На спине зубра восседала обнажённая девушка. Вернее, это существо вряд ли относилось к людскому роду, но Ним не знал, как иначе её назвать. У девушки была тускло-мшистая кожа, спутанные серые волосы и мерцающие глаза. Голову украшал венец из тонких веток, беспорядочно воткнутых в гнездо волос, на грудь падал воротник из пёстрых перьев диких птиц. Лесная девушка повернула голову, и за короткий миг, что она смотрела на дорогу, Ним успел заметить, что её лицо совсем не походило на человеческое, а было диким, странным, непропорциональным – но всё равно притягательным.

Будто повинуясь чарам, зубр вдруг стал съёживаться, вжиматься в землю и за считаные мгновения превратился в замшелый пень. От девушки остался лишь пучок зеленоватых поганок, торчащих из пня.

Ним затряс головой. Страшные, странные места! То ли воздух дурманит, то ли он в самом деле встретился с волшбой, о которой его предупреждали все, кто знал, что он отправляется в Княжества. Отец говаривал, будто нечистецы готовы забирать к себе всех, на кого упадёт их взор. Забирать и делать такими же, как они: рогатыми чудищами, бездушными и бездумными.

Стрёкот белок затих, стая скрылась в лесу, снова стало тихо. Ноги плохо слушались и кровь холодела, когда Ним проходил мимо пня, который выглядел, словно испокон веку стоял тут, у самой кромки Тракта. Ним решил уговорить себя, что ему в самом деле померещилось, что он всего-навсего увидел пень, а всё остальное оказалось лишь игрой света, тени да растревоженных мыслей.

Ним поравнялся с пнём и бросился вперёд изо всех сил, не жалея ног. Он не оборачивался, но мог бы поклясться, что за его спиной мелькнула тень в виде зубра и его всадницы.

По дорогам Царства постоянно мельтешили телеги, повозки, двуколки – из окна дома можно было увидеть, как снуют по широким улицам одиночные всадники и торговцы, как вальяжно переваливаются целые вереницы гружёных обозов. А уж в центре Стезеля от топота конских копыт и скрипа колёс порой закладывало уши.

Ним брёл уже полдня. Туес с земляникой быстро опустел, зато Ним обнаружил тонкие стебли гороха, запутанными клубками растущие вдоль дороги. Многие стручки уже полопались, закрутились сухими кудрями, а те горошины, которые Ниму удалось отыскать, оказались плотными и горьковатыми на вкус, скорее похожими на орехи. Видно было, что горох нарочно сеяли вдоль дороги, чтоб путники могли хоть как-то восполнить силы, а потом он и сам разросся, обронил сотни дробинок-семян и оплёл стеблями кусты и жёсткие травы.

Попасть в город оказалось сложнее, чем Ним предполагал. Дорога бесконечно вилась под ногами, а сосновый лес так же высился слева и справа. За время пути Ниму встретились всего двое. Один – крестьянин на дровнях, так нагруженных сеном, что было удивительно, как невысокая лошадка умудряется их тащить. Старик не взял Нима с собой, объяснив, что места нет, а на вопрос, где находится Солоград, неопределённо махнул рукой в сторону – благо хоть в ту же, куда шёл Ним. Вторым был мужчина верхом на взмыленном тёмно-сером коне. Он промчался так стремительно, что Ним едва успел отскочить в сторону. Наверное, это был один из гонцов. В диких Княжествах легко можно было сгинуть, затерявшись среди лесов; на здешних обширных землях проживало слишком мало людей, а суровые князья предпочитали посылать гонцов с любыми поручениями. Ним слышал и о соколах – особых гонцах, которых готовили для выполнения самых ответственных и сложных заданий. Поговаривали, что соколы нужны для того, чтобы убивать неугодных князьям, вызнавать тайны других князей и, что казалось совсем невероятным, договариваться с нечистецами. Ним не думал, что всадник был кем-то из соколов. Соколы представлялись ему широкоплечими великанами в латах, с оружием на поясе, настоящими яростными воинами. Ходили и ещё более удивительные слухи: будто кое-кто из соколов скачет верхом не на коне, а на огромном свирепом псе, который рвёт и волков, и медведей, и лихих людей. Ним в это не верил, только рассмеялся, когда об этом рассказывал усатый знакомый отца. Впрочем, после стаи белок и девушки верхом на зубре уже казалось, что гонец на псе – не такое уж невероятное явление для Княжеств.

От слабости и усталости Ним едва переставлял ноги, и единственным, что двигало его вперёд, было упрямство. Если есть дорога, значит, она куда-нибудь да приведёт. Раз он уже здесь, то должен куда-то прийти. Если только не свалится без сил и не станет чьей-то добычей.

Когда Ним услышал топот лошадиных копыт и поскрипывание колёс, то почти не испытал никакого воодушевления. Он сошёл с дороги и сел на обочине, обречённо сгорбившись. День разогрелся, и солнце надоедливо пекло ему в макушку.

Повозка с просторным закрытым кузовом, сплетённым из тонких ветвей, катилась как раз в ту сторону, куда шёл Ним. Тянули её три могучие лошади. Несмотря на звенящую усталость и докучливую боль во всём теле, Ним залюбовался конями и ладной, аккуратной повозкой, в которой, должно быть, могло уместиться не меньше четырёх человек. К удивлению Нима, возница остановился напротив него и вопрошающе взглянул из-под густых коричневых бровей.

– Подсобить, путник?

Снова тот же неразборчивый говор, как у девушки в лесу. До Нима не сразу дошло, что ему наконец-то улыбнулась удача. Он медленно встал, пошатываясь, подошёл ближе к вознице и слабым голосом проговорил:

– Мне бы в Солоград.

Возница удивлённо хмыкнул.

– Так это Солоноводное, не по пути мне. В Коростелец поедешь?

Ним слишком устал, чтобы злиться или расстраиваться. Ему бы хоть в маленький городок попасть, там легче будет. Найти бы почтовую станцию и отправить письмо родителям в Стезель, взять у кого-нибудь денег в долг и наконец-то добраться до Солограда. Но есть ещё одна трудность…

– Мне нечем платить, – вздохнул Ним.

– Вижу уж, – проворчал возница.

Ниму было стыдно стоять перед незнакомым человеком в оборванной дорожной одежде, и он постарался выпрямить спину, чтобы чуть меньше походить на бродягу. Рёбра сразу отозвались ноющей болью.

– Полезай, отвезу. Потом расплатишься, как сумеешь. Вижу, в беду попал, как бы с тобой чего похуже не случилось, а то разное говорят. Полезай.

Ним горячо поблагодарил возницу и не без труда влез в повозку.

Внутри уже сидели трое юношей. Один – немного младше Нима, светловолосый и сероглазый, в домотканой рубахе с расшитым воротником, другой – хмурый, нахохленный, с чопорным выражением на лице с резкими чертами. Третий незнакомец сидел, уронив голову на руки, и Ним смог разглядеть только то, что его тёмно-рыжие волосы обкромсаны неровно, словно пьяным цирюльником.

– Добрый день, – вымолвил Ним и без сил опустился на скамью рядом со светловолосым. Усталость и боль набросились на него с неожиданной яростью, и Ним заснул, не дожидаясь ответа.

Он проснулся оттого, что повозка резко остановилась. Свет, падающий внутрь через окошко с редкой решёткой, был зеленоватым, сумеречным. Значит, уже почти вечер. Всё тело Нима жутко ломило, к тому же его начало знобить. Ним застонал, надеясь, что попутчики не заметят этого проявления слабости.

Светловолосый юноша извивался, пытаясь разглядеть что-то в окне.

– Чего стоим? – выкрикнул он.

– Да тут что-то… – донёсся приглушённый голос возницы.

Обкромсанный и хмурый молчали, оба – странным молчанием. Первый будто был погружён во что-то вязко-горестное, что сдавливало горло и мешало говорить. Второй – надменно и гордо, словно не мог опуститься до разговора с таким отребьем, как возница и попутчики.

Повозку тряхнуло так, что Ним слетел со скамьи. Светловолосого отшвырнуло от окна, и он завалился на Нима, ударив локтем в живот. Снаружи испуганно заржали лошади, и не просто испуганно, а исступлённо, словно что-то неведомое привело их в настоящий ужас.

Тряхнуло снова, да так сильно, что ещё немного, и повозка бы перевернулась вверх дном. Возница закричал. Повозку кто-то раскачивал, кони пытались рваться вперёд, но им что-то мешало. Ржание переросло в неразборчивые вопли, от которых кровь стыла в жилах, а потом и возница завизжал так, будто его разрывали на куски.

– Что же там за… – прошептал светловолосый.

Хмурый юноша поднёс палец к губам – молчите, мол, и зачем-то показал четыре зеленоватые свечи, которые держал за пазухой. Светловолосый кивнул. Обкромсанный испуганно жался в угол, пряча лицо в ладонях, его колотило, но он по-прежнему не издавал ни звука.

Несколько мгновений возница и лошади продолжали страшно шуметь, к их крикам примешивались чьи-то звериные хрипы, и Ним отчаянно молился Золотому Отцу, чтобы неведомые твари не решили заглянуть внутрь повозки. Так страшно ему не было, даже когда холодные волны накрывали его с головой.

Наконец всё стихло, но это была не спокойная, а жуткая, зловещая тишина. Повозка накренилась в последний раз и со скрипом повалилась на бок. Ним упал лицом вниз, светловолосый юноша подал ему руку, чтобы помочь подняться, и Ним едва заставил себя пошевелиться – ужас буквально сковал его.

– Нечистецы? – прошептал он побледневшими губами.

Хмурый мотнул головой. Он сунул одну из свечей Ниму, а затем раздал оставшиеся. Ним ничего не понимал, но сжал тоненькое восковое тельце в пальцах. Запахло мёдом и какими-то лекарственными травами, и от этого духа стало немного спокойнее.

Хмурый юноша прислонился ухом к плетёной стенке, замер ненадолго, а потом осторожно открыл дверцу, которая теперь оказалась над головами путников. В повозку хлынул разбавленный сумеречный свет. Юноша поманил за собой остальных и выбрался наружу. По-прежнему стояла тишина.

– Полезем тоже, – произнёс светловолосый, обращаясь сразу и к Ниму, и к обкромсанному. – Он-то жив вроде… Не орёт пока что.

Ниму не хотелось вылезать, он боялся увидеть то, что снаружи, боялся стать новой жертвой, боялся снова провести на ногах мучительно долгие часы… но не оставаться же одному среди дороги в опрокинутой повозке? Светловолосый бойко выбрался и издал какой-то странный звук. Ним толкнул в плечо обкромсанного, который продолжал делать вид, что ничего не слышит и не видит, а сам неохотно протиснулся наружу.

С боков Тракт по-прежнему обнимал лес, зато впереди виднелось поле, а за ним мигали огни. Ним бросил взгляд на дорогу и едва сдержал рвотный позыв.

Кони и возница лежали на земле, под ними расплывались липкие чёрные лужи. Их тела остались почти целыми. Всем лошадям перегрызли горло, а у возницы вместо лица влажно блестело кровавое месиво. Ним охнул и поспешил отойти в сторону, чтобы не видеть мёртвых. Но тут же спохватился: надо держаться вместе, нельзя приближаться к лесу, мало ли что выйдет оттуда… Ним вцепился в свою свечу, будто она могла его спасти.

– В лес, – вдруг скомандовал хмурый. Голос у него оказался надтреснутый и будто сухой, как хруст ломающейся ветки.

– Ты помешанный? – зашипел на него светловолосый. – В лесу нас сожрут! Хочешь стать таким же? – Он махнул дрожащей рукой на мёртвого возницу.

Хмурый дотронулся пальцами до фитиля своей свечи. Ним не поверил своим глазам, но фитиль зажёгся красноватым пламенем. Юноша поочерёдно подошёл к своим попутчикам и так же зажёг их свечи, просто зажав фитили двумя пальцами. Ним смотрел на свой огонёк, пляшущий в пропахшем кровью сумраке, и не хотел отводить взгляд. Колдовство. Определённо какое-то дикарское колдовство, опутывающее сознание своими чарами.

– Никто тебя не тронет, пока свеча горит, – вкрадчиво объяснил хмурый колдун, как его про себя прозвал Ним. – Идём в лес.

Он зашагал с дороги с такой твёрдостью, что Ним почти против воли двинулся следом, зачарованный его уверенностью. Усталость и потрясение мешали думать, и единственное, чего ему хотелось, – это позволить кому-то другому решать за себя.

Темнело стремительно, словно кто-то задёргивал занавески, погружая мир в кромешную тьму. Голова Нима гудела от множества вопросов, но он был слишком напуган и слишком слаб, чтобы спрашивать. К счастью, светловолосый парнишка, казалось, вовсе не растерялся и озвучил почти то же самое, о чём волновался Ним.

– Кто ты такой?

Хмурый обернулся, сверкнув недобро прищуренными глазами.

– Свечник.