил все свое самообладание. Вокруг были его ученики, полная пациентов приемная, его секретарша, переписывающая данные вот с этой карточки. Марта Стирлинг. Возраст – пятьдесят девять лет. Он резко развернул направление от врача.

Прочитав его, он не осмелился взглянуть на нее. Каким-то не своим голосом он произнес:

– Пожалуйста, пройдите в смотровую. Я сам вами займусь.

Пять минут спустя он вошел к ней в маленькую кабинку:

– Мама!

Она сидела на продавленном стуле, жалкая фигурка, с больничным одеялом на голых плечах. Но в ее глазах была прежняя непреклонная суровость.

– Меня сюда послал доктор Логан из Ливенфорда. Я бы не приехала, если бы знала, что это ты.

Она по-прежнему упрямо отказывалась от его забот, его денежной поддержки, его предложений помочь.

– Позволь мне узнать, что тебя беспокоит, мама? – поспешно сказал он. – Доктор Логан, похоже, сомневается в диагнозе.

– Он боится, что у меня рак.

Как всегда, она не стеснялась говорить начистоту.

Когда она медленно стянула одеяло, он замер при виде небольшой глубокой язвы. Охваченный дурным предчувствием, он спросил:

– Когда это началось?

– Я ударилась о комод шесть недель назад. Тогда я не обратила на это внимания. Но потом…

Он пристально смотрел на это поражение кожи с растущим страхом, что оно злокачественное.

– Я должен исследовать несколько клеток под микроскопом. Тогда будет ясно, является ли это чем-то плохим или вообще ничем. Ты понимаешь?

Она бесстрашно кивнула.

Он взял пузырек с хлорэтаном. Ему пришлось приложить усилия, чтобы его голос не дрогнул.

– Этот спрей – местный анестетик. Я не причиню тебе боли.

– Возможно, ты подумал, что уже и так причинил мне достаточно боли.

Она отстраненно наблюдала за ним – лицо ее было усталым, измученным, но спокойным, когда несколько мгновений спустя он окрасил образец ткани, а затем сунул его под микроскоп.

Его пальцы дрожали, когда он поворачивал колесико тонкой настройки – все расплывалось перед глазами. Наконец он разглядел скопление нормальных клеток. Его сердце колотилось. И все же он продолжал поиски, так и не обнаружив никаких признаков ужасных форм рака, пока с благодарной уверенностью не выделил группу стафилококков. Язва не была злокачественной, это оказалась простая инфекция, которую, несомненно, можно было вылечить.

Глава 46

Дункан так нервничал, что не осмеливался обернуться. Склонившись над микроскопом, он собрался с мыслями и наконец сказал:

– В общем, ничего серьезного! Нет там никаких новообразований.

Выражение ее лица почти не изменилось. Но она быстро выдохнула:

– Ты говоришь правду?

– Через месяц ты будешь совершенно здорова.

На мгновение показалось, что у нее приступ слабости. Затем, выпрямив свое худое тело, она снова взяла себя в руки.

– На все воля Божья. Я благодарна Ему за то, что он избавил меня от еще одного креста.

В жажде объясниться, он проигнорировал этот намек.

– Мама! Твое появление здесь трудно считать случайным. Как будто само Провидение хотело доказать нам обоим… – Он помолчал. – Разве то, что я смог сделать для тебя сегодня, ничего не значит?

– А разве это не мог сделать кто-то другой?

Он вздрогнул:

– Неужели ты никогда меня не оценишь? Вот он я, своими собственными усилиями, в самом известном медицинском институте страны, пробиваюсь к вершине – и все же, когда нас сводит судьба, когда я отменяю подозрение на смертный приговор, ты по-прежнему полна горького предубеждения против меня.

Она изучала его без всякого выражения.

– Я не впечатлена тем, что ты мне говоришь, и еще меньше тем, что я вижу. Вид у тебя неважный – и совсем не счастливый. Ты бледный и изможденный. У тебя морщины на лбу и легкая седина на висках. У тебя тяжелый, недовольный взгляд, как будто ты что-то искал и не смог найти.

– Но я найду это, – горячо сказал он. – Я на пути к вершине. И когда я буду там, я протяну руки и возьму все, что захочу.

– Какое это имеет значение? – Она накинула на плечи свое старое пальто. – Тридцать шиллингов в неделю или тридцать тысяч в год? Носишь ты одежду из тонкого сукна или из домотканого твида? Главное – это когда на улице люди провожают тебя взглядом и говорят себе: «Вот идет прекрасный, достойный человек!»

Он уже собирался ответить, когда ширма в кабинке отодвинулась и появился доктор Хеддл с группой студентов за спиной.

– Там один случай, который вы должны посмотреть. Мы считаем, что там требуется полное серологическое исследование. Может, кто-нибудь из нас закончит за вас здесь?

Дункан покачал головой. Из-за того что рядом толпились его ученики, дальнейший разговор был невозможен.

– Я должен сейчас идти. У тебя нет никаких причин волноваться, – успокоил он свою мать.

Взяв блокнот, он быстро написал:

Приходи ко мне в шесть часов вечера в мои апартаменты, № 24, Принсес-Кресент. Ты все еще недооцениваешь меня. Я хочу твоей любви и уважения. Я хочу обеспечить твое будущее.

По привычке или из угрюмого упрямства он поставил подпись: «Дункан Стирлинг, доктор медицины».

В тот вечер, хотя Дункан долго и нетерпеливо ждал ее, она так и не появилась. В глубине души он знал, что она не придет, но тем не менее удар был жестоким. Горькое желание куда-нибудь сбежать – вот в основном то, что заставило его вспомнить о вечеринке Маргарет.

Глава 47

Была уже половина десятого, когда он поднялся по ступенькам дома Овертонов в одном из лучших районов Эдинбурга. Наверху, в гостиной, оформленной в кремовых тонах, было полно народу. Когда он вошел, Маргарет подбежала поприветствовать его.

– Дункан! – воскликнула она. – Я так рада. Я боялась, что ты не придешь.

Он попытался выглядеть веселым:

– Разве можно скучать по мне в такой компании.

– Можно! – тут же возразила она.

Она какая-то взвинченная, подумал он. Ее глаза были очень яркими, и под ними залегли слабые тени. В ней было что-то новое, беспокойное, провоцирующее, что могло бы участить пульс любого мужчины.

– Ты здесь всех знаешь, – сказала она.

Он равнодушно оглядел комнату, узнав около тридцати человек. Доктор Овертон в окружении гостей со стаканом в руке, миссис Инглис, профессор Ли из Фонда, полковник Скотт, молодой доктор Хеддл, Анна, несколько врачей из Уоллеса и несколько адвокатов из здания парламента.

– Не беспокойся, Маргарет. Я сам тут разберусь.