Выбежав за калитку, он огляделся по сторонам. Дождь набирал силу, размывая дорогу.

– Нинка!

Дед Слава опустил взгляд к земле и будто впервые увидел собственные сапоги. Обычные резиновые сапоги, которым уже сто лет в обед. Только сейчас на них виднелись кровь и узнаваемая рыжая глина из карьера у Курьяновки.

Следы он заметил почти сразу – большие и маленькие, двумя вереницами уходящие в темноту. Почти пять километров спустя, после указателя с названием деревни, маленькие сбивались и превращались едва ли не в лыжню. Здесь ему пришлось тащить Нинку.

Дом на окраине практически ушел в землю: крыша обвалилась, стены покосились. Но в развалины все еще можно было попасть. Дед Слава продрался сквозь заросли можжевельника, переступил через опрокинутый шкаф и оказался внутри. Пол испещряли огромные дыры, словно после бомбежки. В черном зеве подвала капала вода.

– Нинка…

Она лежала там же, где и много лет назад. Змеи оплели ее, закутали в одеяние из своих шкур. Но на этот раз Нинка не кричала, ведь была мертва. Гадюки в волосах и правда делали ее похожей на Медузу Горгону.

Дед Слава опустился на колени, и его вырвало. Он выплевывал желчь, надеясь, что вместе с ней выйдет все лишнее; все, что заползло туда против его воли и заставляло его делать страшные вещи. Но шевеления в животе прекратились, все затихло. Здесь остались только дед Слава и воспоминания, наконец открывшиеся ему полностью.

Он посмотрел на свои искусанные руки, которыми собирал змей. На кровь, засохшую под ногтями. На неестественную позу Нинки, лежащей внизу со сломанной шеей.

– Как же так…

Дед Слава, Славка, любящий муж. Он оплакивал свою жену, которой действительно хотел помочь, которую оберегал и из последних сил удерживал на этой стороне, не давая провалиться в кошмар. Но был и кое-кто другой. Тот, кто устал от десятилетий борьбы, от постоянных приступов, от страха, от змей, которые всегда рядом, всегда в голове. Тот, кто решил отпустить Нинку в мир подколодных тварей и закончить эту историю там, где все началось.

По черному небу над мертвой деревней ползали молнии, точно огненные змеи. Дождь наполнял канавы и барабанил по развалинам никому не нужного дома. Вой ветра можно было принять за чей-то бесконечный стон.

Королева змей воссоединилась со своей свитой, а в последний путь ее провожал Змеиный дед. Он думал о жутком вопле, услышанном много-много лет назад, и о том, кто на самом деле сошел с ума в тот день. На его лице не отражалось ничего.

Змеи поедали его голову изнутри, и дед лишь надеялся, что они закончат как можно скорее.

Земляной

Юля вспомнила о подземном чудовище, только когда ее похоронили заживо.

Гроба не было, поэтому пошевелиться она не могла. Холодная земля сдавливала со всех сторон. Это напоминало сонный паралич, бодрствование посреди кошмара. Сознание будто заперли в мертвом теле. Юля ослепла, провалилась в черное ничто. Совершенно беспомощная, она растворялась в пустоте и собственных мыслях.

Когда в детстве они с сестрой гостили в деревне, бабушка рассказывала о Земляном. «У него двенадцать когтистых лап, чтобы рыть. У него огромная пасть, чтобы глотать землю. Он ползает под домами людей и слушает. Когда кто-то ведет себя плохо, Земляной выкапывается. И уж если выкопался…»

Юля стала задыхаться. Как она могла забыть такое? Как могла оказаться здесь? По щекам катились слезы, сердце пробивало дорогу на поверхность – из грудной клетки, из могилы, из тьмы. Юля превратилась в ту маленькую девочку, которая обходила стороной ямы и каждую ночь в ужасе прислушивалась к звукам из погреба. Но теперь рядом не было старшей сестры, чтобы ее успокоить.

Все изменилось часа через три после захоронения. Юля вдруг поняла, что до сих пор жива. Более того, она научилась видеть на многие километры вокруг. Бесконечная система корней стала ее глазами и чувствами. Пришли вспышки. Люди, машины, города… Юля могла заглянуть куда угодно. Деревья, точно антенны, принимали сигналы с поверхности и передавали фантастически яркие образы вниз. Туда, где лежала новая хозяйка подземного царства.

Юля рассмеялась. Земля переварила ее, и проблемы ушли вместе с физической оболочкой. Загубленная карьера, неудачный брак, выкидыш – все это казалось мелочью в масштабах мира, который наконец ей открылся. Теперь она была центром планеты, ее ядром. Ей подчинялись растения и ползучая живность, она управляла течением рек, повелевала горами и холмами. Юля сама стала матерью-землей.

И тут она услышала Земляного. Краски потускнели, вернулась чернота. Затих шепот деревьев. Только чудовище рыло ход к жертве.

Юля все поняла. Земля играла с ней, заманивала в ловушку, отвлекала… Чтобы накормить выползшее из ее чрева создание.

Юля пыталась кричать, звать на помощь, но лишь зря расходовала кислород. Под ней ворочалось, в бездонную тьму осыпа́лись комья грязи. Лапы скребли рядом, земля дрожала. Что-то ухватило за ногу, и Юля взвыла. Царапнуло, хлынула кровь. Много крови. Она текла подземным ручьем, питая почву, вымывая неподвижное тело из ямы, заливая глаза, рот. Юля захлебывалась, перед ней кружили алые пятна. В каждую частичку ее кожи будто ввинчивались черви. Земляной ел.

…Свет резанул глаза. Юлю раскопали, сняли маску с дыхательным шлангом и вытащили из ямы. Ее подбадривали, поздравляли, хвалили, что продержалась целых двадцать минут. Кто-то аплодировал. Юля вдохнула полной грудью, вытерла слезы и улыбнулась. Ее до сих пор трясло, онемевшие конечности покалывало, из прокушенной губы сочилась кровь. Но на душе было так хорошо, спокойно. Словно все беды действительно остались в могиле. За время под землей в Юле что-то поменялось.

– Галлюцинации были? – хитро прищурив глаз, спросил инструктор.

– Черт, да. Обалдеть можно.

– Потом расскажешь. Пойдем сестрицу твою вызволять.

Это Катя привезла ее на тренинг «Перерождение». Организаторы завлекали возможностью открыть себя заново, заглянуть в неизведанные глубины души. И многое переосмыслить. Оказавшись в могиле (пусть даже неглубоко и под контролем профессионалов), смотришь на вещи совершенно иначе. Куче народу это помогло изменить жизнь.

Они подошли к захоронению, которое располагалось чуть дальше в лесу. Из земли торчал шланг, ребята раскидывали грязь руками, чтобы лопатой ненароком не покалечить клиента. Юле было немножко обидно, что ее вытащили из-за стонов и всхлипов, а сестра продержалась все сорок минут. Но Катя – это Катя. Она даже Земляного в детстве не боялась.

– Осторожно!

Земля просела и обвалилась. Инструктор отбросил в сторону перекушенный шланг. Это была не яма, а настоящий туннель. Стены его покрывали волосы, куски плоти, одежды. Он уходил вниз и резко загибался в сторону. Там, в сыром мраке, хлюпало и чавкало.

Земляной ел.

Кап-кап

Дом всегда был наполнен звуками. Сквозь хлипкие стены они расползались по этажам, точно невидимые крысы. Из квартиры в квартиру, из шахты лифта на чердак, из мусоропровода в подвал. Так звуки влезали в чужую жизнь.

Стас слышал соседей и понимал, что те слышат его. Он различал их по кашлю и чихам, знал любимые телеканалы и песни, был осведомлен о семейных проблемах и привычках. Дом знакомил людей, хотели они того или нет.

Чета пенсионеров снизу привычно занималась делами: гудел пылесос, шумел кухонный кран. А вот сверху творилось что-то странное. Стас не знал имени соседки, как не знал имен остальных обитателей дома, поэтому про себя называл ее Сменщицей. Неделю она работала с утра до вечера и возвращалась очень поздно. Это было время тишины. Но следующую неделю соседка оставалась дома, и тогда ее квартиру распирало от звуков. Голоса, звон посуды, музыка. Ругань или смех, хлопающая по ночам дверь или стучащая в стену кровать. Немолодая тетенька любила принимать гостей.

Около часа назад она начала двигать мебель. По полу елозило, скрежетало, с шумом падали предметы. А хозяйка плакала. Подвывала в пустой квартире, точно забытая на даче собака. Потом сверху раздался крик. Громыхнуло, будто уронили шкаф, и Сменщица затихла.

Стас сидел за компьютером, представляя распластавшийся на полу труп соседки. Нелепая поза, посиневшие губы, стеклянные глаза. Отогнать образ не получалось, наоборот – Стас начинал чувствовать какой-то нездоровый душок. Запах старости, лекарств, умирающего тела. Стас тряхнул головой и подошел к окну. Дождь стучал в стекло, барабанил по карнизу и размывал силуэт недостроенной высотки, что закрывала вид на город. Ее уродливую тушу возводили слишком близко – казалось, до раскрашенных в клетку стен можно добросить камень. Скоро там появятся жильцы, и к звукам примкнут образы. Люди будут наблюдать друг за другом, выглядывать из-за стекол, точно животные в террариуме… Стас поморщился. Открыл форточку пошире, запуская в квартиру свежий воздух и косую морось. К высотке качнулась стрела башенного крана, облила электрическим светом, и на секунду почудилось, будто в черных окнах что-то шевелится.

Бум.

Стас поднял голову на шум. Похоже, соседка пришла в себя.

Бум-бум. Бум-бум.

Звуки становились громче. Сменщица измеряла комнату шагами – слишком тяжелыми, словно разнашивала сапоги на огромной платформе. И ковра на полу у нее не было. Топот гулял от стены к стене, дребезжала люстра под потолком. Вернулись и рыдания.

Стас вздохнул и потер переносицу. Мертвой Сменщица нравилась ему больше. Он пытался сосредоточиться на сайте, который должен был доделать и сдать заказчику еще вчера, но грохот наверху этому не способствовал. Да и снизу уже черт знает сколько не замолкал пылесос. Шум не перемещался, как обычно, а застыл на месте. Будто пылесосили одну точку. Или специально заглушали другой звук. Потому что сквозь равномерный гул прорывалось странное «шурх-шурх-шурх». Кажется, старички скоблили стену.

Запах стал сильнее. На кухне Стас вытащил из мусорного ведра пакет с отходами, завязал горловину. Аромат был тот еще, но беспокоил вовсе не он. И на утечку газа это не походило. Необъяснимая вонь потихоньку заполняла квартиру.

В дверь позвонили, и Стас вздрогнул. Он никого не ждал. Не прямо сейчас или сегодня, а вообще. Гостей у него не бывало, да и сам он без особой нужды квартиру не покидал. Ему хватало своей однокомнатной зоны комфорта.

Позвонили еще раз. Одиннадцать утра, середина недели, все нормальные люди на работе. Бродить по подъезду могли разве что продавцы бесполезных товаров и впариватели ненужных приглашений. Стас вышел в коридор и, стараясь не шуметь, доковылял до двери. Прислушался. Человек снаружи звонил и в другие квартиры. Стас приник к глазку и замер. Прямо перед дверью стоял незнакомец в плаще, лицо его прятал раскрытый над головой зонт. Стас сглотнул, и этот звук вдруг показался ему чудовищно громким, настоящим пушечным выстрелом, который невозможно не услышать с той стороны. По телу пополз холодок. Стас точно знал, что никого из соседей по этажу нет дома. И не будет до самого вечера. Кажется, теперь это знал и человек с зонтом. Он больше не поворачивался к другим дверям, а ждал, когда откроет Стас. Он поднял руку к звонку, и в эту минуту в шахте загрохотал лифт. Незнакомец резко развернулся и поспешил вниз по ступенькам. Зонт он так и не сложил.

– Вот дебил… – прошептал Стас с облегчением и двинулся в комнату. Но тут услышал новый звук.

Кап-кап. Кап-кап. Кап-кап.

Он вошел в ванную и влез тапками в небольшую лужицу.

– Твою мать…

На грязно-желтой поверхности потолка, точно ожоги на коже, набухали пузыри. Они медленно раздувались и капельками срывались на пол. Стас вытер мокрое пятно и поставил тазик под местом основной протечки. Но пузыри висели по всему потолку, будто дозревали, прежде чем просочиться в квартиру.