Однако его чувство юмора позабавило: надо же было придумать смешные маленькие шляпки, похожие на перевёрнутые тарелки вместо грандиозных дамских сооружений с перьями и искусственными цветами!

Причина всего этого должна быть, и я рискнул озвучить первое, что пришло на ум:

– Вы полагаете, что я исцелю вас?

Тут я оторвался от созерцания ненастоящего мира и пристально посмотрел на лорда с изнеможённым и серым от болезни лицом. Тот выдержал мой взгляд и с горькой полуулыбкой покачал головой.

– Вы не сможете. Я читал древние тексты, в нашем обществе огнепоклонников, как вы изволили выразиться, хранится множество бесценных манускриптов о вашей расе. Не хотел бы говорить вот так, без обиняков, но я бы желал познакомить вас со своей племянницей, она поможет добиться вашей цели.

– Какова же по-вашему моя цель?

Тут Лаветт коротко засмеялся и даже удержал разрывающий грудь кашель:

– Месть, разумеется. Драконы мстительны, Дэниел, и вы не исключение. Более того, мы все поможем вам, а вы тем самым и мне.

Лаветт опёрся на трость и подался вперёд так, что я увидел его расширенные от опия зрачки.

– Я тоже хочу отомстить ей.

Экипаж дёрнулся, лошади заржали и громко зафыркали.

– Простите, наверное, зевака чуть не попал под копыта. Мы почти приехали в мой особняк. Распоряжайтесь всем, что у меня есть, как своим собственным. Мне оно вскоре не понадобится, – в уголке рта лорда залегла горькая складка. Как бы он ни врал, одно было точно: лорд умирал и злился на весь свет, что не может забрать его с собой.

– И вашей племянницей? – тихо спросил я, не сводя с него глаз. Посмотрим, как дядюшка дорожит своей родственницей-сироткой, оставшейся ему на попечение! Понятно, что дева лишилась родителей, ведь иначе она бы не жила в его доме.

– А Оливией особенно.

Поднятая бровь лорда и упор на имя племянницы не оставляла сомнений, что мы поняли друг друга.

Тут мой спутник замолчал и знаком показал, что не может больше говорить без задыха. Я оставил его в покое. Если этот не хочет сказать правду, то я найду способ узнать её от другого. Или от другой.

4. Ниара

Уже на следующей неделе после разговора с королевой-матерью, за мной прибыл закрытый экипаж, должный доставить новую послушницу сокровищницы Двуликого к месту её службы.

Мать всплеснула руками и заплакала, пристойно, как и полагалось леди из высшего общества. Думаю, она притворялась, потому как все уже знали, что я добилась своего.

 Отец на это только удивлённо приподнял брови и пристально посмотрел, но ни о чём не спросил. Я поняла его и без того: он был недоволен, что я снова проявила себя как ведьма. Имея порченую кровь в своих жилах, отец как бы извинялся, что передал этот проклятый дар мне, хотя у него он не проявлялся вовсе.

– Если тебе будет плохо, напиши, и я заберу тебя, – подал он мне на прощанье руку, которую я пожала условленным между нами знаком.

– И посадишь под замок в королевской спальне, пока не пройдёт время траура, – напомнила мать, обращаясь больше ко мне, чем к супругу. – Пусть служит Богам, это благое дело. И печаль скорее пройдёт, а уж после мы подберём тебе жениха.

Я была готова тут же сесть в экипаж и уехать подальше. Хватит с меня женихов!

– Я не желаю становиться невестой ещё раз, – отрезала я на прощанье, когда закончила обниматься с сёстрами, почему-то плачущими по-настоящему, словно провожали меня в могилу. Для них служение Богам означало принятие обета целомудрия, а для каждой девы, взращённой в духе «сначала мой господин – отец, потом муж», это почти погибель.

Но не для меня.

Наконец, в сопровождении верной Берты, которая должна будет следить за моими надобностями вне храма, мы укатили восвояси.

– И где же нас поселят? Будет ли там горячая вода, или придётся умываться холодной? – причитала она, пока я сидела, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза.

Накануне ночью мне снова приснился кошмар. Я горела в огне, но не чувствовала боли, скорее даже было любопытно, отчего так, и что ждёт дальше. И я слышала голос в тумане, который повторял моё имя, голос то приближался, то удалялся, а я дрожала как в лихорадке, боясь, как бы меня ни обнаружили. Лучше сгореть дотла раньше, чем мужчина найдёт меня и уничтожит.

Он погрузит руки в мой прах, будет смеяться и потом развеет его по ветру с проклятием на устах. И я буду рада, что не встретилась с ним лицом к лицу, не узнала того, что было бы, сложись всё иначе.

Под утро сны приняли иной характер. Я сгорела, но не исчезла, а превратилась с большой рубин, который мужчина поднял и унёс в свою сокровищницу, спрятав в одном из сундуков. Я билась внутри камня, сдирая руки в кровь, но понимала, что заточена здесь навеки. И боялась даже кричать, потому что страшнее заточения в камне только одно: если мой страж вернётся и обнаружит меня внутри рубина!

– Я буду рядом, госпожа, – Берта приняла мою молчаливость за волнение. – Найду, где и чаю согреть, и воды для купели. Вы всё-таки королевских кровей, обидеть вас не посмеют. Год пролетит быстро, вот увидите!

– Я сама выбрала такую судьбу и ни о чём не жалею, – пробормотала я, чувствуя, как снова проваливаюсь в сон. Я пыталась бороться с ним: вдруг закрою глаза и увижу кошмар, но усталость и напряжение последних дней начали брать верх, когда экипаж остановился, чтобы в следующий момент въехать в ворота, за которыми был сад. И в центре него – сокровищница Двуликого, упирающаяся шпилем в небеса.

Берта ахнула, глядя на неё, и начала возносить хвалы Богам на улице, что с нею почти не случалось. Да, мы находились в огороженном саду, на ветках кустарников уже наклёвывались почки, а земля выпустила из недр первую зелёную поросль, в такое время в древности люди молились земле, прося родить её как можно больше благ, но сейчас приносить благодарности вне алтарей считалось данью суевериям и порицалось церковью.

Берта была хоть и благочестива, соблюдала моления, делала подношения в храмы, особенно Богини-Матери – прародительнице всего сущего, но всё же не выказывала религиозного рвения.

– Перестань, у тебя будет время, – одёрнула я её, улыбаясь вышедшей встречать нас служительнице, одетой сплошь в расшитые золотом одеяния.

Берта при виде её замолчала, а я поклонилась и произнесла обычное в этих случаях приветствие.

– Я предупреждена о вашем рвении служить Двуликому, – Мать-настоятельница храма, а это была именно она, казалась немолодой строгой классной дамой, готовой покарать за малейшее отступление от правил.

Волосок к волоску, никакой седины в светлых волосах, заправленных в идеально ровный пучок на затылке, и всё ещё красивое, хранящее печать гордыни, лицо с признаками скорого увядания – именно такой я представляла себе настоятельницу Сокровищницы Двуликого.

Подпоясанную широким кожаным поясом, кажущуюся высокой даже если была со мной одного роста.

– Тогда вы понимаете, насколько оно чуждо корысти, – пробормотала я, усмехнувшись про себя. Я особа королевской крови, не стоит забывать этого и позволять забыться другим.

Настоятельница лишь покривила губы и кивнула, чтобы мы шли за ней.

– Багаж доставят, – бросила она через плечо и принялась чинно подниматься по мраморным ступеням. – Я лично введу вас в курс дела.

– Будем безмерно благодарны, Великая мать!

Я старалась соблюдать ритуалы, конечно, мне никто из них неровня, но наживать влиятельных врагов в мои планы не входило. Достаточно тех, кто ненавидит, будучи со мной в кровном родстве.

Но все эти мысли, тревоги остались за парадными дверьми, ведущими в храм. Высокий, словно стела, он возвышался над всеми зданиями столицы, даже над «Шипастой розой» – цитаделью королевской власти.

Берта глазела по сторонам, но встретившись взглядами с другими послушницами, одетыми в бежевые тона, опустила голову и семенила позади меня, стараясь не отстать ни на шаг.

Я же слушала неторопливые объяснения настоятельницы, которые она давала столь тихо, что мне приходилось напрягать слух и стараться идти за её правым плечом, чтобы вообще хоть что-то расслышать.

– Сокровищница поделена на три зала, каждый, в свою очередь, имеет по три комнаты.. Вы начнёте работу в первом, где хранится золото и серебро. Кубки, чаши, ритуальные предметы, не связанные с королевской семьёй. Если будете расторопны, молчаливы и покорны, надолго в первом зале не задержитесь.

Губы настоятельницы тронула лёгкая улыбка.

– А если не проявите нужные качества, Двуликий заберёт вас. Но лучше он, чем крылатый демон, поверьте.

Улыбка превратилась в оскал.

Глава 4. Имя говорит само за себя

1

– Милорды, рада приветствовать вас в «Чертополохе». Надеюсь, вам понравится у нас, – произнесла миниатюрная светловолосая дева с кроткой улыбкой на розовых губах. Настоящая роза Сангратоса, так похожая на ту, кого я когда-то отверг, и всё же другая.

Она не боялась смотреть в глаза, даже искала моего взгляда. Такая дерзость всегда мне нравилась.

Это не Исиндора, что уже радует.

– Моя племянница, Дэниел, Оливия Лаветт, – произнёс хозяин, едва мы вошли в просторный особняк в центре Вронхиля, огороженный высоким каменным забором. Вмиг стряхнул с себя меланхоличность и обречённый вид, да и кашлять стал гораздо меньше. Теперь о чахотке, точившей его изнутри, напоминал лишь лихорадочный румянец на щеках. – Дорогая, наш гость устал с дороги.

– Рада с вами познакомиться, милорд. Это большая честь для нашего дома и лично для меня, – Оливия, рыжеволосая, статная, с веснушками, разбросанными по щекам, и пристальным взглядом пронзительно-голубых глаз, грациозно присела в глубоком реверансе, словно я был особой королевской крови.

И манеры, манеры у неё безупречно-старомодны. Мы поладим.

Слуги, вышедшие приветствовать хозяев, поклонились ещё ниже. Сейчас они разбредутся по комнатам, встретятся на черновой части дома или кухне и примутся обсуждать моё появление. А вскоре о нём узнают в городе, потом и в столице.

Конечно, долго весть о моём пробуждении не скрыть, но я надеялся выиграть время. Заметив, что я нахмурился, дева поспешила уверить, что счастлива познакомиться с влиятельным родственником, прибывшим из-за границы.

– Надеюсь, вы не оставите наш дом своим покровительством.

– А что получу взамен? – спросил я тихо, подавая ей руку, чтобы помочь встать.

Дерзость, но хозяин дома, казалось, не только не спешил меня остановить или иным образом выразить недовольство, но и поощрял племянницу в её смелости.

– Всё, что пожелаете, милорд, – она также, как и дядя, выразительно вздёрнула брови и улыбнулась, даря вполне понятное для искушённого мужчины обещание.

– Я пожелаю горячую ванну, новую одежду и обед. А потом посмотрим.

Притворюсь, что не понял намёков. Исиндора, как я её помнил, была слишком застенчива для открытого разговора, поддаваясь на мои провокации только в минуты отчаяния, Оливия же, как мне показалось, сделана из другого теста. Или воспитана в ином духе.

Возможно, мы пообщаемся позже в более интимной обстановке.

– Я пришлю к вам слугу, – Лаветт дал знак племяннице, и та с  обворожительной улыбкой отступила на шаг, не сводя с меня восхищённого взгляда. – Разумеется, мы дадим вам время прийти в себя, господин, но чем раньше поговорим, тем будет лучше для всех. Дела, и мои, и ваши, не терпят отлагательств.

Я кивнул, не поворачивая головы.

– После обеда.

Пусть не думает, что я воспринимаю его дом, как спасение. Да, Лаветт или как там его, помог мне, но в столице у меня остались влиятельные сторонники. Как только доберусь до содержимого банковской ячейке в отделении господина Цетхема, смогу сам выбирать, с кем заключать союзы, и на каких условиях.

Молчаливый слуга в чёрной ливрее, весьма свободного кроя, на мой взгляд, проводил наверх, где мне отвели три комнаты в южном крыле. Я ступал по мягкому ковру, устилающему пол, бросал взгляды на картины, развешанные по стенам, и был удивлён.