– Мужайся, дитя, – говорил дядя Уильям, застав ее в слезах. – Господь довольствовался и меньшим, а мы хотя бы есть друг у друга.

Это так. Но у нее не было мужа.

Малыш перестал сосать и уснул. Фрэнсис уложила его в люльку и возобновила попытки покормить мать. Кэтрин Уолли была не стара, едва за сорок, и, если точнее, приходилась ей мачехой – родная мать Фрэнсис умерла, когда та была еще маленькой, – но была абсолютно седой, а плоть лишь тонким саваном обтягивала ее кости. Болела она много лет, после последнего выкидыша. Теперь женщина, похоже, полностью потеряла связь с реальностью и мотала головой, как упрямый ребенок. Суп стекал по стиснутым губам на подушку. Фрэнсис промокнула его тряпкой, потом легла на матрас и закрыла глаза ладонью.

«Уилл… Уилл… Уилл…»

Скоро уже четыре месяца, как он уплыл в Америку. Она не знала, добрался ли он. Слишком мало прошло времени, чтобы успела прийти весточка. Уилл не хотел уезжать, но она умоляла мужа ради ее самой и детей не сдаваться врагам. Факт, что рядом с ним находится ее отец, немного утешал Фрэнсис: старик практичен и хитер, тогда как Уилл склонен к мистике и фатализму. Да простит ее Бог за такие мысли, но это так. Она любила его с шестнадцати лет, вышла замуж в восемнадцать и знала супруга, как никто иной.

Фрэнсис села и нащупала в шве матраса небольшой прорез, сделанный ею. Пошарив пальцами в соломе, она извлекла единственные три вещи, оставшиеся ей от мужа: прядь волос, миниатюрный портрет и последнюю записку, посланную им в день отплытия. Дядя Уильям привез ее из Грейвсенда, после того как проводил беглецов.

Дражайшее мое сердце, Бог обережет нас, ибо Его волей происходят на земле все правильные вещи. Молись за меня, я же всегда буду молиться за тебя – ты величайший из даров, коим наградил Он меня. Я вернусь к тебе, как только смогу.

Письмо было написано аккуратным почерком Уилла на клочке бумаги, неровно вырванном из блокнота. Чернила расплылись. Записка была без даты и без подписи. Она еще раз перечитала ее. Вдохнула запах пряди темных волос. Вгляделась в любимое лицо на портрете – широко расставленные глаза, тонкий нос, маленький изящный рот – и поцеловала его.

Фрэнсис услышала, как тетя зовет ее по имени. Она засунула свои сокровища поглубже в матрас и побежала вверх по лестнице посмотреть, чем может помочь.

Несколько часов спустя, к исходу утра, вскоре после того, как тетя Джейн вернулась из деревни с хлебом и сыром, а Фрэнсис натаскала воды из колодца, чтобы постирать ночные сорочки детям, дядя Уильям, собиравший яблоки в саду, влетел в дом с известием, что по улице едут конные солдаты. На его лице Фрэнсис прочла страх.

– Думаешь, они к нам?

– Наш дом единственный тут. Куда им еще направляться?

Она сгребла Нэн, ползавшую по полу в кухне, и передала ее Фрэнки, велев отвести ее и Джудит в их комнату, где Бетти еще не встала с постели.

– Оставайтесь там, пока я не скажу вам спуститься.

Со стороны сада послышались топот копыт и мужские голоса. Двое солдат промелькнули под окном кухни. Дом окружали. Мгновение спустя в дверь забарабанили. Дядя Уильям слегка приоткрыл ее и был отброшен потоком военных, ворвавшихся внутрь с пистолетами и шпагами наголо. Несколько человек вбежали в гостиную. Другие ринулись наверх. Двое солдат навели мушкеты на Фрэнсис и Хуков, приказав не шевелиться.

Вскоре в кухню властно вошел коренастый широкоплечий человек.

– Преподобный Уильям Хук, если не ошибаюсь? – Он церемонно прикоснулся к шляпе и обратился к тете Джейн: – А вы миссис Кэтрин Уолли?

– Нет, сэр. Меня зовут Джейн Хук.

– Прошу прощения. – Мужчина посмотрел на Фрэнсис. – А вы, полагаю, миссис Гофф. – Некоторое время он внимательно ее разглядывал. Глаза у него были темные. Мелькало в них нечто, то ли осведомленность, то ли сочувствие, отчего Фрэнсис поежилась. – Где миссис Кэтрин Уолли?

– Она в постели, сэр, – ответила Фрэнсис. – Больная.

– Позвольте взглянуть.

Дядя Уильям начал оправляться от шока.

– Постойте, – сказал он. – По какому праву врываетесь вы в наш дом?

– Существует ордер на арест полковника Уолли и полковника Гоффа, о чем вам прекрасно известно.

– Здесь никого нет, мистер Нэйлер! – крикнул сверху один из солдат. – Только маленькие девочки!

Фрэнсис заметила, как губы Нэйлера на миг разочарованно опустились.

– Что ж, это не удивляет. – Он повернулся к ней. – Вы, без сомнения, скажете, что не имеете понятия, где они.

– Я много месяцев не видела ни мужа, ни отца.

– Так ли? – Нэйлер крикнул солдатам наверху. – Обыщите тут все тщательно. Переверните весь дом, если понадобится. – Потом снова посмотрел на Фрэнсис. – Отведите меня к миссис Уолли.

Она проводила его в гостиную. Мать лежала, натянув одеяло до подбородка, и глядела в потолок. Нэйлер наклонился к ней. Провел ладонью у нее перед глазами. Реакции не последовало.

– Как давно она в таком состоянии?

– С тех пор, как ее выкинули из дома на улицу, не позволив захватить ничего, кроме имени.

– У вас нет братьев или сестер, способных помочь ей?

– Есть родной брат и два сводных, но они не в Англии.

– А где?

– Я не знаю.

Это была правда. По слухам, Джон и Генри обретались во Франции, а Эдвард в Ирландии. Всю семью разметало. Малыш заплакал. Фрэнсис рванулась к нему, но Нэйлер ее опередил. Он поднял Дикки из люльки и, держа на вытянутых руках, стал поворачивать из стороны в сторону, разглядывая его оценивающим взором, словно поросенка на ярмарке.

– Какой чудесный паренек! Славно, должно быть, иметь здорового маленького сынишку.

Сверху доносились грохот, треск отдираемых досок. Одна из девочек закричала. Фрэнсис протянула руки к сыну:

– Отдайте его мне, пожалуйста.

Нэйлер прижал ребенка к груди и вдохнул аромат пушистых волосиков. Потом начал баюкать, поглаживая по спинке. Малыш перестал плакать.

– Вот видите? У меня талант обращаться с детьми. Скажите, где ваш муж, миссис Гофф, – вкрадчиво промолвил он. – И жизнь станет лучше для этого младенца и для всех вас.

– Я не могу сказать вам того, чего не знаю.

– Тогда я скажу вам то, что думаю. – Он кивнул в сторону дяди Уильяма, наблюдавшего за ними с порога. – А думаю я, что Гофф и ваш отец отправились к приятелям мистера Хука в Америку. Такое у меня подозрение. – Он повернулся в сторону кухни. – Капитан Уивер! Идите сюда и сделайте обыск.

Дядю Уильяма оттеснили прочь с дороги. Уивер вошел в сопровождении двух солдат.

– Начните с койки. Потыкайте шпагой в матрас.

Капитан с сомнением посмотрел на Кэтрин Уолли.

– А с ней что делать?

– Если не может встать сама, вытащите ее.

Фрэнсис слышала, как семилетняя Фрэнки кричит наверху: «Мама! Мама!»

– Это бесчеловечно, мистер Нэйлер, – сказала тетя Джейн.

– Бесчеловечно – убивать в трезвом рассудке своего короля. Выполняйте, капитан.

В этот миг, когда течение времени словно остановилось, Фрэнсис сразу и с полной очевидностью поняла три вещи. Они знают про Америку. Они найдут записку Уилла. Этот человек до сих пор держит ее ребенка.

– Постойте, – сказала она.

Женщина развязала узел на стягивающей матрас веревке и сняла ее. Потом опустилась на колени, запустила руку в разрез и извлекла записку, портрет и прядь волос. Протянула их Нэйлеру. Тот, сбитый на миг с толку, воззрился на нее. Руки ее тряслись. Наконец от отдал ей младенца в обмен. Фрэнсис схватила сына и крепко прижала к себе, глядя, как Нэйлер читает записку.

– Это от вашего мужа?

Она кивнула.

– Фрэнсис! – встревожился дядя Уильям.

– Когда вы ее получили?

– С неделю назад. – Ложь далась легко.

– Кто ее принес?

– Я не видела. Принесли ночью. Когда я проснулась утром, это было здесь.

– Портрет его?

– Да.

Клерк еще раз прочитал записку, отметив красивый почерк. Потом внимательно изучил миниатюру. Взял большим и указательным пальцем прядь волос, поднес к свету. Видя свои сокровища в его руках, Фрэнсис почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. И постаралась обуздать свои чувства.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Записку и портрет я заберу. Волосы можете оставить себе.

Как только дверь за ними закрылась, Фрэнсис, не дождавшись даже, пока солдаты сядут в седла, помчалась наверх, к дочерям. Фрэнки сидела, привалившись к стене и вытянув ноги, держала Нэн на коленях и старалась не расплакаться. Джудит забралась в кровать к Бетти, обе накрылись с головой одеялом. Скудные детские вещи и пожитки были разбросаны по полу. Пара досок была отодрана. Один из матрасов рассекли дважды крест-накрест и перевернули. Повсюду валялась солома. В комнате пахло как в конюшне.

Фрэнсис переходила от одной девочки к другой, нашептывая одни и те же слова:

– Не бойся… Эти люди ушли… Нам уже ничего не грозит…

– Почему солдаты искали папу и дедушку? – спросила Фрэнки.

– Однажды я все тебе расскажу. Просто знай, что они не сделали ничего плохого.

– Когда мы вернемся домой?

– Наш дом там, где мы вместе. Будьте хорошими девочками, соберите вещи. Я принесу иголку с ниткой, мы набьем матрас соломой, зашьем его, и у нас снова будет постель.

Внизу в гостиной тетя Джейн утешала Кэтрин. Ее низкий успокаивающий голос слышался через порог. Дядя Уильям сидел за столом в кухне. Библия была открыта, но смотрел он прямо перед собой. Фрэнсис познакомилась с ним всего четыре года назад, когда он вернулся из Америки, чтобы стать одним из личных капелланов Кромвеля, – это место выхлопотал для него ее отец. Лицо священника было строгим. Когда она вошла, он встал. Женщина приготовилась к выговору, – по правде говоря, она всегда немного побаивалась дядю. Но он вместо этого простер руки:

– Иди сюда, дитя.

– Ты не сердишься на меня?

– Сержусь? Ничуть. Ты оказалась сообразительнее меня.

Она с облегчением прильнула к нему, прижавшись щекой к его плечу. Он казался надежным и непоколебимым как камень.

– Даже хотя я преступила заповедь и сказала неправду?

– В Библии сказано «не лжесвидетельствуй против ближнего твоего». Но этот человек не ближний. Он дьявол. Ты насыпала ему песку в глаза, а это не считается за грех. Вот только боюсь, он вернется, когда поймет, что его обманули.

В восемь утра на следующий день, в понедельник, Нэйлер явился в Вустер-хаус и попросил о встрече с лорд-канцлером. Дождавшись в приемной вызова, он последовал за тем же самым хлыщом-секретарем вверх по лестнице. На этот раз юный аристократ держался непривычно скромно, да и вообще атмосфера в доме показалась Нэйлеру странной: разговоры шепотом в концах коридоров, приоткрытые двери тихонько закрывались, стоило ему пройти. Когда они вошли в галерею, ведущую к кабинету сэра Эдварда, с противоположного ее конца торопливо вышла Энн Хайд, дочь канцлера, в сопровождении служанки. Нэйлер не видел ее вот уже несколько месяцев. Он остановился, снял шляпу и поклонился. То, как она выглядела, привело его в изумление. Милое личико расплылось и раскраснелось, от стройной фигуры не осталось и следа – девушка располнела, став до ужаса похожей на отца. Энн прошла мимо, не узнав его, и ему показалось, что она плачет.

Сэр Эдвард располагался на обычном месте в конце стола. Он снял парик и сидел, подавшись вперед и подперев голову руками. Говорил он, глядя в ковер.

– В чем дело, мистер Нэйлер?

– Если я в неподходящий момент, милорд, то это дело может подождать.

– Нет. – Хайд устало поднял голову. – Излагайте.

– Это касается полковников Уолли и Гоффа. – Хайд застонал, но Нэйлер все равно продолжил: – У меня есть доказательства, что они могут находиться в Англии.

Тут лорд-канцлер поднял глаза:

– Какого рода доказательства?