Темная сторона демократии (страница 4)

Страница 4

Есть, правда, в книге Манна пассажи, которые насторожат русского читателя. Они касаются Чечни. Я никоим образом не собираюсь заниматься той самой легитимацией «своих», о недопустимости которой только что шла речь. Я лишь хочу обратить внимание на два момента. Во-первых, эту историю Манн знает крайне поверхностно, что влечет за собой множество неточностей в ее изложении. Во-вторых, что гораздо более важно: в своем обращении с российским материалом Манн, к сожалению, следует клише, сложившимся в англосаксонской литературе со времен советологии. Эти клише провоцируют взгляд на современную Россию как на последнюю «мини-империю» и, соответственно, как на политическую аномалию. Нормой же, согласно данному подходу, является «национальное государство», либо моноэтническое, либо добившееся высокой степени этнической однородности за счет ассимиляции меньшинств. В такой оптике (а) любые полиэтничные государственные образования предстают как реликт, который рано или поздно отправится на свалку истории, и (б) любые социальные и/или политические напряжения и конфликты с этнической окраской кажутся проявлениями конфликта между «господствующим этносом» и этническими меньшинствами. Сепаратистские устремления со стороны элитных кругов внутри этих меньшинств выглядят в результате не иначе как естественное желание «угнетенных» покинуть «тюрьму народов». Манн не сумел или не захотел переосмыслить подобные стереотипы, что и повлекло за собой некоторую аберрацию его взгляда на чеченский вопрос.

Пожелать приятного чтения, учитывая непомерные эмоциональные издержки, которых требует усвоение этой книги, было бы ерничеством. Пожелаем читателю силы духа, уберегающей от циничного равнодушия, впасть в которое немудрено под грузом столь рутинно повторяющейся череды зверств. И еще раз выразим надежду на продуктивную общественную дискуссию.

Владимир С. Малахов, профессор, директор Центра теоретической и прикладной политологии РАНХиГС

Предисловие к русскому изданию

Я рад представить вниманию русского читателя свою книгу «Темная сторона демократии», которая, надеюсь, прольет свет на весьма мрачную тему. Изначально я и не думал посвящать ей отдельную книгу. Необходимость этого я понял в процессе написания другой работы, «Фашисты», рассказывающей о том, как набирали силу фашистские движения в период между двумя мировыми войнами. Тогда я решил продолжить исследование и изучить, как именно вели себя фашисты (и прежде всего нацисты) после прихода к власти. Зная, что никто еще не собирал воедино все биографии преступников, повинных в геноциде евреев, поляков и других народов, я разыскал и проанализировал огромное количество биографий нацистов; этот анализ лег в основу глав 8 и 9 настоящей книги. Однако тогда я понял, что нацисты были не единственными, кто виновен в кровавых этнических чистках Современности, и что к тому же их пример вовсе не самый типичный (поскольку евреи не представляли угрозы для немецкого общества и не требовали основания собственного государства, в отличие от некоторых других народов). Я начал исследовать другие примеры кровавых чисток; результатом этого стала книга, которую вы держите в руках.

Теория, лежащая в основе сравнительного и исторического социологического описания этнических чисток, изложена в главе 1, и нет необходимости пересказывать ее здесь. Однако замечу, что это кумулятивная модель: этнические чистки становятся тем вероятнее, чем больше разнообразных процессов, им способствующих, происходит в обществе. Эти процессы я перечислил в той же главе. Одним из основных таких процессов, предваряющих кровопролитие, является извращение демократии. Демократия – это власть народа, но в большинстве языков под этим словом могут подразумеваться два разных понятия. Известное нам слово «демократия» происходит от греческого слова демос, но под «демократией» понимали и власть народа в ином значении – этноса, этнической группы. Таким образом, власть народа может означать также и власть определенной этнической, языковой или религиозной группы над другими группами. В этой книге описано множество движений, утверждающих, что именно их этническая (религиозная, языковая) группа – «истинный» народ страны и что сами они воплощают «дух» народа. Так власть «истинного народа» – турок ли, сербов или хуту – становится извращением демократии. В социалистическом варианте этой же модели объявляется превосходство одного класса, как это было в Советском Союзе, при режиме Мао в Китае и (особенно) красных кхмеров в Камбодже, другие же классы подлежат уничтожению.

Здесь я бы хотел пояснить название, которое дал книге, чтобы избежать недопонимания. Я не утверждаю, что ответственность за кровавые этнические чистки лежит на давно сложившихся демократиях (за исключением многочисленных случаев колониальных чисток, когда представление о белых как об «истинном народе» оправдывало изничтожение других «рас». Примеры этого разбираются в главе 4). Начиная с главы 5 заголовок книги относится к демократизирующимся обществам в определенных условиях: когда две-три этнические, религиозные или языковые группы одновременно заявляют о своих (вроде бы разумных) правах на создание «собственного» государства на части или всей территории государства уже существующего. При этом более слабая сторона может получать поддержку из-за границы (в противном случае ей достанется роль граждан второго сорта, хотя до массовой резни дело и не дойдет). Такова предложенная мною модель.

К счастью для человечества, кровавые чистки не так уж распространены; намного чаще встречается обыкновенная дискриминация. Поэтому примеров чисток, которые мы можем рассматривать, не так много. К столь небольшому числу примеров количественный анализ неприменим. В связи с этим я постарался использовать при рассмотрении конкретных примеров метод «насыщенного описания» и особое внимание уделил предпосылкам, которые в итоге могут приводить к чисткам. Разумеется, я осознаю, что все разбираемые примеры отличаются друг от друга и в разной степени соответствуют предложенной мною модели. Но я предлагаю не универсальные социальные законы, а шаблоны, повторяющиеся в указанных случаях с определенными поправками. Тем не менее моя модель, как мне кажется, наилучшим образом объясняет и существующие в наши дни этнические чистки, и их крайнюю форму – геноцид.

Работу над «Темной стороной демократии» я закончил в 2004 г. Логично спросить, подтвердили ли последующие события мою теорию или же заставили меня изменить взгляды. Мой ответ однозначен: они подтверждают все, что я написал. Рассмотрим, к примеру, следующие три случая, ни один из которых пока не перерос в полномасштабную чистку, не говоря уже о геноциде, но в которых прослеживается явный рост этнической, религиозной, языковой или региональной напряженности. Ни в коем случае нельзя говорить о том, что демократизация стала единственной их причиной, однако и она сыграла не последнюю роль.

Начнем с Ирака. Как я и предупреждал в своей книге «Разобщенная империя», вышедшей одновременно с американским вторжением в Ирак в 2003 г., проведенные по инициативе США свободные выборы в Ираке превратились в голосование «за своих». Демос свелся к этносу. Ирак населяют три основных сообщества: шииты, сунниты и курды. Между ними были напряженные отношения еще при Саддаме Хусейне, но в целом, не считая отдельных возмущений, авторитарному диктатору удавалось держать их в узде, хотя он и отдавал явное предпочтение суннитам.

Но в 2005 г. проводимые под эгидой американцев выборы вылились в голосование сообществ, в котором противоречия между группами оказались важнее политической жизни. Шииты и курды оказались в большинстве, а сунниты в основном бойкотировали голосование. Около 90 % избирателей отдали голоса партиям, представляющим их общину. Статистика не сильно изменилась и на следующих выборах, даже несмотря на то, что сунниты приняли в них участие. В действительности шииты и сегодня составляют большинство в иракском правительстве, а курды доминируют в своем региональном правительстве. И те и другие претендуют на то, чтобы считаться «истинным народом»; сунниты с этим не согласны и ведут внутреннюю гражданскую войну. Опасность сложившейся ситуации отражается в возникновении и быстром распространении в суннитских областях Исламского государства. Все противоборствующие стороны получают сегодня значительную поддержку извне, что делает возможным продолжение их вооруженной борьбы. Это уже вылилось в несколько случаев избирательной резни и вызвало массовые потоки беженцев: меньшинства бегут на территории, подконтрольные их сообществам. Трудно сказать, было ли при Саддаме лучше, чем сейчас, но процесс демократизации провалился, поскольку он политизировал этнические и религиозные противоречия.

Второй пример намного ближе к России – это Украина. Признаки существования «двух Украин» были заметны уже давно: преимущественно украиноязычные запад и центр страны и преимущественно русскоязычные восток и юго-восток. Авторитарный советский режим в значительной степени подавлял трения между ними, а коммунистическая партия, после Второй мировой войны представленная во всех регионах, отрицала особенности этнической идентичности. Развал Советского Союза породил надежду на становление демократии. И действительно, с тех пор на Украине проводились вполне свободные (пусть и часто коррумпированные) выборы, на которых были представлены всевозможные партии. И все же эти выборы во многом напоминали регионально-языковые плебисциты, что еще больше политизировало и обостряло давние противоречия. Поскольку два блока пользовались примерно равной поддержкой, большинство выборов носили закрытый характер. Проигравшая сторона отказывалась признавать итоги голосований, объявляла их результатом предвыборных манипуляций и коррупции. В 2012 г. победу на парламентских выборах одержала пророссийская «Партия регионов», однако и прозападные праворадикальные партии получили немалые проценты. Так начался регионально-языковой конфликт.

В 2013 г. прозападные протестующие вышли на улицы, возмущенные внезапным отказом правительства от переговоров с Евросоюзом об ассоциации Украины с ЕС. На следующий год протесты переросли в гражданскую войну, прозападные группы захватили контроль над Киевом, а лидеры восточных регионов потребовали определенной степени автономии для их областей. В этой войне Киев получал ощутимую поддержку со стороны США и Европы, но когда стало казаться, что восток потерпит поражение в борьбе за автономию, Россия оказала ему военную поддержку.

В данном случае нельзя сказать, что борьба идет между двумя соперничающими сообществами, заявляющими права на одно государство. Восточные области борются всего лишь за автономию в составе Украины, в то время как Киев воспринимает это как угрозу целостности страны, которая может привести к требованию полной независимости в качестве самостоятельного государства. Восток воспринимает и автономию, и независимость как то, что остановит гражданскую войну, однако это приведет к созданию двух моноэтнических режимов и возможному притеснению меньшинств. Очевидно, что в данном случае такие демократические институты, как выборы и многопартийность, послужили усугублению языкового и регионального конфликта, приведшего к вооруженному противостоянию и большому числу жертв.