Я долго не решалась шелохнуться, всматривалась в темноту, пыталась различить хоть какое-то движение, услышать хоть что-то. Но темнота молчала.

– Покажись!

Я испугалась собственного голоса. Представила, как демон кидается на звук, будто огромная змея. Миг – и меня нет.

Мне показалось, или что-то шелохнулось позади?

Я развернулась и сглотнула:

– Где ты? Я готова встретиться с тобой!

А готова ли я? Я озиралась по сторонам, будто слепой котенок. Сердце билось о грудную клетку. Казалось, тьма кишит монстрами.

В нос ударило ужасное зловоние. Протухшее мясо…

Что-то мелькнуло.

Он рядом.

Мне захотелось бросить все и убежать. Но бежать некуда.

Мой крик был похож на истерику:

– Ну же! Смелее! Покажи свое безобразное лицо!

И он показал. Гигантская алая плоть выступила из темноты.

У него не было лица. Только огромный рот зиял черной дырой. Сплошной кусок мяса с бесформенными конечностями. Будто кожу вывернули наизнанку и пришили обратно. По белесым жилам стекала вонючая слизь.

Он надвигался на меня рывками – перемещался, сотрясая пространство.

Я выставила руки вперед. Будто это его остановит! Теперь я знаю, чего пугались те люди, несчастные жертвы Е-еехома анжи. Его мерзкая рваная плоть постоянно менялась. Будто из нее что-то пыталось вырваться, билось изнутри. О, Боже, это же лица! Ужасная догадка поразила – это души, тех кого он поглотил! Бабушка сказала, я не могу им помочь. Но я могу помочь себе. Забрать части своей души.

Но как собраться с мыслями? Он ведь совсем рядом. Еще рывок, и он поглотит меня безразмерной голодной пастью.

Я закрыла глаза и сосредоточилась на страхе, что пульсировал в висках, бился в животе, вибрировал в коленях, душил.

Страх, ты сильный. Я чувствую тебя, знаю, что ты хочешь защитить меня. И… я впускаю тебя в свое сердце.

И страх вошел. Судорогой перевернул все тело и рассыпался мелкими иголками в груди.

Я открыла глаза. Вонючая пасть демона замерла в сантиметре от моего лица.

Несколько секунд я смотрела в эту уродливую пустоту, ожидая конца, но пасть не двигалась. Застыла, словно время остановилось.

Неужели это правда?

Я судорожно выдохнула и отступила назад. Демон повис в воздухе каменным изваянием. Движение лиц прекратилось. Это немыслимо. Невозможно.

Сейчас не время думать. Надо собраться и покончить с этим.

Я сжала похолодевшие кулаки.

Теперь верни мне боль.

Его живот вздулся и треснул. Из раны вместе со слизью вырвался блестящий острый осколок и врезался в мою грудь.

Боль ослепила, зазвенело в ушах. Грудь обожгло, будто в ней пробили дыру.

Дыши! Ты сможешь! Ты справишься!

Следующей я приняла вину. Она вырвалась из мясистой плоти демона и острой стрелой влетела в мое сердце. Следом полетели осколки грусти и печали. Тревога. Сострадание. Сомнение, желание, стыд…

Злость ворвалась так сильно, что я едва удержалась на ногах. Ненависть, зависть, обида. Одиночество. Глупость. Отчаяние и беспомощность. Будто пули разрывали демона изнутри. И попадали прямо мне в сердце. Может, я умру? Слезы лились из глаз. Я поняла, что кричу.

Но внезапно все прекратилось.

Я пыталась отдышаться, не в силах распрямиться и взглянуть на разорванную вонючую плоть демона.

Я знала, что осталась еще одна часть, и была готова принять ее. Я раскрыла объятия. Послышался оглушительный треск. Последним огромным осколком в меня влетела любовь.

Тьма сменилась ослепительно-ярким светом.

Демон взвыл. Заорал хором человеческих голосов и начал испаряться, превращаясь в густой смрадный дым.

Е-еехома анжи больше нет места в этом теле.

Возвращайся туда, откуда пришел.

Когда я открыла глаза, по щекам катились слезы. Солнце приветствовало меня нежными рассветными лучами.

#

Эпилог

Моя квартирка давно не была такой чистой.

Мы с Джеем сидели на полу и ели лазанью, приготовленную его мамой.

Скудный запас моих вещей, состоящий в основном из книг и старой одежды, был упакован и ждал меня внизу, в багажнике новой машины. Осталось забрать ноутбук и дорожный рюкзак. И… Я готова к пути.

Джей помог мне привести квартиру в нормальный вид и разобрать кучу ненужного хлама.

Я посмотрела в его смуглое задумчивое лицо. Губы измазаны в соусе.

Мое сердце переполнилось теплом и благодарностью:

– Джей, спасибо тебе, я бы без тебя не справилась.

Он отхлебнул пиво и усмехнулся:

– Это точно! И как ты умудрилась не утонуть в этом дерьме?

– Да я не за квартиру! Ну… и за нее, конечно, тоже.

Я выдохнула и улыбнулась:

– Спасибо, что был хорошим другом.

– Эй! Был?

Я засмеялась.

– Боже мой, с тобой невозможно разговаривать!

– Ага, с тобой тоже.

Какое-то время мы ели молча. Потом Джей отложил пустой контейнер в сторону и спросил:

– Не передумала?

Я покачала головой.

Но позже, в дверях, я замешкалась.

Прощай квартира, прощай Сент-Пол. Ты навсегда останешься я в моем сердце.

Я положила ключи на стол и закрыла дверь.

Не знаю, что принесет мне этот путь. Разочарование или вдохновение.

Я готова ко всему.

Я хочу увидеть мир.

И начать я хочу с океана.

Тери Аболевич
Меж волка и собаки

Он явно летел в какую-то пропасть. Черную, вязкую, вот сейчас – прямо сейчас! – он шлепнется и разобьется… Со дна бездны почему-то доносились крики чаек и плеск волн, но он по-прежнему летел в никуда. Сердце сделало сальто и замерло, дыхание перехватило – Миша вдохнул соленый морской воздух шумно, рывком…

… И проснулся. Оказывается, задремав, он уронил голову на грудь и дернулся во сне.

– Осторожно, двери закрываются, – прохрипел неживой голос из динамиков.

Вот же зараза. Паршиво это все-таки – засыпать в электричке. Прикорнул где придется, дергаешься, и кажется, будто все соседи на тебя смотрят – чего это он дергается?

– Следующая станция – Затемки, – из динамиков громко загудело и затрещало, но шум быстро стих.

Поезд схлопнул створки дверей, зашипел, чуть подался назад и двинулся дальше. За окном замелькали рельсы, деревья, «хрущевки». Отсыревшие остатки лета погружали город в болотные оттенки и вынуждали зевать.

Стоп. Какие еще Затемки? Миша катался по этому маршруту уже, пожалуй, года три. Не было на этой ветке никаких Затемок.

Он что, перепутал электрички? Сел не с той платформы, поезд на какой-нибудь развилке двинулся по другому направлению? Местность вроде знакомая. Или нет?

Он огляделся. Напротив него в окно смотрела пожилая дама с очень уж недовольным лицом. Слева читал газету крепкий мужичок, у самого краешка дедок размышлял о чем-то, глядя в пол. Кажется, все они точно знали, куда едут. Только Миша не знал.

– Затемки, – снова ожил динамик, – следующая станция – Плющево.

– Чего? – вырвалось вслух у Миши. Плющево – его ветка, сразу после Вешняков. Никаких станций и развилок между ними нет.

Мише захотелось завыть – что происходит-то? Он посмотрел на свое отражение в окне – нет, вроде, глаза не безумные. Только сонные, и оттого вокруг голубой радужки разлилась краснота.

Тем временем двери в Затемки закрылись, и поезд повез Мишу дальше, к знакомым станциям.

Может быть, все это ему приснилось?

Позже, уже к концу рабочего дня, он именно так и решил, перебрав все карты и схемы поездов Казанского направления. Похоже, станции Затемки вообще нигде не существовало. Почудится же всякое спросонья.

Вечером, на пути домой, он чутко вслушивался в объявления станций, но за Плющево оказались привычные Вешняки. Все как всегда. Ну точно приснилось.

На следующий день, покупая билет, он все же спросил знакомую кассиршу, теть Валю, насчет Затемок.

– Затемки? – уточнила она, поправляя очки. – Нет, Мишутка, знать не знаю. Так ты же уже сколько ездишь, а станций не запомнил?

– Мне просто показалось, – смутился Миша, – я даже почти уверен, что электричка там остановилась. Но, наверное, приснилось.

– Ох ты, – в полутемном окошке было заметно, как теть Валя перебирает пальцами, будто нащупывая на столе нечто невидимое. – Знаешь, что я тебе скажу, дурная это примета – посторонние станции слышать.

– А можно побыстрее? – в разговор влезла стоявшая следом за Мишей женщина.

– Да-да, секундочку.

Он наклонился поближе к окошку, чтобы лучше слышать.

– …примета дурная, Мишутка, так и знай. Ты мальчик хороший, светлый, а станции такие от лукавого, – кассирша протянула Мише билет, – не дури да мимо проезжай. Давайте, женщина, куда вам?

«Ну вот и теть Валя умом поехала, – подумал Миша, – в небывальщину ударилась. Видно, что-то такое в воздухе».

Почти неделю после этого случая ничего не происходило. Затемки никто не объявлял, Вешняки и Плющево соседствовали так тесно, как им и положено, и Миша уже стал забывать о случившемся.

Но потом он снова задремал в электричке. И опять его подхватила черная густая бездна, и зазвучали оттуда истеричный крик чаек и шум набегающих волн.

Когда Миша очнулся со вкусом морской соли на губах, голос из динамиков снова вещал, превозмогая треск и гул:

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Затемки.

Что-то изнутри как будто укололо Мишу.

«Нужно выйти, – подумал он, – точно нужно, а то так и буду потихоньку сходить с ума».

Он взял рюкзак и заранее прошел в тамбур. Воздух здесь был тяжелый и спертый, как будто недавно кто-то курил. По памяти из сна сюда же пробивался слабый запах йода – так пахнет на море. Чего оно ему снится постоянно? На море он не был уже лет семь, если не больше.

Снаружи мелькал привычный город: какая-то промзона, потом – жилые дома, дорога. Посмотрим, что это за Затемки такие.

Поезд остановился и с шипением раскрыл двери. Кроме Миши, из вагона никто не вышел.

В Затемках было пустынно. Голая безлюдная платформа, асфальт в трещинах. Не было ни касс, ни турникетов – только несколько ступенек до тротуара. Такого же, в трещинах.

В воздухе висел полумрак – будто день уже собирался заканчиваться, хотя по всем представлениям было утро. Через дорогу стояли пятиэтажки, обветшалые и уродливые, и ни в одном окошке не горел свет. Вывески магазинчиков, вон аптека даже есть – город как город. Только нет никого.

Мише показалось, что у него село зрение. Так бывает в сумерках, когда глаза не успевают привыкнуть к темноте, но сейчас вместе со светом словно уходили цвета. Он читал когда-то, каким видят мир собаки – серым, различая лишь слабые оттенки синего и желтого. Вот и он как будто превратился в собаку – вокруг все поблекло.

– Ш-ш-ш-ш! – зазвучало совсем рядом. Миша испуганно дернулся в сторону и посмотрел под ноги.

Тощий черный кот злобно шипел на него, обнажая тоненькие клыки. У самых его лап валялась рыбья голова – открытый рот, мутные мертвые глаза.

– Эй, да ты чего ругаешься? Не нужна мне твоя добыча. Ну-ка брысь, – сказал Миша и топнул на кота.

Тот в ответ сощурился и утробно прорычал. Вот же зверюга! Миша топнул снова. Кот схватил рыбью голову и припустил через дорогу куда-то во дворы. Беги-беги, злобный валенок.

Глядя вслед зверюге, Миша заметил, что на улицах стали появляться люди. Вот прошла женщина в клетчатом пальто, совсем рядом прошмыгнул школьник, старушка с тележкой проковыляла поодаль. Они казались такими же обесцвеченными, как и все это сумрачное место. Может, и сам он уже такой?

Порыв холодного ветра заставил Мишу поежиться и втянуть голову в плечи. Куртка-то легенькая. Не нравится ему этот район – даже ветер какой-то пустой, что ли, без свежести. И чего сошел с электрички?

– Простите, не подскажете, что это за улица? – спросил Миша первого прохожего. Тот даже не повернул головы: как шел по своим делам, так и прошел дальше. Глухой, что ли?