– Народ, не забивайте эфир болтовнёй, иначе нам придётся вас отключить, – пригрозил я.

– Извини, шеф, – ответил Егор.

Желтый шар Титана становился всё крупнее, мы медленно снижались, постепенно приближаясь к его поверхности.

– Высота шестьсот, прошли условную границу атмосферы, – сказал я.

– Скоро начнётся веселье, – вздохнул Рик.

Челнок все глубже и глубже зарывался в газовую оболочку Титана. Я много раз летал на подобных шаттлах дома, но ощущение от посадки на этот далёкий спутник Сатурна нельзя было сравнить ни с чем, что я испытывал раньше. Земля – по-настоящему огромная планета, самая крупная из всех в нашей Солнечной системе, если не брать в расчёт газовые гиганты, конечно. Колоссальная орбитальная скорость – почти восемь километров в секунду, делала торможение при входе в её атмосферу очень жёстким: четыре, пять, а в нештатных ситуациях и все восемь джи для Земли было нормой. Титан же хоть и является одной из самых крупных лун в Солнечной системе (второй после Ганимеда), всё же он был намного меньше нашей планеты, более чем в три раза уступая ей в радиусе и на целый порядок в массе. Первая космическая на Титане составляет чуть более полутора километров в секунду, а благодаря низкой силе тяжести давление атмосферы по мере приближения к поверхности возрастает не столь резко, как на Земле, так что торможение об неё можно сравнить с падением в мягкий, пушистый сугроб свежевыпавшего снега, в то время как торможение об атмосферу Земли больше напоминает удар с разбегу о бетонную стену.

Мы продолжали снижаться, приближаясь к жёлто-оранжевому дымчатому мареву, раскинувшемуся под нами. До высоты примерно триста пятьдесят километров воздействие атмосферы не ощущалось. Казалось, мы всё так же летим в вакууме, однако это было не так. Я видел по приборам, как постепенно падала наша скорость.

– Выпускаю тормозные щитки, – сообщил пилот.

В задней части «Дедала», поперёк воздушному потоку, выдвинулись четыре решётчатых панели. Мы все ещё были слишком высоко, чтобы самим почувствовать торможение, вызванное их работой, однако цифры на указателе скорости стали уменьшаться заметно быстрее.

На высоте примерно трёх сотен километров мы влетели в слой плотного оранжевого смога, который закрывал собой всю поверхность Титана, делая её недоступной для визуального наблюдения.

– Высота двести, пора отключать РСУ, – сказал я.

– Да, давай.

Я щёлкнул переключателем, вырубив наши маневровые двигатели. Теперь, когда воздух был достаточно плотным, весь наш полёт управлялся только за счёт отклоняемых аэродинамических рулей челнока. «Дедал» из космического корабля постепенно превращался в самолёт. Рик плавно отклонил рукоять управления влево, челнок, как и положено, завалился на левое крыло.

– Аэродинамическое управление в порядке, – доложил он, вновь выравниваясь.

Мы замедлялись всё сильнее, на высоте примерно сто километров Рик заложил несколько крутых виражей, отклоняя шаттл влево и вправо, он гасил нашу скорость. Перегрузки силой в одну-две единицы давили на нас. После долгих месяцев жизни при марсианской силе тяжести даже такое сравнительно небольшое ускорение переносилось непросто.

– Мы почти над зоной посадки, удаление примерно сорок километров на северо-запад, – сверившись с данными навигационной системы, сообщил я.

– Да, вижу, – согласился Харрис.

Сбросив скорость до примерно пятисот километров в час, он направил нос челнока почти вертикально вниз. Сила тяжести Титана в семь с лишним раз слабее земной, в плотной атмосфере это позволяло нам отвесно пикировать, не набирая при этом скорости.

– Высота тридцать, запускаю атмосферные двигатели, – защёлкав переключателями, сказал я. – Воздухозаборники и задние сопла открыты, температура обоих реакторов семьсот градусов, система охлаждения запущена, начинаем раскручивать турбины. – Я вдавил кнопку запуска движков. Набегающий поток воздуха, ударив в лопатки компрессоров, за несколько секунд раскрутил их до холостых оборотов.

– Готово, турбореактивные двигатели запущены, параметры давления и температуры в норме, – сообщил я.

Вдруг челнок довольно ощутимо тряхнуло. Затем ещё раз и ещё раз. Космоплан начало кидать из стороны в сторону.

– Чёрт, что это, что происходит? – раздался по внутренней связи перепуганный голос Максимильяна Барбьери.

– Расслабься, просто небольшая турбулентность. Ты что, никогда на самолётах не летал? – ответил ему Рик.

– Высота двадцать пять километров, приближаемся к облачному слою, – сказал я.

Мы продолжали наше почти отвесное снижение, за лобовым окном перед нами расстилалось бесконечное, насколько хватало глаз, море облаков. Они клубились, завихряясь под воздействием атмосферных потоков. Я невольно залюбовался этой картиной, она напомнила мне о далёком доме, где я сотни раз наблюдал подобное во время своих полётов. И пускай облака Титана не были белоснежными, а отливали жёлтым, и состояли не из воды, а из смеси углеводородов, всё же они были столь же прекрасны, как и их земные собратья. Мы стремительно приближались к ним, пока наконец не ворвались в их гущу на скорости почти пяти сотен километров в час. Лобовое стекло кабины тут же расчертили тонкие струйки жидкости. Турбулентность усилилась, впрочем, здесь в этом холодном, почти не прогреваемом Солнцем мире она была значительно слабее, чем на Земле, и не представляла совершенно никакой угрозы для нас.

– Высота пятнадцать километров, – сообщил я.

– Выравниваюсь. – Харрис потянул на себя рукоять.

Нас вновь вдавило в кресла перегрузками. Мой напарник плавно вывел челнок из пикирования, перейдя в горизонтальный полёт на высоте примерно десяти километров. Мы продолжали лететь сквозь густую кучевую облачность, метан, сконденсировавшийся в жидкое состояние, нещадно бил в лобовое стекло «Дедала», похоже, что мы попали в мощный ливень. Наконец мы снизились до нижней границы облаков, тучи, закрывавшие нам обзор, постепенно расступились, открывая нашему взору поверхность. Это был мрачный и тёмный мир – плотная облачность и смог в верхних слоях атмосферы практически полностью блокировали солнечный свет, так что даже в самый разгар местного дня здесь царили сумерки.

Я сверился с навигационной системой, затем глянул в лобовое стекло. Видимость была не ахти, пожалуй, километров десять – двенадцать по прямой. К счастью, мы оказались не слишком далеко от расчетного места высадки, Рик был первоклассным пилотом и вывел челнок довольно точно, так что я быстро смог сориентироваться.

– Вон там, азимут ноль-четыре-один, удаление около пятнадцати километров.

– Понял тебя, беру курс ноль-четыре-один.

Рик аккуратно развернул челнок. Мы плавно снижались в плотной атмосфере. Благодаря низкой силе тяжести «Дедал», несмотря на свои короткие, заточенные под минимальное лобовое сопротивление треугольные крылья, летел, как самый заправский планер, нам даже не пришлось использовать наши двигатели, которые всё это время работали на холостых оборотах.

Мы снизились до километра и летели к постепенно проступавшему из пелены дождя горному массиву. Скалы, поднимавшиеся навстречу нам из завесы ливня, выглядели мрачными титанами из давно забытого прошлого.

– Вижу нашу площадку, – сообщил Харрис. – Внимание всем, – вдавив кнопку внутренней связи, произнёс он, – убедитесь, что спинки кресел переведены в вертикальное положение, откидные столики убраны и всё такое. Мы готовимся к посадке. – И, уже перейдя на серьёзный тон, обратившись ко мне, добавил: – У нас избыток высоты и скорости, придётся сделать несколько кругов.

– Как скажешь, ты тут босс, – согласился я.

Пролетев над зоной высадки, он заложил левый нисходящий вираж. Описав несколько широких витков спирали, мы наконец снизились до высоты двух сотен метров над поверхностью и теперь медленно приближались к посадочной площадке.

– Выпустить шасси, механизация: положение один, – скомандовал Рик.

Я повернул два рычага посередине между нашими креслами.

– Есть, шасси выдвинуты, закрылки и предкрылки в положении «один», – доложил я.

– Принято. Высота?

Я сверился с радиовысотомером.

– Сто пятьдесят, снижение три метра в секунду.

– Приготовиться к финальному гашению скорости, открыть нижние створки, двигатели в режим вертикальной тяги.

– Открываю нижние створки, переключаюсь в вертикальный режим, – работая переключателями, ответил я.

Теперь вся тяга двигателей челнока перенаправлялась вниз, позволяя ему зависать на одном месте и садиться вертикально, подобно вертолёту.

– Приступаю к торможению, – сообщил Харрис. Он задрал нос «Дедала» вверх, увеличивая лобовое сопротивления и сбрасывая скорость. Тонко работая ручкой управления и дросселем двигателей, он остановил челнок. Многотонный космоплан завис в воздухе, балансируя на двух реактивных струях, вырывающихся вниз из-под его брюха.

– Высота семьдесят метров, вертикальная скорость ноль, дрейф пятнадцать сантиметров в секунду, – глядя на приборы, сообщил я.

– Понял тебя, что там под нами? – спросил он.

Я переключился на радар нижнего обзора.

– Похоже, всё ровно. Уклон полтора градуса на юг, есть валуны небольшие, до тридцати сантиметров диаметром, ямы глубиной не более полуметра, – внимательно изучив картинку на мониторе, сказал я.

– Хорошо, садимся, – вздохнул он.

Харрис убавил тягу двигателей почти до нуля, челнок начал медленно опускаться к поверхности.

– Высота шестьдесят, снижение три метра в секунду… пятьдесят пять… пятьдесят… – отсчитывал я, – тридцать метров, прибери немного… следи за дрейфом, нас сносит вправо.

– Понял тебя.

– Вот так, вот так, – подбадривал я. – Пятнадцать метров, вертикальная скорость один метр в секунду… высота десять, добавь тяги… высота пять, скорость снижения пятьдесят сантиметров… три метра до поверхности… два метра… один метр… контакт!

Шасси челнока коснулись грунта.

– Тачдаун! – воскликнул пилот, убирая рукоять управления двигателями в положение холостых оборотов. – Мы на Титане, друзья! – сообщил он по системе громкой связи. – Мы благодарим вас за то, что вы воспользовались услугами нашей авиакомпании, пожалуйста, не вставайте со своих мест до полной остановки двигателей, а покидая борт нашего лайнера, не забудьте свои вещи. – Он улыбнулся и посмотрел на меня.

– Отличная работа! – Я похлопал его по плечу.

– Спасибо, брат, ты классный второй пилот, мы оба молодцы!

– Да, но всё же ты больше молодец, – сказал я, отключая системы «Дедала».

– Ладно, как скажешь, – усмехнулся он. – Чёрт, это был самый захватывающий полёт в моей жизни!

– Круче, чем самый первый?

– Да, пожалуй. Тем более что это, в общем-то, и есть мой первый полёт.

Я удивлённо посмотрел на него.

– Здесь, на Титане, – улыбнулся он.

– Окей, народ, готовимся к выходу, всем проверить скафандры, погодка за бортом не сахар, температура минус сто восемьдесят, пасмурно и дождь, – послышался в наушниках голос Даши.

– Почти как у нас в Питере в ноябре, – шутливо прокомментировал Егор Трофимов.

– Думаю, у вас там всё же немного теплее, – заметила Розенберг.

– Да, на пару сотен градусов, но в остальном так же мерзко, – ответил Трофимов.

Я отстегнулся и встал с кресла. Низкая сила тяжести, почти в три раза меньшая, чем в центрифугах «Армстронга», вынуждала двигаться плавно, с большой осторожностью. Впрочем, гравитация Титана не слишком отличалась от лунной, так что мне, как человеку, прежде неоднократно посещавшему спутник нашей планеты, не составило труда привыкнуть к местным условиям.