Пока я задавалась этими вопросами, резко распахнулась дверь кают-компании, примыкающей к комнате капитана. Быстрым взором я окинула внутреннее пространство его жилища, где были расставлены фаянсовые горшки, реторты^[45], колбы, наполненные сухими лепестками. Совсем как в лаборатории моего отца – аптекаря. Ледяной порыв ветра ворвался в кают-компанию, заставив задрожать пламя свечей. Но поток воздуха принес не только холод: я услышала в нем опьяняющее, кружащее голову благоухание цветущих полей в Оверни в разгар короткого лета. Без сомнений, то был аромат, выдыхаемый травами лаборатории. Следом за ним появился наконец сам капитан.

По расплывчатым описаниям Прюданс и Поппи, я представляла себе старого одноглазого морского волка с задубевшей за десятилетия морских грабежей кожей, успев позабыть, что кровососы навсегда остаются в возрасте своей трансмутации. Судя по идеально гладким чертам, Гиацинту де Рокай было не больше двадцати пяти лет, когда Тьма забальзамировала его. Длинная светлая шевелюра с металлическим отливом имела почти платиновый оттенок. Прямой нос продолжал античный профиль, напомнив мне статуи пастушков и греческих богов в садах Версаля. Только одна деталь разрушала этот гармоничный образ, сошедший со страниц «Метаморфоз» Овидия: повязка из черной кожи в форме сердца на левой глазнице. Правый глаз испускал лазурные молнии, такие же колкие, как осколки льда.

Офицеры-вампиры как по команде встали. Смертные запоздало поднялись следом, и я – самая последняя, завороженная увиденным.

– Дамы, месье, прошу, присаживайтесь, – приказал капитан.

Голос низкий, бархатистый и мелодичный, как лира Орфея, ничем не напоминал угрюмого брюзгу, которого нарисовало мое воображение.

– Вижу, сегодня мы все в сборе. Сеньор де Монтесуэно и мадемуазель де Гастефриш любезно почтили нас своим присутствием.

– Позвольте извиниться за вчерашнее отсутствие, месье, – сказала я. – Мне слегка нездоровилось. Но все уже прошло.

– Тем лучше. Некоторые совсем не переносят морскую качку. Зная, что вам предстоит провести жизнь в объятиях Бледного Фебюса, я боялся, что вы войдете в их число. – Единственный глаз холодно сверкнул. – Ваш будущий супруг живет в окружении бурь. Они следуют за ним, куда бы он ни шел. Настолько, что иногда даже хочется спросить, уж не он ли порождает их?

Я вежливо улыбнулась:

– Порождать бури – прерогатива, отданная богам. Насколько мне известно, я выхожу замуж не за Эола^[46].

– Что такое алхимия, если не попытка людей сравняться с богами?

– Алхимия? – не поняла я.

Слово рикошетом отскочило от хрустального бокала.

– Подозреваю, что Бледный Фебюс увлечен ею, – загадочно прошептал капитан.

Потрясенная, я уставилась на свою пустую тарелку. Алхимия, строго контролируемая Факультетом, лежала в основе трансмутации Людовика XIV, первого в истории вампира. Монарх рассчитывал вновь прибегнуть к этой мистической науке, чтобы покорить день с помощью «El Corazón de la Tierra». Мои родители сами тайно ее практиковали во благо Фронды, хотя подробностей проводимых ими опытов я не знала. Возможно ли, чтобы Бледный Фебюс разбирался в оккультном искусстве, как утверждал одноглазый вампир де Рокай?

Капитан хлопнул в ладоши. Его длинные, унизанные перстнями белые пальцы сливались с рубашкой, отделанной кружевом. В ту же секунду начался балет слуг. Среди них я заметила Клеанта, но избегала пересекаться с ним взглядом, чтобы не вызывать подозрений. Перед смертными появились тарелки с супом, тогда как вампирам разливали первую кровь.

– Суп-пюре из зеленого горошка со шпиком и свежесобранная кровь Альбиона, – торжественно объявил метрдотель в ливрее.

Услышав имя родной стороны, Поппи вздрогнула. Подруга нарядилась в одно из своих знаменитых облегающих платьев из денима, выставляющих напоказ аппетитные формы, главным образом, конечно, чтобы привлечь внимание Зашари, рядом с которым она поспешила занять место. Только луизианец едва удостоил девушку взглядом.

– И все-таки кровь не свежесобранная. – Поппи улыбнулась, взмахнув накрашенными ресницами. – Я – единственная англичанка на борту и не припомню своего участия.

– Ложь! – отрезал Гиацинт.

– Ха-ха! Смешно, капитан! Укол я бы точно запомнила, ибо чувствительна к щекотке.

– Повторяю, это – ложь. Вы не единственная англичанка на корабле. Дюжина ваших соотечественников томится в трюме.

Улыбка моментально слетела с губ Поппи, покрытых темным пурпуром:

– Но… Англия все еще официальный союзник Франции, насколько я знаю…

Единственный глаз Гиацинта пробуравил девушку:

– Официально, конечно, да. Во дворцах и посольствах, там, где одни поклоны и политес. Но в море ситуация немного иная. Корабли под английским флагом иногда нападают на принадлежащие Его Величеству. Являются ли они корсарами британской короны? Или это обыкновенные пираты, ищущие выгоду? Обширный простор для дебатов оставлю дипломатам. – Он поднял бокал, наполненный кровью, поднес его к носу, чтобы вдохнуть букет. – Перед тем как бросить якорь в Нанте, «Невеста в трауре» прошла вдоль Азорских островов. Корабли, идущие из Америки, обычно заходят туда, прежде чем отправиться в Испанию, Португалию и Францию. На прошлой неделе мой экипаж встретил английское судно, не имевшее к этому делу никакого отношения. Капитан напрасно клялся Тьмой, что, дескать, буря далеко занесла его торговый корабль, но как проверить? Мы отправили судно на дно. Повторюсь: оставим эти вопросы болтунам, я – человек дела.

Демон расплылся в жестокой улыбке, оскалив кончики блестящих клыков, которые тут же погрузил в страшный напиток. Не отводя единственного глаза от Поппи, он пил из сосуда так, будто это было ее горло. Остальные вампиры злобно ухмылялись, наслаждаясь дискомфортом англичанки в равной степени, что и их капитан.

Я ощутила дурноту. В глубине корабля под нашими ногами держали пленников для того, чтобы поставлять свежую кровь вампирам в течение трансатлантического рейса. Враги Франции или нет, пираты или обычные торговцы, никто не должен испытывать подобной пытки. Я с трудом справилась с супом. Зашари, Поппи и Прюданс, казалось, тоже потеряли всякий аппетит. Что же касается неприхотливой в еде Франсуазы, то она даже не смочила своих губ.

– Ах, нет ничего лучше свежесобранной крови! – объявил капитан, аккуратно промокнув уголки чувственных губ салфеткой, украшенной его вышитым вензелем. – Что же вы хотите, я неисправимый эпикуреец^[47]. Вот уже два века я пиратствую в семи морях, забирая на борт «Невесты в трауре» только живое поголовье, и никогда в бутылках. Не так ли, месье?

Офицеры, с пунцовыми губами от выпитой крови, ответили бурным согласием. Гиацинт отрывисто засмеялся, но тут же замолчал.

– В этот раз я взял в бутылках! Точнее, в глиняных кувшинах, но не для собственного потребления, а для моих лейтенантов. – Он направил указательный палец на меня: – Они предназначены и для вас тоже, мадемуазель.

– Для меня? – задохнулась я от ужаса.

– Да, для вашей трансмутации, черт возьми! Король наполнил эти кувшины своей хранящей постоянную свежесть кровью, самой ценной из всех, чтобы Бледный Фебюс и вы присоединились к таинству вампиров в ночь вашей свадьбы.

6
Гальюнная фигура

Мама и папа склонились над моей колыбелью.

В их глазах нет следов любви: лишь холодный блеск, острый, как лезвие скальпеля, который отец сжимает в кулаке.

Панический ужас охватывает меня.

Я ору что есть силы, потому что еще не умею говорить: невнятное бормотание отражается от стен глухой комнаты с задернутыми шторами.

Кажется, что отец колеблется, лезвие зависло от меня в нескольких сантиметрах.

– Давай, пусть тяжело, но нужно решиться, – подбадривает его монстр в обличии моей мамы, – мы должны взять образец для анализа.

Нож завершает свое движение, опускаясь на мое бедро и медленно соскребая кожу.

Я проснулась, как от толчка, грудь сдавило от страха. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять: я не на Крысином Холме, а в каюте «Невесты в трауре». Шторы здесь задернуты так же, как и во сне.

Еще один кошмар! Из тех, что разъедает мои ночи с самой первой недели пребывания на этой проклятой посудине. Странное видение в карете стало первым в длинной череде снов, где каждый раз родители превращались в палачей, а моя детская комната в камеру пыток. Я абсолютно убеждена, что Глоток Короля в моих венах, насыщенный тьмагной – влагой вампиров, отравлял мое сознание. От скорой перспективы наполниться этой дьявольской жидкостью меня тошнило, мысли путались…

Нет! Я отказываюсь превращаться в вампира! Я никогда не откажусь от человеческой природы! Я никогда не буду трансмутирована, и уж тем более кровью Нетленного.

Не зная, как справиться с отчаянием, я шагнула к иллюминатору и распахнула штору; за стеклом, затянутым по краям сверкающим инеем, царила кромешная тьма, без проблеска надежды. Я постаралась собраться с мыслями, еще затуманенными от недавнего кошмара. Когда Король обещал вечную жизнь мне и Бледному Фебюсу, я думала, что он сделает это лично, в Версале, во время нашего официального визита на его юбилей. Тогда бы нашлась возможность избежать трансмутации. Но я и представить себе не могла, что коварный монарх уполномочит своего агента, тем более такого жесткого, как де Рокай, провернуть на месте одиозную операцию, которая навсегда погубит меня в смертельных объятиях Тьмы.

Я глубоко вздохнула, устремив глаза на океан чернильного цвета, похожего на потоки тьмагны, угрожавшие отравить мои вены «живой смертью». Приложив все душевные силы, я призвала на помощь мамину мудрость. В свете почти полной луны мне показалось, что я вижу ее ласковое лицо: «Успокойся, Жанна. Подумай. В действительности эта новость не изменила первоначальной цели твоей миссии – завербовать капитана Фебуса в ряды Фронды».

Это правда. Моя миссия не изменилась. Изменился ее темп. На первой же встрече с пиратом, до того как мы поженимся, нужно привести аргументы, веские, убедительные для того, чтобы он выбрал мое дело, а не вечную жизнь. Я должна преуспеть. Тогда больше не будет разговоров о трансмутации и я с радостью выброшу за борт кувшины Короля.

Мое дыхание успокоилось. Мысли упорядочились. То, что я считала марафоном, превратилось в спринт. Пусть! Теперь я должна в полной мере использовать все свои средства, физические возможности и дар убеждения. Нужно поспать. Нужно, чтобы прекратились проклятые кошмары. Любой ценой.

* * *

– Скажи, Поппи, а у тебя с собой жевательные шарики с дурманом^[48]?

Англичанка озадаченно посмотрела на меня. У нас вошло в привычку каждый вечер после ужина для улучшения пищеварения прогуливаться до бака. Завернувшись в шерстяные накидки с объемными капюшонами, мы любовались бликами далекой луны на водной глади. В носовой части корабля сильный ветер скрадывал наши слова. Тем лучше: Франсуаза, не отстававшая от меня ни на шаг, не могла услышать то, о чем мы с подругой шептались.

– Почему ты спрашиваешь? – обеспокоенно спросила Поппи вполголоса. – Ты же знаешь, что я излечилась от туберкулеза с тех пор, как выпила Глоток Короля. Я больше не… не на лекарствах.

Я кивнула.

– Да, знаю. Но интересуюсь потому, что мне необходима небольшая помощь: хочу успокоить тревожные ночи. Страх перед скорой встречей с Бледным Фебюсом нарушил мой сон.

Я не собиралась признаваться Поппи о реальных причинах кошмаров, она считала меня баронессой и ничего не знала о моей настоящей семье. В свете луны я увидела, как улыбка озарила лицо девушки и стерла мучительные воспоминания тех лет, когда она так страдала от болезни.

– Бесстрашная Диана! Сражается с упырями и заговорщиками, но трепещет при мысли о blind date^[49]! – пошутила девушка.

– Ну, скажем, мои последние романтические приключения не были удачными. Первый воздыхатель оказался опасным террористом, от второго отбоя не было, лип, как дез Эскай. После Тристана де Ля Ронсьера и Александра де Мортанжа я уже не жду ничего хорошего.