– Готова поговорить? – Он поворачивается и придвигается, вынуждая меня сделать шаг назад. – Поругаться? – Еще один шаг. По Тобиасу вообще не видно, что он устал, хотя только что пробежал несколько километров. Он наклоняется ко мне, как истинный хищник, и все мои органы чувств захватывает едва уловимый пряно-цитрусовый аромат. – Потрахаться?

Я молчу, и он понуро опускает плечи. Целует меня в висок, а потом, наклонившись, шепчет:

– Значит, дам тебе время. Это все, что у нас есть, Сесилия. – Напомнив, он уходит в дом.

Глава 11

Сесилия

– Выглядит клево, – стоя у меня за спиной, делится мнением Марисса, когда прикрепляю искусственную паутину скотчем в углу окна. Отхожу назад и любуюсь результатом, а потом, довольная ходом работы, оглядываю кафе. Покончив с утренней суматохой, нам с Мариссой удалось преобразить кафе с помощью украшений к Хэллоуину. Несколько преждевременно, ведь до праздника еще несколько недель, но мне нужно было отвлечься.

– Вроде симпатично, – соглашаюсь я.

Я и представить не могла, что стану владелицей ресторана, но, признаюсь, управлять подобным заведением приятно. Я бы и сама стала завсегдатаем такого местечка. В читательском уголке вокруг уютно горящего камина расположились люди. Погода сейчас стоит неизменно прохладная, а листья на древних дубах на другом конце парковки стремительно меняют цвет на тыквенно-оранжевый и красно-желтый, предвещая скорый приход осени. Сезона, к которому я раньше испытывала отвращение, потому как не хотела, чтобы заканчивалось судьбоносное лето.

– Итак, – резко говорит Марисса. – Я сделаю нам по латте, а ты расскажешь, какого черта тут происходит. Я и так долго терпела.

Стоит ей произнести эти слова, как на парковку въезжает школьный автобус, и к кафе бежит толпа детишек.

– Вот черт, – замечает Марисса. – Ты знала, что они приедут?

– Понятия не имела, – отвечаю, захваченная врасплох, как и Тобиас, который тоже заезжает на парковку и переводит внимание с меня на целый автобус детей, гурьбой идущих к нам. Когда Тобиас подходит к двери, рукава у него уже закатаны. Он подмигивает Мариссе, а потом наклоняется ко мне и быстро целует в губы.

– Просто скажи, чем помочь.

Хаос. Самый настоящий хаос – вот как я бы описала следующий час. За каждым столиком сидят школьники, а за ними присматривают несколько учителей, у которых, кажется, вот-вот лопнет терпение. После утренней суеты я отпустила третью официантку, шум стоит оглушительный, но мне, Мариссе и неожиданному помощнику – Тобиасу вполне неплохо удается быстро управляться с заказами. Тобиас носится по залу с корзиной, собирает тарелки так, словно работа превыше всего, убирает, если что-то проливают, и принимает заказы у пары запоздавших клиентов, которые заходят отобедать.

– Треклятая рвань выставляет нас в плохом свете! – ругается Билли, смотря что-то по телевизору, и я подскакиваю, начиная пробивать чеки, чтобы школьники, которых прибыл целый автобус, побыстрее покинули кафе.

– Билли, – выговариваю ему я, – здесь дети. Следи, пожалуйста, за языком.

– Извини. – Он смотрит на оскорбленную женщину в ближайшей кабинке. – Прошу прощения, мэм.

В ответ на его извинение она презрительно фыркает, и Билли незамедлительно обижается:

– Леди, поживете лет семьдесят и можете говорить все, что, черт возьми, захотите.

С оскорбленной миной она бросает взгляд на меня, давая понять, что поведение Билли на моей совести.

– Я хочу получить счет.

Женщина подхватывает сумочку и начинает выводить своего мальчика из кабинки.

– Мэм, мне так жаль, – встреваю в разговор, протягивая ей чек. – Вы почти ничего не съели. Я бы с радостью компенсировала вам неудобства ужином.

– Мы не вернемся, – огрызается женщина, с намеком протягивая чек обратно.

У ее столика появляется Тобиас, и я тут же замечаю, как меняется ее поза, когда она окидывает его взглядом.

– Хотите, я упакую ваш обед?

Она бесстыдно раздевает его глазами и отвечает:

– Это… мило с вашей стороны. Спасибо?..

– Тобиас. Avec plaisir, salope^[39].

Я давлюсь смехом.

– О, как красиво звучит. Это на французском?

– Да. Извините, иногда забываю английский, – медленно произносит он, прикидываясь невинным иностранцем. Пару секунд любуюсь им, стоящим посреди кафе в простой одежде. Когда Трэвис звонит, Тобиас, вздернув подбородок и понимающе улыбнувшись, кивает за мое плечо.

– Заказ готов, босс.

Прищурившись, смотрю на Тобиаса.

– Я в курсе, Француз. Когда закончишь тут, нужно будет убрать с третьего и шестого столиков.

– Как пожелаешь, – уступает он.

Отворачиваюсь, чтобы принять очередной заказ, но останавливаюсь, услышав его пылкое:

– О, Сесилия?

Оглядываюсь и вижу в его глазах теплящийся огонь посреди надоедливого смеха и шума в кафе.

– Да?

– Je n’aime pas me réveiller sans toi. Je préférerais de loin me réveiller en toi^[40].

– Вы опять перешли на французский, – ворчит женщина. – Знаете, очень грубо говорить на языке, который остальные не понимают.

Тобиас продолжает смотреть на меня, не обращая внимания на эту важничающую стерву.

– Tu as l’air un peu stressée. Je peux t’aider à te détendre. Avec ma langue, et ta chatte^[41].

Открыв рот, пытаюсь скрыть потрясение.

– As-tu perdu la tête?^[42]

– Pas ce que tu avais en tête? Après tu décideras où ira ma langue^[43].

– Обсудим это до…

– Так вы упакуете нашу еду? – вмешивается женщина, разозлившись, что я отвлекла на себя все внимание.

Ее мальчик, которому на вид лет семь-восемь, выкарабкивается из кабинки и с интересом наблюдает за нашим разговором. Тобиас наклоняется и что-то ему шепчет, а мальчик хихикает и с идеальной точностью повторяет за ним.

– Le pleck, le spit.

Запрокидываю голову и смеюсь. Неужели я столь давно так же поддразнивала Тобиаса у бассейна в доме отца? Тогда мы с Тобиасом были не в ладах, противились нашему влечению, отрицали, что нас тянет друг к другу и чувствовали между нами накал. Когда мы были порознь, казалось, что прошла целая вечность с того момента, но теперь Тобиас стоит так близко, и все представляется совсем иначе.

– Tu m’as manqué, mon trésor^[44].

От искренности в его голосе и выразительности взгляда сердце в груди бешено стучит, а перед глазами мелькают картинки из прошлого: как Тобиас подъезжает к дому отца, и я оказываюсь в его объятиях, жарко целуя. Дни и недели, когда мы крали мгновения, время, когда выпустили свои желания на волю и не таясь любили друг друга, не признаваясь в чувствах вслух. За спиной кто-то разбивает тарелку, и чары между нами развеиваются.

– Вы только что научили моего сына какому-то французскому ругательству?

Терпение Тобиаса на исходе, и он молча берет с ее стола полную тарелку.

– Я этим займусь.

Когда он уходит, женщина смотрит на меня с подозрением.

– Похоже, английский ему дается очень неплохо.

– Как забавно устроен наш мозг, – соглашаюсь и неторопливо иду за Тобиасом, уставившись на его зад и заметив лейбл на джинсах.

– «Wrangler»? – смеясь, спрашиваю я. – Собираешься в ближайшее время оседлать быка?

– Моего размера были только эти, – по пути на кухню объясняет он, защищаясь. – Выбор здесь скуден.

– Так нельзя делать, – меняю я тему.

– А зачем нам пускать коту под хвост весь французский, что ты выучила?

– Не смешно.

– Не соглашусь, – холодно заявляет он, скидывая содержимое тарелки женщины в ланч-бокс.

– Знаешь, ты не обязан помогать.

Тобиас наклоняет голову.

– Тебе прекрасно известно, что я злюсь не из-за того, что помогаю. Я сам этого хотел.

– Ну, тогда не нужно хитрить, чтобы поговорить со мной.

– Уверена? Потому что с тех пор, как я приехал, мы ни разу не поговорили всерьез.

– И сейчас тоже неподходящее время.

– А когда оно будет подходящим?

Мое молчание только сильнее злит Тобиаса, и он, схватив пластиковый пакет, запихивает в него ланч-бокс.

– Тобиас, я еще привыкаю и очень благодарна за помощь, но вынуждена напомнить: ты миллионер, а не помощник официанта.

– И ты тоже не официантка, а миллионерша. В чем, черт возьми, разница? Я буду тем, кого ты захочешь во мне видеть. – Тобиас внимательно смотрит на меня, а потом закрывает глаза и кладет руки на металлический стол, похоже, чтобы набраться терпения. Когда он наконец заговаривает, его тихий голос полон разочарования: – Когда закончу в зале, больше не стану тебе мешать. – Он подхватывает пакет и, не говоря больше ни слова, выходит за дверь.

* * *

– Презерватив или нож? – легонько подталкивает меня примостившаяся рядом Марисса, пока я наблюдаю за Тобиасом, который рисует с маленькой девочкой в читательском уголке и ведет разговор с ее бабушкой. После того как школьников увезли, у нас снова начался ажиотаж, что было редкостью. Несмотря на тот разговор, Тобиас остался нам помочь, молча убирая со столиков и наматывая круги вокруг нас с Мариссой.

– Что?

– Презерватив или нож. Дилемма насчет бывших. Когда возвращается бывший, ты не знаешь, трахнуть его или убить, я права?

– В яблочко, – фыркаю от смеха, убирая со стойки тарелки. – Если бы ты только знала. – Но Марисса не знает и совершенно точно никогда не узнает. Вот в чем суть проблемы отношений с мужчиной вроде Тобиаса.

Прошлую ночь я, не находя себе места, провела в саду, где сажала весенние луковицы, пока Тобиас, сидя на садовом стуле, что-то печатал на ноутбуке. Время от времени ловила на себе его взгляд и отвечала ему тем же. Приняв душ и переодевшись ко сну, обнаружила, что Тобиас ждет меня в спальне. Когда выключила лампу, он без слов притянул меня к груди. Я знала, что Тобиас пришел помочь противостоять снам, которые подкидывало воображение. С тех пор, как он приехал, я каждую ночь видела сны.

– Никогда не видела такого красавца в реальной жизни. Такое чувство, что он вообще не человек.

– Уж поверь, из плоти и крови. – Я одна из немногих, кто знает, где скрываются его шрамы.

– Так ты рада, что он вернулся?

– Хотела бы, но у нас все очень сложно.

– Боишься, что снова будет больно?

Нет, Тобиас не причиняет боль. Боль он убивает, придает ей сходство с поездкой на карусели, а я сошла с нее восемь месяцев назад.

Пополнив подставку салфетками, перевожу взгляд на Тобиаса и вижу, что он по-прежнему болтает с пожилой женщиной.

– Почти год назад я выдвинула ему ультиматум, и только теперь он изменил свое мнение.

– С ними всегда так, да? – Открыв кассу, Марисса меняет часть чаевых на купюру покрупнее и кладет деньги в карман фартука. Одно простое движение возвращает меня в прошлое. Трипл-Фоллс, улыбающаяся Сельма и ее тортилья. Целая жизнь минула с того дня.

– Ты о чем?

– Ты наконец-то собираешься с силами, чтобы забыть бывшего, жить без него, – и бам! – он снова заявляется на порог твоего дома в ожидании, что ты испытываешь те же чувства. Моя мама всегда говорила: не рассчитывай, что мужчина поймет свои ошибки по твоей эмоциональной шкале, потому что им всегда нужно больше времени, чтобы прийти в себя и разобраться с чувствами. Мужчины – существа эмоционально незрелые.

– Слов правдивее не найти. – Моему незрелому Французу понадобилось непростительно много лет, чтобы прийти в себя. Вот с чем мне сложнее всего примириться. Мало того, не уверена, что мое сердце выдержит еще одно вращение на его карусели.

– Ну, лучше поздно, чем никогда, правда? Честное слово, никогда не видела таких глаз. Не знаю, как ты с этим справляешься.

– Перестань пялиться на него, или он поймет, что мы его обсуждаем.

И секунды не проходит, как Тобиас смотрит в нашу сторону и ухмыляется.

Ублюдок.