– Да это Уманский, – объяснил Францев, – теперь он глава местной администрации.

– Какой-то странный у вас городок, – удивился Егоров.

– Обычный городок, – пожал плечами Николай, – у нас вся Россия такая: сначала подерутся, потом обнимутся и пойдут вместе пиво пить, или что-то другое. Ты, Борис Ильич, давай другую твою версию. Ты же сказал, что у тебя их две.

– Вторая, – произнес подполковник юстиции таким тоном, каким говорят со сцены конферансье, – это конкуренты. Рынок грузоперевозок в нашем городе давно поделен, и не секрет, что в свое время рынок подмяли под себя криминальные группировки. Сейчас, разумеется, не те времена, но все-таки… Кстати, конкурентами его являлась и та самая компания, которая ему же и принадлежала еще совсем недавно, но отошла его бывшей жене и ее любовнику. Вполне вероятно, что у Дробышева были более доверительные отношения с руководством фирмы, которой они предоставляли транспортные услуги, и он, используя это, отжал у них бизнес.

– Так и было, – подтвердил Кудеяров, – то есть почти так. Бывшая фирма не справлялась, и потом там у них произошли внутренние разногласия. Лариса поняла, что жить стало хуже и не так весело. Ей катастрофически не хватало средств… А новый муж объяснял, что время нынче тяжелое – тяжелое для всех: обороты падают, водители требуют повышения зарплаты, а цены на бензин растут как на дрожжах. Тогда бывшая Дробышева переговорила с главным бухгалтером, пообещала повышение оклада, и та призналась, что новый генеральный директор вытаскивает со счета все, что можно вытащить, причем не делится с главбухом. А потом, как женщина женщине, сообщила, что у директора есть молодая любовница. Что последовало за этим, в подробностях описывать не буду, скажу только, что все кончилось новым разводом, новым разделом имущества… Теперь у Ларисы парикмахерский салон… Она даже подумывала о том, чтобы вернуться к брошенному первому мужу, несколько раз звонила ему, но выяснилось, что у него теперь другая. Лариса не оставляла надежды, но тут произошло убийство. Я встретился с ней и поговорил. Вот почему мне кое-что известно. Особого сожаления Лариса не испытывает, но находится в растерянности, потому что рухнули ее планы. Теперь она хочет встретиться с адвокатом на предмет наследования. Уверена, что сможет добиться своего, потому что в тот проданный Эдуардом Ивановичем особняк вложены и ее средства тоже.

– То есть Елизавету Петровну Романову отсюда выселят? – удивился Францев.

– Dura lex, sed lex, – продемонстрировал свою образованность следователь и быстро посмотрел на московское начальство, проверяя его реакцию. Затем перевел взгляд для участкового: – Закон суров, но это закон. Это по-латыни.

– Не совсем так, – произнес Павел. – Дело в том, что домик Дробышев подарил Лизе. Она вам разве не сказала? Дом он подарил, а земля осталась в его собственности. Для чего он это сделал, непонятно: хотел, вероятно, доказать свою любовь. Что бы ни было причиной такого поступка, без любви тут точно не обошлось. Да и бывшей жене он решил подсуропить. Теперь Лариса ни в каком случае не может претендовать на дом и на участок земли, к которому не имеет никакого отношения.

– Сейчас такие адвокаты, – напомнил Егоров, – смогут договориться с чертом, не говоря уже о судье.

– Я бы не утверждал так категорично обо всех адвокатах. Но в этом случае придется договариваться разве что с чертом, потому что Лариса при разводе сама подписала бумагу, что материальных и каких-либо иных претензий к гражданину Дробышеву Эдуарду Ивановичу не имеет.

– То есть мотив у бывшей жены отсутствует? – удивился следователь.

– Присутствует, но до тех пор, пока она не встретится с порядочным адвокатом, который сразу скажет ей об отсутствии всяких перспектив. А насколько я понял, своего адвоката у нее нет, и ей еще придется узнать горькую для себя правду. Но вряд ли бывшая жена Дробышева как-то связана с убийством: у нее повода нет, она вообще считала, что обдурила Дробышева при разводе, надеялась на счастливую жизнь с молодым мужем, а тот мажором оказался. Лариса пригрозила молодому мужу, что собирается подать на развод. Просто пригрозила, надеясь, что тот упадет ей в ноги и, рыдая, начнет просить прощения и умолять сохранить семью, а тот просто послал ее. Она не организатор убийства. Она симпатичная и добрая блондинка, вот только глупая. Настолько, что открыла мне истинную причину развода с Дробышевым: как оказалось, бывший муж все время на работе был, а ей хотелось ласки хотя бы два раза в день. Она даже у меня спросила, что ей теперь делать, дескать, хотела вернуться к Эдику, а его убили.

– И что вы ей посоветовали? – поинтересовался Егоров.

– Сказал как католический священник: молись и трудись.

– Да, есть такое латинское изречение, – закивал следователь, – я сейчас не помню, как оно звучит в оригинале…

– Ора эт лабора, – подсказал Францев. И, увидев, как на него смотрят оба его спутника, объяснил: – Когда-то тренер по борьбе говорил нам, мальчишкам: «Хотите сойти за умных, учите латинские выражения». И мы всей секцией начали зубрить: си вис пасем пара беллум, виваре милитаре ест, ин вино веритас, ин аква са́нитас^[5]. У каждого была книжонка с латинскими афоризмами. Я до сих пор помню пару сотен ненужных мне фраз. Но это мне нисколько не пригодилось…

Николай посмотрел на часы и предложил:

– Может, ко мне заглянем, пообедаем? Как раз самое время. Я только жену предупрежу.

Но Кудеяров отказался, а следом отказался и подполковник юстиции.

– На самом деле я уже заказал столик на троих в местном ресторанчике, – объяснил свой отказ Павел.

А Егоров сказал, что за обедом они будут говорить о деле, и не хотелось бы, чтобы посторонние слышали.

Францев хотел напомнить подполковнику юстиции, что в его доме, в отличие от ресторана, посторонних людей нет, но не стал ничего говорить. Только рукой махнул.

– Вот и отлично, что и ты с нами, – обрадовался Павел, хотя наверняка знал, что Францев не откажется, – тогда я звоню Варваре, предупрежу ее, что мы через пять минут подъедем.

Через пять минут подъехать не удалось, потому что перед тем, как сесть в машину, Егоров взял под локоть московское начальство, отвел в сторону и минут семь убеждал в чем-то Кудеярова. Павел слушал, кивал, что-то отвечал. Но до Николая донеслось только: «Если эта Лиза теперь собственница дома, то вот вам и мотив… Теперь она – первая подозреваемая». Потом Павел, не выдержав, шагнул в сторону, произнеся: «Будет время, будут и песни».

Глава шестая

Зал был почти пуст, и немногочисленные посетители поглощали свои порции с такой скоростью, словно участвовали в соревновании, кто из них быстрее рассчитается и добежит до своего дома.

Кудеяров направился в угол зала. Столик там был подготовлен к их визиту и сервирован на троих. Помимо тарелок и приборов на столе стояли стаканы, бокалы для вина и рюмочки для крепких напитков. Рядом у стены помещался диванчик, на который Францев положил свою куртку.

– Это чтобы не отпугивать посетителей. А то придут, увидят в гардеробе мою форменную куртку и не зайдут, – объяснил свои действия участковый.

Павел и следователь тоже решили оставить свою верхнюю одежду на этом диванчике.

Сели за стол, подполковник юстиции Егоров сразу покрутил головой по сторонам, а потом оценил интерьер зала.

– Неплохо тут все оборудовано. Никогда бы не подумал, что в таком затрапезном городишке могут быть такие заведения. Как тут цены? Дорого небось?

– Вполне демократичные цены, – ответил Кудеяров, – к тому же у нашего друга, – и он показал на Францева, – тут значительная скидка.

Павел пошутил, конечно, но Николай кивнул, подтверждая.

– Я бы все-таки проверил получше эту сожительницу Дробышева, – вернулся к разговору о деле Егоров. – Уж как-то подозрительно быстро она с ним сошлась. Утром пришла к нему на работу устраиваться, а вечером поехала к нему домой. Очень уж внезапно любовь нагрянула. Может, у нее с самого начала были далеко идущие планы?

– Открою тебе одну великую тайну, – негромко произнес Францев, – когда мужчина знакомится с женщиной и они нравятся друг другу, то в голове каждого из них рождаются далеко идущие планы.

– Не знаю, но мне она кажется подозрительной. И фамилия у нее… Как будто специально выдуманная: Елизавета Петровна Романова.

– Нормальная фамилия, – сказал Павел, – вот у меня вообще бандитская. Как в песне поется: жили двенадцать разбойников, был Кудеяр атаман… А тут Романова.

– У бывшего владельца этого заведения фамилия была тоже Романов, – напомнил Николай, – ему все точки общепита здесь, в Ветрогорске, принадлежали. Или почти все. И у них названия похожие: «Мама Рома», «Романсеро», «Ромовая баба», рюмочная «Ромашка». А этот ресторан поначалу назвали «Ромул», но народ сразу окрестил его «Вертолет», потому что, как ты можешь заметить, под потолком расположен большой вентилятор: летом он охлаждает воздух, да и комары его боятся. И название поменяли на то, что выбрал сам народ. Вот такая у нас тут демократия. Ведь так?

Последнее уже относилось к подошедшей к столу светловолосой женщине лет сорока пяти.

– Полностью согласна, – улыбнулась женщина. – Я, правда, не слышала, о чем вы говорили.

– Вот наш гость из городского следственного комитета восхищается нашим городом – объяснил Францев, – а я сказал, что когда он попробует то, чем вы, Варвара Семеновна, будете нас сегодня потчевать, то вообще уезжать не захочет.

Николай обернулся к Егорову и представил даму:

– Это Варвара Семеновна Краснова, или, как ее называет весь город, – Варвара Краса. Она хозяйка ресторана. Наверняка она приготовила для нас сегодня что-то очень вкусное.

– Да у нас сегодня все очень просто, а вот если бы вы заранее предупредили, мы бы постарались приготовить вам что-нибудь эдакое. А так только греческий салат, рыбная солянка, котлетки по-киевски…

– Рыбная солянка? – встрепенулся Егоров. – А как вы ее готовите? Я почему интересуюсь, потому что сам рыбак. А у каждого рыбака на это блюдо есть свой рецепт.

– Очень простой у нас рецепт, – начала объяснять Краснова. – Туда входит два вида рыбы: семга и судачок, еще рачьи хвосты, мидии, картошечка, морковка, лучок, зелень, оливки, томатная паста, соленые огурчики. А перед подачей на стол в каждое блюдо по желанию можно положить кругляшок лимона.

Варвара замолчала и посмотрела на Францева.

– Вы ведь не случайно сегодня сюда заглянули? – поинтересовалась Краснова. – Это как-то связано с тем вчерашним случаем… Мне Алена уже рассказала, что вчера в городе случилось с мужиком из коттеджного поселка.

Глаза Егорова округлись.

– Что? – едва вымолвил он. – Это мог знать только убийца или человек, связанный с ним: даже в утренние сводки это убийство не попало. Что за Алена? Где она сейчас? Мне ее срочно допросить надо! Ничего себе – какая удача!

Краснова посмотрела на Павла, ожидая от него решения.

– Ладно, – произнес он, поднимаясь, – я сам с ней поговорю, – а ты, Борис Ильич, скушай что-нибудь.

Но подполковник юстиции рвался в бой. Он тоже начал подниматься.

– Я должен допросить такого важного свидетеля, и потом, а вдруг это не свидетель, вдруг…

Но Францев потянул его за рукав и усадил обратно на стул.

– Садись! Алена говорить с тобой все равно не будет. И со мной, наверное, тоже. А Павлу Сергеевичу выложит все, что знает.

Николай посмотрел на Краснову.

– Варвара, как называются закуски, которые подают перед основными блюдами?

– Закуски и называются.

– Нет, есть какое-то специальное слово. Мне Лена говорила, но я не запомнил.

– Аппетайзеры, – подсказала подошедшая официантка.

– Точно! – обрадовался Францев. – Вы пирожки с лисичками по рецепту моей жены делаете?

Краснова кивнула.