Лиса Кросс-Смит: Я (почти) в порядке

Leesa Cross-Smith

THIS CLOSE TO OKAY

Copyright © 2021 by Leesa Cross-Smith

This edition published by arrangement with Grand Central Publishing, New York, New York, USA. All rights reserved

© Гохмарк Э., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Лорану и нашим детям, огонькам, мерцающим в темноте

Часть первая
Четверг

Талли

Талли видела, как он бросил рюкзак и перелез через металлическую ограду моста. Внизу бежала серая лента подернутой зыбью реки Огайо. Из-за дождя и тусклого света Талли ехала медленно. Времени подумать не было. Только остановить машину, открыть окно с пассажирской стороны и окликнуть его.

– Эй! Эй!

Возгласы Талли учащались и становились громче. Слева от нее несся поток машин. Она вдарила по кнопке аварийки, перелезла через подлокотник и выбралась из машины, на всякий случай оставив пассажирскую дверь открытой.

– Эй! Я тебя вижу! Мы незнакомы, но ты мне не безразличен! Не надо прыгать! – Она говорила громко, чтобы он услышал, но при этом не испугался. Грохотали легковушки и грузовики, грохотал дождь, грохотало небо, грохотал мост, эхом отзывавшийся на остальные звуки, прокатывавшиеся по нему туда-сюда. Грохотал мир вокруг.

Он полуобернулся, его лицо было мокрым от дождя.

– Привет. Меня зовут Талли, – сказала она. – Не надо этого делать. Давай отвезу тебя куда-нибудь? Могу взять и рюкзак. Тебя как зовут? – Рюкзак трогать не хотелось. Он был темно-зеленый и в грязи. Она протянула руку.

– Не трогай, – мягко сказал он. Слишком мягко для человека, решившегося на прыжок в вечность. К чему этот мягкий тон, когда ты уже в шаге от смерти?

Талли вытянула руки перед собой, будто сдаваясь. Она не станет прикасаться к рюкзаку. Ну и ладно. Считай, повезло.

– Извини. Давай поедем куда-нибудь и, может, поговорим? Или я позвоню кому скажешь? Пошли со мной. Найдем какой-то выход. – Ее голос будто взбирался по шатким ступенькам.

Лишь сказав это, она вспомнила, что сама – дипломированный психоаналитик. «Найдем какой-то выход». А как часто дипломированным психоаналитикам выпадает проводить внеплановые уличные сеансы? На самом деле не так уж и редко. Но сейчас сеанс шел «на мосту». Ей пока не приходилось лишаться клиентов из-за их самоубийства, и сейчас она начинать не собиралась. Этот хоть клиентом не был, но вполне мог им оказаться. Она заговорила с ним, будто так и было.

Вместо улицы и холодного дождя она представила, что вокруг них стены ее уютного кабинета умиротворяющего цвета ляпис-лазури, генератор шумов, а рядом – ее базиликово-зеленое кресло. Она представила медового цвета блестящий и гладкий деревянный пол, убаюкивающий своей замшей миндально-коричневый диван. На столе у окна работает масляный аромараспылитель: лаванда с нотками лимона – она сама смешивала запахи. Под солнечными лучами в горшках нежатся паучник и драцена, пальмы, монстера, суккуленты – натуральные очистители воздуха. На полках тесно, но аккуратно стоят книги, а на той, что у самой двери, высится соляная лампа с янтарным светом. Она представила кабинет в мельчайших деталях, мысленно перенеслась туда, усилием воли заставила себя говорить спокойным голосом. В приемной по клавишам компьютера негромко стучит секретарша, булькает стилизованный под скалистый водопад фонтан.

Старший брат Талли, Лионел, крутой финансовый босс, выделил ей денег, чтобы всю эту красоту спроектировать с нуля. Это вызывало у нее чувство вины – ведь ей ни за что не отплатить брату чем-то столь же важным и красивым. Она хотела, чтобы человек на мосту пока не знал, что она психоаналитик с богатым и крутым братом и снимающим тревогу кабинетом – это бы их разобщило. Пусть он считает ее похожей на себя, думает, что они из одного теста. У нее самой, как и у всех, случались дни, когда хотелось прыгнуть с моста, просто она еще ни разу не перелезала через ограду.

– Нет, спасибо. Отставь меня, – вежливо сказал он. Слишком вежливо перед лицом смерти. Он еще не принял твердого решения.

– У меня тоже бывают паршивые дни. Хуже некуда. Только пережила развод и – еще не высохли чернила на документах – узнала, что пассия бывшего мужа беременна. Я детей иметь не могу, так что это буквально худшее, что могло со мной случиться. Он и сейчас с ней, у них маленькая дочка. Переехали в Монтану, поближе к ее родственникам. Ну какая Монтана? Иногда я вообще с трудом вспоминаю, где это, – говорила она, ругая себя за слово «пассия». Обычно она старалась его избегать, зная о магии, в которой она слову отказывала. «Пассия» с ее змеиными изгибами и придыханиями а-ля Мэрилин Монро заключала в себе столько драматизма и романтики, что казалась желанной.

– Сожалею о том, что тебе пришлось пережить. – Он помолчал. – Но в Монтане живет много народу. Обычный штат. У меня там друзья. – Он резко замолчал. От вежливости ничего не осталось.

Он смотрел вниз, на реку. Было холодно, и становилось все холоднее. Конец октября, ночи все длиннее. От одного этого Талли задавалась вопросом, стоит ли жить на свете – ведь Бог выключает свет. Осень еще ничего, а вот зима! Зима была слишком сурова, чтобы справиться в одиночку, а эта зима будет уже второй после развода. Джоэл проведет ее в Монтане с новой женой и ребенком.

– Ладно. Конечно, с Монтаной все нормально. Так… говоришь, у тебя там друзья. Почему бы тебе не перелезть на эту сторону и не рассказать мне о них? – предложила Талли, приблизившись к нему на пару шагов.

Он посмотрел на нее и отвернулся обратно к реке. Она впервые полностью увидела его лицо. На нем были веснушки – будто кто-то случайно по носу и щекам рассыпал корицу, сам парень был в куртке того же цвета, что и рюкзак. Джинсы и ботинки – темно-коричневые. Он буквально излучал энергию надлома, она била из него, как из гидроакустического прибора. Плотные волны одиночества. Талли легко понимала эту эхолокацию. Ей и самой одиночество с его волнами не было чуждо.

– Давай им позвоним. Уверена, они будут тебе рады, – сказала она, приблизившись еще немного, и полезла в карман за мобильником. – Как их зовут?

– Я сейчас не хочу с ними говорить.

– И мне не скажешь, как тебя зовут и как тебе помочь?

– Нет, спасибо.

– Ну ладно. Хорошо, – сказала она, тыкая в телефон в надежде найти что-то, что могло бы помочь. Она оглянулась на свою машину, увидела открытую дверь, льющийся на сиденье дождь. От уличного фонаря шел мутно-белый свет. Она насухо вытерла пальцы и продолжала тыкать в телефон.

– Ты эту песню слышал? Я ее обожаю, – сказала она и, прибавив громкость, сделала шаг к нему.

Она стояла с безопасной стороны ограды, он – с суицидальной. Она сомневалась, что он услышит музыку. Мир вокруг грохотал. Она лишь немного удивлялась, что больше никто не остановился, не притормозил и не окликнул его. Люди всегда считали, что обо всем позаботятся другие.

Из телефона доносилась композиция Эндрю Берда^[1] A Nervous Tic Motion of the Head to the Left. Она не обеспокоилась тем, что в названии было слово «нервный», но в начале песни звучало слово «умер», так что она дождалась этого места и сделала громче, только когда Эндрю Берд начал насвистывать. Это была причудливая композиция, там было много свиста. Она стала просматривать музыкантов в алфавитном порядке и, пролистнув ABBA, решила, что на песне I Have a Dream с ее полным оптимизма текстом о вере в ангелов остановиться было бы можно. После ABBA шел Эндрю. Она вытянула руку с мобильником в ту сторону, где стоял парень, поближе к его уху.

– Послушай этого музыканта. Это Эндрю Берд, и свою песню он насвистывает, как птица^[2]. Песня красивая, но я не знаю, о чем она, – сказала она. Дождь поливал ее худи, холодную руку, мобильник. Этот человек, как видно, сильно замерз, даже если он был на мосту не так долго. Она спросила, сколько он уже здесь.

– Не знаю, – по-прежнему глядя вниз, сказал он.

Она не выключала песню до того места, когда Эндрю Берд опять произносил слово «умер». Потом опустила телефон в карман.

– Уверена, что ты жутко замерз. Здесь недалеко кофейня. Можно я тебя угощу кофе? – предложила она.

А вдруг он убийца. Или насильник. Может, даже педофил в бегах.

– Так и не скажешь, как тебя зовут? Я представилась. Меня зовут Талли. Талли Кларк.

– Нет, – сказал он. Мягко сказал. Мир вокруг жестоко грохотал, но человек говорил мягко.

– Тебе не хочется чего-нибудь теплого? Подержать в руках или выпить? Не могу же я оставить тебя здесь. Ни за что, – заключила Талли. Протяни она руку – и можно было бы до него дотронуться, но она боялась. Ведь он может прыгнуть. Упасть. Схватить ее и не отпускать, потянуть за собой. Туда она не хотела.

– Поставь еще что-нибудь, – попросил он.

Талли нашла Jesus, Etc. в исполнении группы «Уилко» – эта песня ее всегда успокаивала – и протянула телефон мужчине. Так они и стояли вдвоем, слушая вкрадчивый и томный голос Джефа Твиди^[3]. Она сначала обхватила себя руками, пытаясь согреться, а потом просто засунула руки в карман-муфту своего худи.

– Спасибо, – когда кончилась песня, сказал он, возвращая ей телефон.

Она взглянула на шоссе – вспышки и мерцание мини-фургонов, джипов, грузовиков, легковушек – ни полицейских машин, ни пожарных, ни одной «Скорой». Что делать, она не знала – и честно призналась ему в этом. Вдруг ему станет лучше от мысли, что всех ответов не знает никто. И если он собрался прыгнуть, то уже должен был бы это сделать. Так? Так.

– Тебе ничего делать не придется. Все уже сделано, – сказал он.

– Что сделано? В чем вообще дело?

– Не знаю, – сказал он.

Ей даже стало смешно от того, как это было человечно и искренне сказано: я не знаю. Про себя Талли молилась: «Господи, Ты нас видишь. Ты нас знаешь. Пусть к этому мужчине придет знание. Пусть он найдет причину остаться. Услышь нас обоих. Пусть у меня это получится. Не покидай нас».

Она протянула ему руку. Дрожащую, мокрую, холодную. Он посмотрел на нее, на реку. На реку, на нее. Рюкзак лежал у ее ног. Он все смотрел и смотрел на реку. Продолжая смотреть на реку, он взял ее за руку.

* * *

От него пахло дождем. Его куртка была с капюшоном, который он так и не надел. Какой смысл, если планируешь скоро умереть. Что мокрая голова для мертвого? Он поднял рюкзак и пошел за ней к машине. Сел и закрыл пассажирскую дверь.

– Сиденье намокло. Извини, – сказала Талли, забыв, что он уже и так весь вымок. Она тоже. Она закрыла дверь, пошарила рукой на заднем сиденье. Достала из спортивной сумки полотенце и вытерла лицо. Хотела дать ему, но он отказался.

– Так вот, если ты ждал знака, чтобы не умирать, то знак – это я. То, что я остановила машину. Что теперь везу тебя пить кофе.

– Знака я не ждал.

– Почему нет?

Талли выключила аварийку и подождала момента, чтобы тронуться. Влилась в поток машин. Возможно, это ужасная идея, но она уже воплощалась в жизнь. Это было страшно и захватывающе, сердце Талли замирало, и она сама не понимала – из-за паники или от волнения.

– Не хотел я знака, – сказал он.