Может и правда я «Олд», ведь в моей профессии так мало тех, кто стал профессионалом. Я видел десятки ярких факелов из «перегоревших» молодых специалистов. Окрылённое опьянение от первого успеха доводит их почти до оргазма. Работать с клиентами, они не умеют, но не считают это важным. Они не пытаются наработать свою базу и нарастить объёмы, качество. Такие «спецы» работают на потоке, который быстро иссякает. Подсадить клиента на себя, это не просто. И вот, их так ярко вспыхнувший факел, быстро сгорает. Начинается апатия, скука, угрызения совести. Эта безликая тень, ещё некоторое время тлеет, слоняется по офису туда-сюда, от сигареты до чашки кофе, и, наконец, наступает момент, когда человек исчезает из нашего центра навсегда. Мотивация тут уже не поможет. Мне их не жаль. Жалеть, вообще плохой навык. В жалости, есть какая-то инфекция. Человек, единожды подцепивший её, уже вряд ли, когда-то сможет жить иначе. На глаза будто падает пелена, и уже совсем скоро, это перерастает в хроническое состояние – синдром спасителя. О нем говорить можно бесконечно. Жалеющие, есть и у нас. Они решают за клиента, что для него дорого. Хотя, сравнив цены, на аналогичные услуги и продукты в других местах, клиенты сами выбирают именно нас. Ведь если человек передумает и уйдёт, никто не даёт гарантии, что ему «за углом», не продадут этот же препарат только в три раза дороже. Там он спокойно купит и будет счастлив. Жалеющие не верят в продукт, не верят, что помогают людям. Они уверены, что спасают человека от нашей системы, считая клиента глупцом или идиотом. Ими легко пользуются и манипулируют. Планов они не выполняют, заработать не могут и потому рассчитывать на них в работе опасно. Оксана, это чётко понимает и строго следит за всеми новенькими, постоянно нависая над каждым как коршун. Она даёт им много шансов, не один и не два. Она поддерживает, учит, но всему приходит конец. Если Оксана видит, что у человека нет перспектив и цели, то она схлопывает свои крылья заботы и отходит, бросая опекаемого. Все мы люди, и нам не чуждо человеческое, но мне их не жаль. Может я неправильный, а может, во мне просто эта функция затёрта, но я не умею жалеть таких людей. Директор, всегда пытается подсунуть мне натаскивание новичков, которых она считает перспективными. Поначалу, мне это даже льстило. Но со временем, я увидел, что это не имеет смысла. Чаще всего к нам приходят молодые девушки, с безумным желанием работать и жить, отдавать всю себя профессии, я даже немного заряжался от их неиссякаемого огня. Но как только новая сотрудница переставала постоянно косячить и «держаться за юбку», как только уверенно делала собственные шаги, то сразу уходила в декрет. Из которого, как водится, уже не возвращалась никогда. Поначалу, мы с Оксаной списывали на случайность и «это жизнь», потом просто переглядывались молча и иногда иронично улыбались. Это не требовало никаких пояснений. Периодически, «для оздоровления обстановки», директор поливает наши рабочие места святой водой, или обходит углы помещения с церковной свечой, что меня как агностика очень забавляет. А вообще, у каждого свои шаманские ритуалы в работе.

Внутри каждого из нас, есть настоящая драгоценность. Это похоже на кристалл, который мы сами придаём огранке. Все, что мы делаем, оттачивает и полирует какую-то его сторону, создаёт новую грань. Чем больше этих граней, тем ярче звучит человек. Но, самое страшное для этой ювелирной работы, это голоса. Они повсюду. Они всегда знают, как правильно, как вкусно, как нужно. Голоса знают, как нам быть в той или иной ситуации в нашей работе. Голоса знают, что мы должны делать дома, как воспитывать детей. Голоса легко принимают нашу ценность и уникальность и каждый из них, так и хочет внести в ваш личный кристалл – свою грань. Порой мы сами говорим внутри себя чужими голосами и начинаем делать как кто-то. Это страшнее всего. Сложно судить рыбу по тому, как она поёт. Она великолепный пловец, а вот петь не умеет. Вас могут считать идиотом, только за то, что вы плохо повторяете за кем-то. Поэтому повторять то, что хорошо делают другие – это утопия. Познайте свой талант и отшлифуйте эту грань до зеркального, бриллиантового блеска, поверьте, именно так, вы станете просто великолепны. Я сам часто пытаюсь причинять людям им не нужное добро. Это то, с чем я борюсь. Я перестал жалеть людей, делать что-то за них, одалживать им деньги и нуждаться в их мнении. Я больше ничего не показываю, не доказываю. Просто смотрю на их старания в привлечении моего внимания, попытки возмездия, смеюсь над гадостями в мою сторону вместе с ними, и их голоса во мне становятся все тише и тише, а потом исчезают навсегда. Это похоже на тихую грусть, когда из твоей вселенной исчезает маленькая черточка. Я не коллекционирую людей, потому что дружу только по настоящему, уважая себя и свое время. Красивые слова и обороты, сыпятся чаще из тех людей, кому, к сожалению, нечего сказать.

Раньше мне казалось, что только люди с ОКР или прочими подобными расстройствами, способны на странные поступки, но оказалось, что это не так. Все люди скрывают какую-то часть себя и это абсолютная норма. Было бы странно встретить человека, который все держит на поверхности, которого не нужно читать как книгу. Это было бы не интересно. Ведь мы ценим человека не только за его внутренний мир, который можем так никогда и не постичь, мы ценим то, как человек, который становится нам все более и более знаком, постепенно раскрывается как аромат хороших духов. И нас привлекает именно то, как человек это делает, с трепетом завораживающе, подсаживая на общение с собой как на наркотик, или будто чистит лук, сдёргивая шелуху одним движением. От этого зависит многое, даже почти все. Будем ли мы смаковать и ценить, или рассеянно улыбаясь и глядя мимо, стараться отделаться поскорее и как можно быстрее забыть человека. Нужно помнить, если вы не нужны, то проще уходить и не навязываться, так будет лучше для всех. Любите себя, цените и оберегайте, иначе этого не станет делать никто. Мы все хотим казаться не теми, кто мы есть, мы выпячиваем свои лучшие стороны на передний план, прячем как можно глубже свои недостатки. Мы даём аванс, подманиваем этим фокусом интересующегося человека. И, конечно, происходит самое страшное, если человек в этот момент в нас влюбляется. Потому что, счастье в этом розовом раю, будет длиться ровно столько, сколько мы сможем, мучаясь носить эту маску. Часто жертвуя собой и своими интересами. Мы вновь и вновь приносим жертвы на чужой алтарь и искренне считаем, что тот, ради кого, мы несём непосильную ношу страданий, должен это ценить. Должен полюбить нас и, в последствии, тоже многое терпеть. И тут начинается ад. Во-первых, человек вообще понятия не имел, что вы не такой как ему показывали, он искренне верил, что это ваше истинное лицо и полюбил именно его целиком и полностью. Тут ему подсовывают далеко не идеал, в грязных носках и шляпе, от которого вообще хочется бежать, куда глаза глядят, а не то, чтобы терпеть ещё что-то. Первый обижен, что его такого прекрасного и терпеливого, который столько выстрадал, не ценят и не любят. Уверен, что его партнёр эгоист и сволочь, какую ещё поискать, что он наглец и большая ошибка. Второй вообще не понимает, чего от него хотят, потому как из мечты всей жизни, партнёр превратился в невообразимого истеричного козла, с претензиями, суть которых в корне не понятна.

У меня была клиентка, которая долго таскала мужа на семейную терапию. Мы спасали их брак. Он не хотел ходить, но ходил, много жаловался и выставлял себя несчастным обиженным мальчиком. Мамин сын в штанах шестьдесят четвертого размера. Она, женщина средних лет, была готова затащить его хоть в ад, только бы ему доказали, что он не прав. Они спорили обо всем. Он первые десять сеансов, меня стеснялся. Постоянно юморил, нервно смеялся, заискивал, как бы выпрашивая моё негласное одобрение. Когда до него дошло, что моей мужской солидарности ему не видать, то я резко перестал нравиться. В итоге пришли к тому, что он её любит, просто он тиран и по-другому удовольствия от брака не получает. А она, оказалось, разлюбила его в тот момент, когда он назвал её «наглой мордой». С тех пор и наказывала его каждый день. Я был очень рад, что у них не было детей. Потому как этой паре, терапия не была показана вообще. Мне кажется, им скорее нужен был кто-то третий, чтобы он присутствовал на казни, то одного, то другого партнёра. А вот дети были бы обречены и глубоко несчастны. Но, слава богу, ему дети не были нужны вообще, а она просто не раскрылась рядом с ним как женщина и не ощущала потребности материнства.

Я очень люблю себя на своей работе, люблю то чувство, которое она у меня вызывает. Люблю того себя, который я на работе, если можно так выразить свои чувства. На ком ещё я мог бы быть женат, если она и так уже со мной?

Паша с этой поездкой держал меня мёртвой хваткой. Он звонил мне каждый день и уверял, что это нужно сделать, что он так сильно на меня рассчитывает, и я просто уже не имею права его кинуть, потому что меня даже некем заменить. Он так уверенно, так красиво и ровно строил речь, что я почувствовал себя помощником капитана межзвёздного корабля, который летит на Марс. Я даже поверил в то, что без меня никак не обойтись, будто отвечаю за кислород для всего экипажа. И когда до отъезда оставалось всего ничего, меня в коридоре поймала Оксана. Она словно хищник, в своей шуршащей юбке до колена, по запаху вычисляла, по какому именно коридору буду подниматься в кабинет. Я был почти у цели, когда за моей спиной раздался оглушительный окрик директора:

– Алексей, постой.

От этого голоса у меня внутри будто лопнула натянутая струна. Как она это делает, я не представляю, наверное, это талант. Возможно, на курсах директоров, на бесконечных семинарах по гноблению коллектива, учат именно этому.

– Алексей, я хочу поговорить с тобой. Это важно.

Оксана подошла ко мне. Ее глаза были полны тревогой. Сейчас она не включала строгую начальницу, чьи решения просто венец творения, и мы неукоснительно должны исполнять все, что ей внезапно взбрело. Я против монархической системы правления и иногда смею высказать это вслух. Она привыкла к оппозиции в моем лице, иногда выслушивает до конца и не истерит. Но, когда она подходит вот так как сейчас, как правило, это означает, что у неё нет других вариантов и я реально ей нужен. В таких случаях я не упускаю возможности поиздеваться над ней, но она стоически терпит. Бывает мне становится её жаль, и я уступаю. Нет, я не слабак. Просто, когда она гордо удалит свою юбку из моего кабинета и начнёт что-то делать сама, то мне потом придется все исправлять. Это ожидаемо, наверное, но я терпеть не могу в ней и человека и женщину, это меня ужасно раздражает. Предпочитаю в её лице несправедливую власть и соперника, люблю, когда она пытается поймать во мне диверсанта подпольщика. Эта игра длится с тех пор, как она перешагнула порог нашей социальной службы, растоптав своей бессердечной шпилькой, все мои мечты о безмятежном старении в нашем уютном болоте. Она призывно посмотрела на меня, повернулась и пошла в сторону лестницы, где мы тайком курили. Я стоял и смотрел ей в след. Она обернулась, нахмурилась и поманила меня нетерпеливо рукой. На лестнице она закурила, а я никак не мог дождаться, когда же она начнёт. Мне было совершенно непонятно, что именно ей от меня нужно. Если бы она хотела не отпускать меня сейчас в отпуск и перенести его, то сказала бы об этом запросто. А тут стоит и мнётся как девчонка. Если только она не решила повесить на меня какого-то своего пациента. И скорее всего что-то отвратительное, что потребует взаимодействия с полицией. Это все терпеть не могут. Ишь как, почти без перерыва сбивает пепел с сигареты. Почти не курит, стоит дымит просто так. Может преступник? Сто процентов какой-нибудь её любовник, потому и не может сама. От внезапной догадки меня бросило в пот, и Оксана явно это поняла, потому как сразу начала говорить:

– Мой одногруппник обратился за помощью. Я не могу отказать ему, понимаешь? Он большой человек, много раз помогал мне лично и нашему центру. Дело в его старшем брате. Я знаю, ты идёшь в отпуск, но я прошу тебя, возьми его. Если у вас получится контакт, то просто оформим его на тебя. Ты сходишь в отпуск, погреешься на своих Мальдивах, вернёшься и все неспеша закончишь. Там и дело не особо долгое. Просто напишешь ему заключение для следствия и суда. Не более. Чисто твоё заключение.

– Я так и знал, – внутри все будто обвалилось.

– Мне кажется, тебе будет интересно. Там странная история с исчезновением жены пациента.

Ага, очень интересно. Обожаю, когда полоумные маньяки убивают жён и мне нужно это расследовать как Эркюлю Пуаро. Я, недовольно нахмурившись, смотрел в стену. Оксана всячески ухищрялась, чтобы заинтересовать меня согласиться на этот кошмар, когда следователи начнут ходить ко мне как к себе домой. Я терпеть не могу ни полицию, ни детективы, ни преступность в целом и предпочитаю держаться от этого подальше.

– Я положила тебе его папку на стол в кабинете, посмотри, пожалуйста. Полистай записи, там и правда, нет ничего сложного.

– Может, сама все сделаешь? У тебя лучше получится найти общий язык с полицией и родственником, чем у меня. Так будет проще для всех. Я эти детективы терпеть не могу.

Я решил, что сейчас самое время уйти и все будет понятно. Но она остановила меня.

– Да не могу я с ним поговорить. Он отказывается от женщины специалиста. Просто терпеть не может женщин. Я попыталась, пришла. Он сказал, что ему противен даже запах моих волос и их цвет. Ему кажется отвратительным то, как я одеваюсь и моё присутствие рядом.

От неё веяло раздражением. Хотелось закрыть уши руками и уйти, чтобы не быть замешанным в её наигранной истерике. Я скажу ей все, что она хочет, только пусть немедленно прекратит.

– Наверное, он виновен. Потому что во всем, что он говорил нет ничего такого, с чем был бы не согласен. Вменяем.