– Точно, – легко согласился принц. – Им будешь ты.

– Что?

Ли Хон нахмурился, покусал верхнюю губу, словно кролик, и прищёлкнул языком.

– Я понимаю, что ты сейчас думаешь только о нашей змеиной госпоже, но, прошу тебя, сосредоточься и на мне немного.

Нагиль поперхнулся спёртым воздухом казармы и почти покраснел. Не от смущения – от злости на легкомысленного наследника престола, которого когда-то по глупости своей спас.

Легкомысленный наследник престола встал из-за стола и бодро зашагал из угла в угол.

– Моему отцу недолго осталось, как ни прискорбно об этом думать. Либо он умрёт своей смертью, либо ему поможет Совет, – пояснял он, старательно постукивая каблуками по деревянному полу казармы. – А потом все эти трясущиеся от чахотки старики побегут к династии Мин просить защиты от Тоётоми. Сейчас Империи невыгодно посылать к нам людей, но освободившийся трон даст им надежду, что они таки смогут усадить на него задницу кого-то из своих наместников. Король Чосона мёртв, принц Чосона мёртв. Прекрасная возможность договориться, как во времена династии Юань.

– Думаешь, Совет пойдёт на такое, предаст страну? – с сомнением спросил Нагиль. Принц остановился, посмотрел на него из-под полуопущенных век и снова щёлкнул языком.

– Я иногда забываю, что из тебя скверный политик, ёнгданте.

Нагиль замечания не оценил, и Ли Хон покачал головой.

– Совет всё время пытался меня устранить, потому что живой наследник им не нужен. Я долго об этом думал и пришёл к выводу, что им вообще никто не нужен из династии Ли. Мы неудобные люди в нынешнее неспокойное время.

– Но, если ты объявишь о себе, им придётся с тобой считаться, – договорил за него Нагиль.

– Все именно так, – кивнул Ли Хон. – И с тобой придётся считаться. А чтобы у Совета не возникало лишних вопросов, почему это я до сих пор жив…

Он потянулся к свёртку, который всё это время держал на столе подле себя, и показал Нагилю содержимое. На ладони наследного принца умещалась тяжёлая печать из красного дерева с золотым тиснением на верхней грани. Свившийся дракон. Символ королевской власти, как на повязке Ли Хона, с которой тот не расставался.

– Это королевская печать династии Ли, – пояснил Ли Хон, хотя предмет не нуждался ни в каких лишних пояснениях. Нагиль смотрел на печать и молчал. – Ты покажешь её Совету, и они проглотят все свои гнусные словечки, которыми соберутся тебя обругать.

Нагиль молчал.

– Капитан? – позвал принц.

– Ты её украл? – спросил Нагиль.

Ли Хон сдавленно охнул:

– Ну конечно же! Стащил из кабинета отца при том пожаре во дворце, который ты учинил. Подумал, мне она пригодится, а король изготовит себе другую. Все думают, она сгорела вместе с моим телом, но ты докажешь Совету, что они ошибаются.

Напряжение внезапно покинуло тело Нагиля, он опустился на стул позади себя и окунул лицо в горячие ладони. Жар пульсировал у него в горле, и только талисманы Лан не давали Дракону вырваться из тела и спалить казарму.

– Совет казнит меня за измену, – просто сказал Нагиль. Он устал и хотел, чтобы бесконечная ночь быстрее закончилась, чтобы госпожа Сон Йонг оказалась в безопасности рядом с ним. И чтобы принц перестал нести бред и не мешал ему строить планы по своему будущему спасению.

– А вот тут ты передашь им второй мой указ, – хитро произнёс наследный принц и опустил в раскрытые руки капитана другую бумагу.

* * *

Хансон, Чосон, середина лета 1592 года, год Водяного Дракона

Совет не успел прийти в себя, когда Нагиль вытянул из-за ворота чогори ещё один свиток и протянул его молчаливо взирающему на печать Лю Соннёну.

– Я, Кванхэ-гун, пятнадцатый ван Чосона, при рождении наречённый именем Ли Хон, – заговорил тот сиплым голосом, – присуждаю капитану третьего ранга Мун Нагилю четвёртый ранг и назначаю его генералом.

– Что? – выдохнул в неверии советник Ким.

– Что? – тихо переспросил Чунсок рядом с Нагилем.

– Этим указом даю полную свободу действий генералу Мун Нагилю, – продолжал Лю Соннён. – И буду считать любое сопротивление по вызволению меня из вражеского плена изменой Чосону и лично мне, пятнадцатому вану Чосона.

Шурин советника Кима не сдержал сдавленного возгласа, в котором угадывался и гнев, и страх.

– Это ложь! – заговорил советник Ким, повышая голос. – Это провокация! Вы поплатитесь за это, капитан Мун Нагиль!

Нагиль усмехнулся, теперь не пряча высокомерного тона за вежливостью.

– Простите, советник Ким, но вы забываете. Драконы не лгут.

5

Сразу после того, как советник Ким с шурином вдоволь наупражнялись в угрозах казней, которые теперь ждут генерала Мун Нагиля и всё его войско, их с Чунсоком выгнали из Сенджонджона и приказали никуда из Хансона не уезжать. Боым вызвался поговорить с Мунсу: «Постарайся не вызывать подозрений своим напором», – остальной отряд занял казарму дворцовой стражи, куда их определили, как гостей. Значит, оставят под наблюдением. Значит, всё ещё не верят в указ наследного принца.

Не принца. Короля.

Хоть коронации ещё не было, хоть официальных новостей о смерти четырнадцатого вана Чосона не поступало, хоть Ли Хон пребывал в Ульджине, его указ с королевской печатью не мог не иметь силы при дворе.

Нагиль думал об этом всю дорогу до рынка, куда пришлось отпрашиваться вместе с Чунсоком под каким-то незначительным предлогом.

– Гаин говорила, у них не осталось целых чогори, – сказал Чунсок. Нагиль протянул ему увесистый мешок с монетами. – Кап… Генерал?

– Купи, сколько сможешь, – ответил Нагиль.

Он почти не тратил своих денег; все вещи брал из запасов войска, а поступающее от Совета серебро отправлял на нужды воинов, оставляя себе небольшую сумму. Они не взяли денег генерала Хигюна в Хансон – их и так не хватало на пропитание воинам. Нагиль гадал, достаточно ли будет монет, что он дал Чунсоку, чтобы расплатиться за подорожавшую одежду. Здесь, в столице, всё стоило дорого ещё до начала войны, а теперь, должно быть, цены взвились до самых небес.

Голова гудела, жаркое летнее солнце грело затылок и нагревало почти ледяную кожу, вызывая озноб. Нагиль шагал чуть позади Чунсока и старался не смотреть по сторонам, чтобы не являть столичному народу уставшее осунувшееся лицо.

На рынке было шумно. К этому часу его заполнили галдящие торговцы всех мастей, травники из близлежащих деревень, слуги знати, скупавшие для своих господ овощи, женьшень, последние работы известных художников, отрезы дорогой ткани, украшения… У прилавка с танхэ, расшитыми цветами и птицами, Нагиль остановился, не сразу осознав, что привлекло его внимание. Он наблюдал за двумя молодыми девушками в нежных ханбоках, которые крутились у расставленной в ряд обуви и подбирали к своим нарядам подходящую.

– Говорят, сейчас в моде цветочные мотивы, – чересчур громко шептала одна второй. – Вот эти красивые, с лилиями.

Нагиль медленно опустил глаза к танхэ, на которые указывала знатная девушка. И правда, отстранённо подумал он, красивые. Сон Йонг носила похожие прямо перед тем, как…

Он зажмурился, разозлился на себя за беспечность.

– Ка… Генерал? – позвал Чунсок, вернувшийся за отставшим ёнгданте.

– Сколько стоят эти? – спросил Нагиль у торговца, который уже заискивающе склонялся перед неприметным новоявленным генералом.

– Двадцать монет, господин, – заулыбался торговец.

– Генерал? – теперь в голосе Чунсока было слышно неприкрытое удивление.

Двадцать монет – это много. На них можно купить три готовых чогори, или ткани на десять чогори, или пять мешков риса. Нагиль смотрел на танхэ, обитые ярко-красным шёлком, и уговаривал себя уйти от прилавка.

Моджори-ёнг. Глупый-глупый, смертный, больной тоской человек.

Чунсок со вздохом открыл мешок с монетами и уже начал отсчитывать в руку нетерпеливого старика нужную сумму, когда Нагиль остановил их обоих взмахом руки.

– Оставь Дочерям, – коротко бросил он пуримгарра. Тот стушевался.

– Генерал, вы можете позволить себе…

– Нет, всё в порядке.

Нагиль пошарил свободной рукой по чогори, нашёл на поясе завязанный в узел шёлковый шнурок с гладким нефритом размером с ноготь и снял его резким движением.

– Этого хватит?

Торговец обомлел, морщинистые руки задрожали сильнее.

– О, господин, это невиданная щедрость с вашей стороны…

– О какой щедрости ты толкуешь? – разозлился за генерала Чунсок. – Показывай всё, что можно обменять на такую драгоценность! Не каждый день к тебе приходит генерал драконьего войска!

Нагиль не рассчитывал брать что-то ещё – святые духи, он и танхэ покупать не хотел! – но проворный старик вывалил перед ним и Чунсоком украшения для волос, гладкие кольца и зеркальца. Чунсок провёл по ним рукой, приняв самый деловой вид.

– Упрямой госпоже понравились бы все эти безделушки, – заметил он и тут же осёкся, услышав, как заклокотал в груди Нагиля стон. – Простите, генерал. Может, к танхэ полагается взять ленты в волосы?

В итоге от прилавка они ушли с парой женской обуви, тремя лентами разных цветов и пинё. Чунсок свернул бесполезную добычу в узелок, протянул его Нагилю.

– Это было лишним, – ответил Нагиль, но узелок принял.

– Знаю, генерал, – легко согласился Чунсок. Теперь он шёл вровень с Нагилем, чтобы не проворонить, когда ёнгданте вдруг решит, что ему нужно что-то ещё. – Но танхэ не стоят целого нефрита. А девушки любят украшения, любой такие понравятся, кому бы вы их ни подарили.

Никому. Говорить этого вслух Нагиль не стал, мысленно отругал себя последними словами и больше не отвлекался на блестевшие в свете солнца заколки, колечки и пудреницы, отчего-то занимавшие многие прилавки на главном столичном рынке. В стране идёт война, крестьяне за стенами Хансона голодают, а знать всё ещё ведётся на ничего не значащие вещи. Вроде тех, что нёс в руках Нагиль.

Они нашли недорогую плотную ткань, из которой можно было сшить целые ханбоки для маленького отряда Дочерей, и Нагиль в который раз с огромным нежеланием подсчитал женщин в своём войске. Из тринадцати Дочерей после битвы при Конджу под командованием Гаин осталось всего девять.

– Давай купим ещё, – предложил Нагиль, считая оставшиеся монеты. Он замер, посмотрел на Чунсока и добавил, чуть тише: – И лент. Дочерям понравятся ленты?

Чунсок не смог сдержать смущённой улыбки, изменившей его лицо до неузнаваемости.

– Да, генерал. Понравятся.

Уже вернувшись в Хансон, Нагиль отдал Чунсоку две ленты из тех, что купил сам. Оставил зачем-то красную, в цвет танхэ, и постоянно спрашивал себя, не выжил ли он из ума окончательно.

– И пинё возьми, – сказал Нагиль. Уж заколка ему точно была ни к чему, а Чунсок, забери его ду́хи, почему-то настаивал именно на золочёной шпильке с фигуркой Алого Феникса на конце. Пуримгарра заговорил что-то о благодарности, но Нагиль его не слушал.

Он успел спрятать покупки прямо перед тем, как его нашёл придворный евнух и пригласил в кабинет советника Лю. Теперь генерала Мун Нагиля ждала ещё одна словесная битва, важнее той, что он уже пережил утром.

Лю Соннён ждал его в Хамхвадане, куда раньше Нагиль заглядывал с отчётами для министров короля. Спустя пять лет кабинеты не сильно изменили свой облик, только внутри, как Нагилю показалось, стало теснее, хотя круглый стол убрали, заменив его двумя квадратными, приставленными друг к другу. Это тоже было нехорошим знаком: прежде круглый стол символизировал равенство фракций при королевском дворе, а теперь, похоже, главенствующую роль занимала то одна, то другая сторона. И в данный момент преимущество было не на стороне Лю Соннёна и, следовательно, Нагиля и его планов.

– Советник. – Нагиль поклонился, отдал меч стражнику у входа и вошёл в зал, где, кроме Лю Соннёна, никого больше не было. Он сидел, как и в Сенджонджоне, по правую сторону от центрального широкого стула.