– Эмм… A little less conversation a little more action? – сказала Лиза нетвердым голосом. Она вполне лояльно относилась к старому рок-н-роллу.

Все недоуменно уставились на нее.

– А я-то думала, ты трезвеешь, – сказала Аврора.

– Так я и трезвею. Даже вот песню Элвиса вспомнила.

– Какого еще Элвиса, Лизавета? – спросил Макс.

– Того самого… Ну как же, Элвис – все знают Элвиса!

Лиза чувствовала себя совершенно беспомощной. Это как объяснять: «Солнце! Ну, солнце, понимаете? Такой шарик, который каждое утро поднимается над горизонтом! Ну кругленький, блестящий! Дарит всей планете жизнь и мешает вам смотреть телевизор».

– Генри Джон Элвис, сударыня? Британский ботаник, коллекционер бабочек? – с участием спросил граф.

– Нет! Вот дурацкая империя, просто курам на смех, – чуть не плача, сказала Лиза. – Что это вообще за мир без Элвиса Пресли!

– Что? Пресли? – вклинился Ангел, играясь с цепочкой на своем расклешенном рукаве. – Но при чем здесь песни, милочка? «Пресли» – это довольно классненький отечественный производитель джинсов. Основан в тысяча девятьсот сорок третьем американцем Верноном Пресли, он приехал в Россию на заработки. Первое время джинсы шила его жена Глэдис, эти первые пары сейчас ценятся как яйца Фаберже! Винтаж, история! Мне, конечно, удалось отхватить один ценный экземплярчик. Я их не ношу, держу дома под стеклом в специальном стеллаже… И как вы можете этого не знать? – Он окинул надменным взглядом Лизин мешковатый свитер: – Хотя да, с вашим-то стилем, милочка… Вы, наверное, и про Лидваля-то никогда не слыхали… Да, а потом фирма перешла по наследству сыну Вернона – Аарону Пресли, ну и пошло-поехало. У него была такая эффектная фигура, просто ух, восторг, он сам фотографировался для рекламных плакатов… С обнаженным торсом, о, римский гладиатор… Джинсы расхватывали, как горячие пирожки. – Ангел в ажитации уцепился за очередной пирожок, кажется, на этот раз с рисом, и затолкал его в рот. – У меня шестьдесят четыре пары «пресли», – невнятно сказал он, жуя пирожок, – считая ту коллекционную. Или шестьдесят пять? Нет, одну я проиграл в карты на той безумной вечеринке. Значит, да, шестьдесят четыре. Стоп! Нет! Шестьдесят три! Я забыл, что еще одну пару пожертвовал одному своему страстному поклоннику. Расписался за заднем кармане и подарил. Итак, подведем итог: у меня шестьдесят три «пресли», и это так же верно, что я сижу здесь с вами и ем этот пухлый пирожочек с яблоками.

Лиза медленно приходила в себя. Всё это было до трицикликов странно: на одной руке Перстень-Разумник, на другой – обручальное кольцо из другого мира и полустертый автограф местной телезвезды… И ни в одной руке не зажата сигарета, непременная спутница алкоголя. Новый год в альтернативном мире, где нет Элвиса-музыканта, зато есть Пресли-модельер; где нет оливье, зато есть препротивная заливная барракуда; где нет боя кремлёвских курантов, зато есть космические музыкальные переливы; где нет Игоря, зато есть… друзья?

– Пять минут до полуночи, – сказал Макс.

– А мы что, Новый год с этим кривлякой будем встречать? – хриплым шепотом спросила Лиза у Макса. – Что он вообще тут делает? На запах пирожков прилетел?

Макс ответить не успел – за него это сделал сам Ангел: Лизин так называемый «шепот» был слышен даже за соседними столиками.

– Отнюдь, милочка, – обиженно отозвался Головастиков, налегая на Аврорин блин с брюквой. – Я здесь вовсе не из-за ваших крестьянских пирожков и уж тем более не из-за ваших плебейских блинов. – Он высокомерно фыркнул, облил презрением кусок блина на своей вилке и сунул облитый презрением блин в рот. – Это еда слишком проста для такого изысканного херувимчика и чаровника, как ваш лучший друг и знаменитый телеведущий Ангел Головастиков. – Иногда он вдруг начинал говорить о себе в третьем лице, и Лизу это жутко раздражало, даже если она слышала подобное по телевизору, что уж говорить про личное общение. – Такие эталоны великосветскости, как Ангел Головастиков, питаются только из рук личного повара, либо посещают особенные места. Например, «Глобализацию». Ведь тут подают индивидуальную, строго выверенную еду и напитки, которые предназначены исключительно мне и никому больше, ясно вам, наивные друзьяшки?

С этими словами он взял не допитый графом бокал с золотым шампанским, широко, как лягушка на охоте, разинул рот и опрокинул выдохнувшееся шампанское прямо в горло, измазав край бокала розоватым блеском. «Губы – мой инструмент, и я должен их увлажнять», – нахально заявил он в ответ на озадаченный взгляд графа и со звоном поставил бокал обратно на стол.

– Так вот, милочка, пока вы пребывали в прострации… Постойте-ка, постойте! А почему мне знакомо ваше лицо? – Лиза изумленно открыла рот, не в силах поверить, что после целого утра съемок в аэропорту Ангел так и не сумел ее запомнить. – Подождите, не отвечайте! У меня фотографическая память на лица. Я вас видел сегодня утром в вакуумке! Верно? Угадал? Ах, нет-нет-нет! Знаю! Вы меня гримировали перед дневной съемкой. Ну что, ваш кумир-очаровашка попал в самую точку? А? Признайтесь, что вы в шоке!

Лица молча показала Ангелу тыльную сторону своей правой ладони.

– А это что? Моя подпись? Ну я же говорю – вы были сегодня утром со мной в одном вагоне вакуумки, и я дал вам автограф, потому что я самый милый и обаятельный человек на земле, который никогда не откажет поклоннику!

С этими словами Головастиков торжествующе слопал пирожок с клюквой, на который нацелилась было Лиза.

– Энджи, у тебя сбой в системе. – В бессмысленный разговор вмешалась Аврора, явно недовольная утратой своей блина с брюквой. – Перезагрузи мозг, репка ты без кепки. Это наш ветеринар Лиззи. Ты снимал ее неделю назад в аэропорту. А до этого изрисовал ей всю руку на лестничной площадке, в нашем мандариновом доме. Она из девяносто седьмой квартиры.

Ангел безмерно удивился. Потом спохватился и срочно сделал вид, что и не думал удивляться.

– Ах да-да-да, именно это я и хотел сказать! Под словом «вакуумка» я имел в виду «лестница», а под словом «сегодня» я имел в виду… Когда там это было?

– Восемнадцатого декабря, – мрачно отозвалась Лиза.

– Да-да-да-да, именно восемнадцатого. Я сразу вас узнал, милочка! Ну что, какая у меня память на лица, а? Не отвечайте, сам знаю – фотографическая! Меня много раз просили завещать свой мозг науке как образец красоты и идеальных извилин, но я планирую жить вечно. А что? Если наши ученые уже даже единорога самого настоящего вывели, неужели не придумают эликсир бессмертия?

– Так что у вас случилось, товарищ Головастиков? – устало спросила Лиза, чувствуя, как у нее звенит в ушах от бесконечной трескотни телеведущего.

– Ах да, перейду прямо к делу. Итак, пока вы, милочка, спали с открытыми глазами, я как раз рассказывал вашим коллегам, что ваш лучший друг, симпатяшка и солнечный лучик Ангел Головастиков стал жертвой самого настоящего, бессовестного, более того, бесчеловечного преступления…

– Три минуты до Нового года, – сказал Макс.

– Что? Да, вот именно из-за всей этой новогодней суматохи я не дошел до вашего Отделения. Ну такая карусель! Вы, господа Ищейки, своими маленькими скучными умишками даже не можете себе вообразить, сколько у меня перед Новым годом дел. Всё собирался заглянуть к вам на Литейный, но просто на секунду же не вырваться! – Ангел утомленно закатил глаза. – Сплошные церемонии, шоу, награждения меня разнообразными статуэтками: «За лучшую прическу декабря-2019», «За самую нелепую ошибку года в телеэфире», «За самый накачанный пресс среди сыновей священников»…

– За что? – ошеломленно переспросила Лиза. – Среди кого?

– За самый накачанный пресс, – повторил Ангел, расстегивая ослепительный пиджак до пояса и демонстрируя вполне себе вялый и даже дряблый животик. – Среди сыновей священников. Мой папенька, черт его возьми, прожженный церковник. И если вы, милочка, думаете, что у меня не самый спортивный пресс, вы бы поглядели на других участников конкурса! Мы, прихрамовые дети, с детства приучены брызгать в людей святой водой, но никак не рассекать бассейн высокотехничным кролем…

– Телевидение – вот священная религия двадцать первого века, а вы, сударь, ее талантливый мессия, – меланхолично сказал граф. – Прошу прощения, но полночь наступит… – он щелкнул по Перстню, – …через две минуты.

Лиза поняла, что пора любой ценой прервать полившиеся как из ведра воспоминания Ангела о том, как он когда-то победил в турнире по речным салочкам среди самых завидных женихов Российской империи. От обилия подробностей касательно моделей плавок, в которых явились участники, у нее закружилась голова.

Она первая схватила пирожок с клубникой, к которому потянулся, ни на мгновение не переставая болтать, Ангел, и тем самым обратила на себя его (Ангела, не пирожка) внимание. Хотя пирожок тоже явно был счастлив спрятаться у нее во рту от потока сомнительных мемуаров.

– Что за преступление-то у вас произошло, дорогой мой человек? – успела выпалить Лиза в образовавшейся паузе.

– Камиллу! Камиллу похитили. – Ангел наконец-то добрался до ключевого момента своей истории. – Камиллочку, мою ненаглядную девочку, украли. Прямо у меня на глазах. Квадрик – вжжих! – влетел в открытое окно. И – всё, конец. Унёс Камиллу незнамо куда. Девочку мою беззащитную!