А я хрипел, задыхаясь, упираясь в землю локтями, удерживая стоявший ребром щит. Передо мной – мертвое лицо Лодина, на мне – дергающееся в агонии тело соратника. Он снова спасал меня. Я слышал, как английские стрелы втыкаются в него, прошивая броню. Лучники были где-то близко, может, в каких-нибудь десяти шагах…

Новая тяжесть навалилась на меня. Запахло кровью и мочой. И еще один…

Если бы я не ухитрился поставить щит углом, уже задохнулся бы.

Надо мной, вокруг меня, прямо на мне шел бой. Там убивали и умирали. Рев наших, вопли нортумбрийцев, в которых с каждой минутой все больше ярости и торжества… И, наконец, грозно-яростный отчаянный рев Рагнара-конунга, перекрывший все прочие звуки. Рев, перешедший в хриплый вой и оборвавшийся.

Мы проиграли.

Глава шестая. Николас из Мунстера

Лежать под грудой тел несладко, но выбираться я не спешил. Умереть я еще успею.

Что будет дальше, я примерно представлял. Сейчас победители разберутся с живыми: своим помогут, врагов либо повяжут, либо добьют. Потом часть бойцов во главе с вождем отправится готовиться к празднику победы, а часть под контролем доверенных людей начнет обирать трупы. Рано или поздно очередь дойдет и до моей тушки. И – смотри выше. Либо повяжут, либо добьют. Оба варианта мне как-то не симпатичны.

Что в альтернативе? Собственно, тут вариант только один. Выдать себя за англичанина или их союзника. Недавно у меня уже получилось. Правда, тогда у меня был отменный инструмент для отвода глаз. Золото. Сейчас наличие золота будет минусом, а не плюсом. Безусловный же плюс: я жив и цел. Так что будем ждать и терпеть.

Ждать пришлось долго. Время течет медленно, когда лежишь среди мертвецов и под мертвецами, дышишь с трудом, шевелить можешь только правой рукой, а единственное развлечение – напрягать и расслаблять мышцы, чтобы они не превратились в дерево к тому моменту, когда понадобится действовать. Ах да! Еще у меня была прекрасная возможность слушать стоны и вопли раненых, ощущать холод земли, наслаждаться запахами дерьма и крови и радоваться, что эта кровь – не моя.

Впрочем, вскоре я впал в некое подобие транса и перестал испытывать неудобства. Тело мое напрягалось и расслаблялось практически самостоятельно, а разум пребывал в странном спокойствии. А еще где-то неподалеку был мой Волк. И я знал, что он окажется рядом, когда понадобится.

Время пришло.

– За ноги, Уолли! Тяни его! Тяжелый же кабан! Да аккуратней, штаны ему не порви! Это теперь мои штаны! Га-га!

– Не боишься крысить, Гаррик?

– Что несешь, дурень! Глянь, сколько на нем всего. А ты о каких-то засратых штанах.

Пора. Я жалобно застонал, просипел по-английски:

– Спасите… Ради Христа… Спасите…

– Слышишь, Уолли, мертвый нурман по-человечески заговорил! – Мортус по имени Гаррик снова гоготнул.

– Ради Христа… – слабеющим голосом протянул я. – Братья милосердные…

– Наш, кажись? – предположил Уолли. – Ну-ка давай…

И через минуту моя спина и ребра облегченно вздохнули. И я вместе с ними. Но от активности воздержался. Лежал личиком книзу и постанывал.

– Кровищи-то сколько… – заметил Уолли. – Как он жив, не пойму.

– Не помер, так подохнет, – оптимистично заявил Гаррик. – Давай избавим бедолагу от страданий. Нет, ты глянь, какая у него кольчуга…

– Ради Христа… Помогите… Преподобный Годвин вас отблагодарит…

Меня ухватили за плечо и перевернули на спину.

– Ты кто? – спросил мортус по имени Уолли.

– Милорд Годвин, настоятель, мой дядя послал меня… – прохрипел я как можно жалостливее. – Мой… отблагодарит…

Из-за плеча Уолли выглянула рожа второго мортуса, рожа совершенно разбойничья, надо отметить.

– Уже отблагодарил, – сообщил Гаррик, срезая с моего пояса кошель. – Ах-х-с-с…

Вдоводел в очередной раз оправдал свое имя.

– Ты! Змей! – воскликнул Уолли, хватаясь за нож и очень удачно отшатываясь на удобную для укола дистанцию.

Сам виноват, Уолли. Не оставил мне выбора.

Я приподнялся, чтобы оглядеться. Организм слушался плохо. Еще бы. Несколько часов проваляться практически в неподвижности. Спасибо хоть правая рука работала и сработала как надо. Поле боя выглядело… Как поле боя. И так же пахло. Гибель моих «спасителей», похоже, прошла незамеченной. Других собирателей трофеев поблизости не было, да и видимость оставляла желать. Пасмурно. О! Фляжка! С элем! Мечты сбываются.

Промочив горло и восстановив подвижность, я первым делом избавил старину Гаррика и старину Уолли от уже ненужных им вещей. Нескольких кошельков, среди которых был и мой собственный. Учитывая мое нынешнее положение, деньги мне не помешают. Позаимствовал я также рубаху Гаррика. Замерзнуть ему больше не грозило, а мне надо прикрыть кольчугу и выглядеть поскромнее. И еще плащ. Простой, но добротный, явно английской работы. Самое то для маскировки. Шлем – в сумку. Похожу пока с непокрытой головой. Потом подберу что-нибудь характерно английское.

Немного поразмыслив, снял кошели и с двух погибших соратников. Думаю, им было бы приятно узнать, что их личные средства помогут выжить своему, а не достанутся врагу.

Теперь – припрятать тела Гаррика и Уолли, и можно выбираться. Ага. И еще вот это копьецо прихватить, чтоб оружие в руке, и щит за спину.

Чуть не забыл. Я же собираюсь выдать себя за христианина, а главного символа у меня и нет.

От крестика Уолли я отказался сразу. Именной: «…спаси и сохрани Уоллеса Лея». А вот Гарриков – самое то. Серебряный, с вырезанной на перекрестии фигуркой Спасителя. Ни намека на индивидуальность.

Теперь я готов.

– Стоять! Не знаю тебя! Кто такой?

Как и следовало ожидать, вход-выход на поле боя был ограничен. Слишком много добра скопилось на этой территории.

Опять-таки недобитые враги могут попробовать сбежать…

– Я тебя тоже не знаю.

Судя по одежке, невелика сошка.

Но резкий. Тут же на меня наконечник копья направил.

Я небрежно отодвинул его собственным копьем. Не спеша, чтобы не было воспринято как угроза.

– Мой господин – милорд Годвин. Преподобный, – я снова прибег к той же легенде. И тут же оперся на древко, изображая слабость. Причем даже особо стараться не пришлось. Бодрости во мне осталось – воробью три раза чирикнуть.

– Ты ранен?

Второй. Этот не бычит. Глядит с сочувствием.

– Помяли немного. Мне б поесть…

– Там, – второй махнул в сторону крепости. – Пить хочешь?

– Нет, – я показал на трофейную флягу. – Уолли дал.

– Знаю Уолли, – вмешался первый. – Уолли – добряк!

Оба заржали.

– Ты это, помылся бы, – сказал второй. – Воняет от тебя похуже, чем от пса, сдохшего от поноса.

– Сам чьих? – снова построжел первый. – Говор у тебя ненашенский.

– А ты чуткий, – я выдавил смешок. – Я из… – вовремя вспомнилось ирландское: – Мунстера. Это…

– Ирлашка, – пренебрежительно бросил первый. – Так и знал, что ты чужак. Зачем здесь?

– Затем. Норманнов убивать, ты, про… – Я сделал вид, что проглотил ругательство.

– Отстань от него, Гровер! – вмешался второй. – А ты иди в крепость, поешь да отдохни. Досталось тебе.

– Отдыхать некогда, – я покачал головой. – В монастырь надо. Милорд гневаться будет. Строг.

– Зато платит щедро, – второй кивнул на мои сапоги. – Побольше нашего тана.

– Уж верно, что побольше, – подтвердил я. – Но сапожки я не покупал. У норманна забрал. Три дня назад.

– И он так вот просто тебе их отдал? – спросил первый с такой интонацией, что мне захотелось сделать ему больно.

– Просто, керл, под кустом гадить, – буркнул я. – А из тебя бы тот норманн точно всё дерьмо выпустил!

– А ты, значит, великий боец, ирлашка?

– Хочешь проверить? – Я угрожающе шевельнул копьем и тут же снова на него оперся, изобразив потерю равновесия.

– Гровер, довольно! – вмешался второй. – А ты не задирайся. Сам же на ногах не стоишь. Иди в крепость. И отдохни. А утром наверняка в ваш монастырь раненых повезут. И ты с ними.

– Точно! – Я хлопнул ладонью по лбу. – Так и будет. Совсем ум растерял, пока под дохлыми нурманами провалялся.

И заковылял к крепости, опираясь на древко копья.

Подозрительный Гровер проводил меня недобрым взглядом, но остановить не пытался.

Но попытается, если я вдруг сменю направление.

Но я не сменю. Мне тоже нужно в крепость. Потому что прежде, чем вернуться домой, я должен узнать о судьбе Рагнара. И если конунг мертв, что скорее всего, то рассказать сыновьям о том, как погиб отец. Это важно.

Глава седьмая. Язычник должен умереть

Элла, король Нортумбрии. Суровый светловолосый и светлобородый мужик с тоненьким обручем короны и широким поясом, обремененным разными предметами, самым крупным из которых был меч в ножнах, обтянутых алой тканью. Король возвышался над Рагнаром на полголовы.

Это потому, что Рагнар стоял на коленях. А на коленях он стоял потому, что два здоровенных ублюдка изо всех сил давили ему на плечи, а еще трое держали натянутые цепи, закрепленные за спиной на руках конунга, железном обруче вокруг туловища Рагнара и кольце-ошейнике, сдавившем напрягшуюся, с вздувшимися жилами, шею Лотброка. И, несмотря на железо, им приходилось напрягать все силы, чтобы удерживать конунга данов в столь неестественном для него положении. Лев остается львом даже в цепях.

Но Рагнар не был львом. Он круче. Он был повелителем морских драконов. Король Нортумбрии наверняка это чувствовал, потому что не рискнул подойти к скованному пленнику вплотную.

– Кто ты? – спросил король. – Как тебя зовут, норманн?

Монах-толмач начал переводить, но Рагнар понял и без перевода.

– Я – твоя смерть! – рыкнул он.

И король его тоже понял без перевода.

– Тебе лучше отвечать государю, – сказал монах-переводчик, косясь на своего монарха. – И тогда смерть твоя будет легкой.

Рагнар расхохотался.

От этого смеха даже я поежился, а кое-кто из окружения Эллы даже за оружие схватился.

– Я убил пятьдесят твоих людей, конунг, и еще одного! Я победил в восьми великих битвах и десятках схваток помельче. Я убил тысячу врагов и двадцать шесть великих воинов, которые станут прислуживать мне в Валхалле!

Голос Рагнара, казалось, заполнил всё вокруг. Никто не смел перебить или остановить пленника.

– Почетное место ждет меня за пиршественным столом Всеотца! – прогудел Рагнар. – Давай, англичанин, сдери с меня шкуру! Выпусти мне кишки! Дай порадовать асов моим последним подвигом! Я сам подскажу тебе, что делать, потому что ты никогда не придумаешь того, что могу придумать я, любимец Высокого!

– Что он говорит? – спросил Элла толмача, который забыл о своей профессии и безостановочно крестился.

– Хвалится своими бесовскими божками, – пробормотал монах. – Убей его поскорее. Его место в аду, а не среди людей.

– Он назвал свое имя? – спросил король.

– Нет. Хвалится, что перенесет любые пытки.

– Что ж, – король поглядел вниз, на пленника, – я могу узнать его имя от кого-то другого. Кенельм, сколько у нас пленных? – обратился он к одному из воинов свиты.

– Пятеро, ваше величество. Но если вы хотите кого-то из них допросить, следует поторопиться. Двое до завтра точно не доживут.

– Пятеро? – вздернул бровь король. – Только пятеро?

– Они хорошо сражались, ваше величество. И вы ведь велели взять живьем только их предводителя. Мы его взяли. Остальные…

– Я тебя понял, Кенельм, – отмахнулся Элла. – Что ж, проверим, так ли этот хорош, как хвастает. Редманд! – он повернулся к другому военачальнику. – Этого в подвал. И присматривать за ним в десять глаз. Завтра мы возвращаемся в Йорвик^[5]. Этого берем с собой.

– Язычник должен умереть, ваше величество! – влез еще один из королевской свиты, судя по одежке – представитель церковной верхушки.

Король глянул на него мрачно, бросил:

– Он умрет. Но не в этой глуши. Мои подданные должны видеть, как я караю норманнов!

– Это очень мудро, ваше величество, – моментально согласился святоша. – С Божьей помощью вы избавите нас от этой напасти!