Даниэль остановил меня, проведя ладонью по волосам.

– Не надо, малыш. Я действительно умер.

– Умер? Но ты здесь, ты рядом…

Даниэль вздохнул – и вдруг легко подхватил меня на руки, прошел пару шагов – и опустился на большой камень, словно специально приготовленный для нас.

Я спрятала голову у него на груди. Было так хорошо. Уютно, спокойно, тихо, и, оттеняя тишину, слегка шумело море. Ничего более значения не имело. Я была здесь. И здесь был мой мужчина…

– Нет, Юля.

– Почему нет?

Я даже не сразу поняла, что Даниэль отвечает на невысказанное. А когда поняла – посмотрела ему прямо в глаза. И Даниэль опустил ресницы.

– Я должен перед тобой покаяться. И многое рассказать. А времени мало. Очень мало. Мне скоро надо будет уходить.

– А не…

Вампир приложил палец к моим губам, перебивая беспомощное вяканье.

– Я не могу остаться. Пожалуйста, выслушай меня. И не перебивай. Хорошо?

Я тоже чуть опустила ресницы, показывая свое согласие. Вампир тряхнул волосами.

– Я виноват перед тобой. Очень виноват. Ты помогла мне бескорыстно. А я – я пытался откупиться тобой от Мечислава.

– Знаю.

– Он рассказал?

– Догадалась.

– Ты всегда была умницей. Но это не вся правда. Я действительно сначала хотел просто отдать тебя. Но потом… после того, как ты заступалась за свою подругу, дерзила Андрэ, расправилась с Владом… Я сидел тогда в машине, смотрел на твое лицо – и ощущал себя полной скотиной. И идиотом. Потому что понял – я тебя полюбил. Нет, не влюбился. Полюбил. Мечислав наверняка рассказал тебе, что у меня было много женщин.

Я пожала плечами. Это было неважно.

– Это правда. И я влюблялся. Но любил только двоих. Тебя и Марию. Марию отняли у меня. А меня – у тебя. Жестокие весы судьбы. Я могу только сказать тебе, что любил. Искренне. Ты, должно быть, думала, чту я оставил тебе?

– Твой дар?

– Да. Это было все, что у меня есть. И я решил попробовать. Отдать хоть что-то любимой женщине. А оказалось, что это – и есть мое искупление.

– За что?

– Я много натворил в этой жизни. Был слабым. Трусливым. Подлым.

– Не верю.

– Ты меня до сих пор любишь?

Я задумалась. На миг. Потом пожала плечами.

– Не знаю. Любила. И если бы ты остался рядом – никогда бы не ушла. Но ты ушел. А мне надо было жить дальше.

– Да. И я горжусь тобой.

– Ты не обижаешься?

Даниэль весело рассмеялся.

– Юля! На что?! На то, что ты живой человек? Ты и должна жить! Долго. Иногда счастливо, иногда – не очень. Но – живи. Ради меня. Я не могу рассказать тебе всего. Ты узнаешь о многом, когда уйдешь. Но если вкратце… самая страшная жертва, которую может принести человек – это он сам. А я отдал тебе то, что было больше меня. Мой талант. Без которого не мыслил ни жизни, ни смерти. И это оказалось достаточной платой за все мои подлости и глупости.

– И твою плату – приняли.

– Да. Но получилось грустно. Отдав тебе свой талант – я не смог умереть. Я хотел добра. А вышло… вышло, как в политике. Оказалось, что я – это просто приложение к своему таланту. И я попал в ловушку. Я был просто прикован к тебе. Отсюда и твои сны обо мне.

Я вспомнила кошмары, после которых просыпалась в поту и с диким криком…

– И ты никак не мог дать знать…

– Нет.

– Почему ты пришел именно сейчас?

Даниэль пожал плечами.

– Потому что теперь можно.

– Раньше было нельзя?

– Нельзя. Моя искра была для тебя чужой. Как и мой дар. А теперь это уже твое мастерство. Не подаренное. Наоборот, талант – это как свеча, горящая в душе художника и освещающая для него мир. Раньше я горел для тебя. А теперь ты сама сможешь так. И даже еще лучше. Твой дар тоже проснулся, теперь ты сияешь, а моя свеча почти потухла. Когда я уйду – она уйдет со мной. Эту меру таланта я могу вынести. А ты – ты будешь нести свою ношу. Свою искру…

Я хлопала глазами, как сова. В голове просто не укладывалось. А язык, независимо от меня, ляпнул первое попавшееся:

– Надеюсь, я не стану авангардисткой?

Даниэль чуть улыбнулся.

– Никогда не понимал этих людей. Художник должен показать людям красоту мира. А они показывают, как они ее видят. Может, это и хорошо, только не для всех. А настоящая красота, красота безусловная – это не китч, не надрыв, не авангард и не арьергард. Это когда висит на стене простой рисунок – вроде бы и есть-то пять линий, и те карандашные, и кое-как растушеваны, а все же глаз не оторвешь. Профессор пройдет – заглядится, нищий – залюбуется. Или портрет. Ни красивой одежды, ни богатого убранства, одно лицо, а только смотришь – и все-все об этом человеке понимаешь. До последней мысли, до последнего вздоха. И в песне так, и в музыке… да везде! Красота – она не всегда сложная. Наоборот… Не станешь ты авангардистом. А вот гореть будешь. Хоть и проклянешь меня за это сто раз.

– Никогда! Если бы ты знал, как я тосковала, как мне было плохо без тебя…

– Связь с умершим человеком ни для кого еще легкой не была. Я тоже пытался докричаться до тебя – и не мог.

– Почему?

– Ты еще не принимала себя.

– А сейчас приняла?

– Раньше для тебя существовали два мира. И ты разрывалась между обоими. А теперь они начали сливаться. И я смог прийти. Твой огонек зажегся – и я могу уйти.

Я сжала виски ладонями. Я ничего не могла понять. Но разве это важно? Любимый человек рядом со мной. И можно сказать так много…

– Я пришел попрощаться.

Слово упало ножом гильотины. Воздух застрял в груди колючим шариком.

– По… проща… ть… ся?

Нет! Не отпущу!!!

Но Даниэль только покачал головой.

– Я ведь мертв. Я обязательно вернусь на землю, но мы с тобой больше не встретимся. Никогда.

Я всхлипнула. Но вампир был неумолим.

– Прими это как данность. Я – умер. Ты жива. И должна жить. Ради меня. Ради того огонька, который зажегся в твоей душе. Ты еще будешь счастлива. А меня… я не стану просить, чтобы ты меня забыла. Я слишком эгоистичен. Зато я попрошу о другом.

– О чем?

– Я попрошу тебя не сердиться на Славку. Он действительно не мог помочь тогда.

– Я знаю. Он не виновен в твоей смерти.

– Ты умница, Юля. Как ты думаешь, если бы мы встретились раньше…

– Если бы ты не умер…

– Я тебя все равно люблю. Я ухожу, но буду тебя помнить. И ты будешь помнить меня. Но жить другой жизнью. И это правильно. Не казни себя. Довольно.

Я всхлипнула. Потерлась щекой о скользкую ткань рубашки. И на миг ощутила биение его сердца. Такого… живого…

– Почему – так?!

– Так правильно. А теперь – отпусти меня. Пожалуйста.

Я могла бы сказать многое. И что не отпущу. И не хочу. И мне будет плохо. И…

Могла бы. Только не стану. Никогда.

Я поднялась с его колен и встала во весь рост. Наклонилась – и на миг прижалась губами к его губам. Сладко закружилась голова. Даниэль ласково погладил меня по щеке.

– Так надо, любовь моя. Отпусти меня – и живи.

Я вытерла набежавшую слезу. Чего мне это стоит? Но я – Леоверенская. Пусть даже небо падет на землю – я буду держать голову высоко, а спину – прямо. Я – должна.

– Даниэль, я люблю тебя. Уходи – и будь счастлив в новом рождении.

Вампир даже не поднялся с камня. Море шумело. А силуэт Даниэля выцветал и выцветал. Словно на рисунок, выполненный на стекле, кто-то плеснул водой – и теперь он размывался. Становился все более прозрачным. Вот шевельнулись в улыбке губы. Блеснули на прощание сталью серые глаза. И – все.

Я осталась одна на морском берегу.

Уже навсегда.

И тогда я упала на колени – и разрыдалась так горько, как никогда не плакала от ночных кошмаров.

Теперь действительно все было кончено. Счет оплачен и закрыт. Я его никогда не увижу. Я его никогда не забуду…

* * *

– Юля, Юленька, очнись…

Шарль тряс меня за плечи, заставляя вернуться в реальность. Но это не помогло. Я прижалась лицом к плечу дракоши – и разревелась в тридцать три ручья уже в реальности.

Прошло не меньше часа, прежде чем я пришла в себя. Но рассказывать о своем сне отказалась. Узнает только Мечислав. Потом. Попозже. Когда я буду готова окончательно оплатить свой счет.

Небо чуть посветлело, когда дракоша опять уснул.

А я лежала рядом, стараясь его не разбудить – и тихо хлюпала носом.

Оказывается, Даниэль хотел отдать мне свой талант. И отдал. Но вместе с талантом – остался и сам. Даже уйти не смог.

Теперь мне было понятно, почему я не могла отпустить его. Почему не могла ближе сойтись с Мечиславом, почему боялась самой себя…

Это – нормально. И правильно.

Сейчас я свободна. Свободна от чужого огня, который выжигал меня. От чужого разума, который был связан с моим. От чужой силы. И постепенно проявится мой талант. Мои чувства. Моя жизнь.

Теперь – только моя.

И я очень сильно должна Мечиславу. Если бы я не была связана с ним, я бы оказалась связана с окончательно умершим вампиром. Я была бы уже мертва. Он не давал мне сойти с ума. Поддерживал. Принимал на себя часть моего безумия. Не давал замкнуться в тоске и горечи.

Наша связь очень помогла мне.

Сейчас я намного лучше понимала, что такое Печати. Это действительно, когда тело, разум, душа – все делится на двоих. Беру я толстенную цепь – и сковываю двоих вместе. И никуда им друг от друга не деться. Ни в жизни, ни в смерти.

Хорошо, что Даниэль смог уйти.

Он ушел…

От этой мысли слезы потекли еще сильнее. Я резко вытерла их углом одеяла.

Я не буду об этом думать. Лучше я подумаю об этом завтра. Но и уснуть уже не смогу. Есть два варианта. Либо отправиться в гостиную и просидеть до утра в интернете, либо просто полежать.

Сидеть не хотелось. Но если просто лежать… о чем бы таком подумать?

А хотя бы о приезжающих родственниках.

Ох.

Лучше б это действительно был Альфонсо да Силва.

История нашей семьи требует еще небольших пояснений.

У деда родных не осталось, это так. Но у моей бабушки они были. А у мамы во время войны вообще уцелела вся семья. Так что у меня были и двоюродные и троюродные братья и сестры. А еще у мамы были брат и сестра. Тамара и Петя. Тамара – старшая, потом родилась мама, а потом и дядя Петруша. Почему Петруша?

Дядя, откровенно говоря, производил на всех странное впечатление. Я никогда не видела более живого и веселого человека. Имя Петр ему просто не подходило. Как не подходило бы оно веселому клоуну Петрушке. Я просто обожала, когда он заявлялся в гости. Он готов был высмеивать всё. Телевидение, газеты, рекламу, прохожих, собак, троллейбусы и трамваи. Я сильно подозревала, что он не перестанет шутить и после смерти. Причем все это выходило у него настолько беззлобно…

На него не обижались даже сами вышучиваемые. С ним было легко и весело, вне зависимости от того, кто ты – старик или ребенок. И в пару ему попалась тетя Вика – своего рода дар божий. Она понимала любые шутки. И в принципе не умела на них обижаться. Она работала учителем в начальной школе – и все дети обожали ее. Дядя Петя работал адвокатом в одной из многочисленных контор – и его обожали все судьи города. Из-за его грамотности – и из-за едкого и острого, но беззлобного языка. На него просто нельзя было обидеться. Кто знает, возможно, поэтому его и не пристрелили в девяностые, как некоторых юристов.

Одним словом, когда приезжали Петруша и Викуша – дом наполнялся шутками и хохотом.

А уж их дети – Коля, Толя и Поля вообще были готовым коллективом клоунов. Причем – тройняшками. И хочу заметить, что Поля – это Аполлинер. В честь французского поэта. Здоровущие и светло-рыжие нахалы могли свести с ума кого угодно.

Одним словом – об этой ветви семьи стоило бы рассказывать часами.

Но – увы.

К нам ехали не они. А теть Тома.