Правда, один вопрос у меня в голове все-таки зародился.

– Юстер, – сказала я, – а почему мы намагичили именно лопату?

– Потому что пилой неудобно копать, – сказал деревянный шутник.

Я даже не стала на это реагировать. И все же пояснила мысль:

– Почему мы не намагичили так, чтобы ты сам откопался, чтобы земля просто – бэм-с! – и слетела с твоих корней?

– Ну-у… – протянул шнырятель. – Наверное потому, что я опасался. Нет-нет, ты не подумай дурного, но согласись, если бы ошиблась хотя бы в одном слове, я мог бы, например, не откопаться, а закопаться глубоко-глубоко. Или не земля бы с корней слетела, а я сам улетел – неведомо куда.

– Ну да, – вздохнула я. – Опять: я, я, я. А Ола копай.

– Это нетрудно, правда! У меня короткие корни. Так мне кажется.

Корни у пня оказались и правда не особенно длинными. Но их было много, они переплетались друг с другом и с другими корнями-корешками, так что мне пришлось повозиться. Иногда хотелось просто разрубить лопатой какое-нибудь сплетение, но стоило представить Литца в облике человека с обрубленными пальцами, носом, ушами, еще с чем-нибудь не менее важным, как желание тут же пропадало, и я кропотливо разбирала голыми руками проблемные места.

Но все когда-нибудь кончается, откопала и я этот пень. Он, кстати, когда я его переносила на травку, оказался совсем не тяжелым, что вселило в меня радость, ведь тащить его на себе дальше предстояло тоже мне.

Однако и Юстер Литц меня обрадовал, сказал, что особо далеко этого делать не придется.

– А что, королевский дворец где-то рядом? – спросила я.

– Да, недалеко. Километров двадцать. Может, чуть больше. Но это если по прямой…

– Погоди, – остановила его я. – Крутилово-закрутилово! Топать двадцать, а то и больше кэмэ по лесам-перелескам с корягой в руках? Я думала километра два – и то переживала, но двадцать! Ничего себе, недалеко!

– Но ведь сто, например, было бы гораздо дальше, – решил поспорить Литц. – Или тысяча.

– Или стопицот миллионов, – сказала я. – Какая радость, что подохнет наша Олушка всего на двадцати.

– А потом, – проскрипел пень, – зачем тебе топать все эти километры? Мы просто перенесемся туда – и все дела.

– Не-не-не! – закрутила я головой. – Наслышана, как перемещается великий межмировой шнырятель Юстер Литц. Никогда не знает, где в следующий раз окажется. Сейчас мы хотя бы в двадцати километрах от цели, а ты переместишь как раз на стопицот. Пусть даже не миллионов. Крутилово-закрутилово, вот радость-то будет!

– Не знаю, где ты берешь свои сведения, – обиженно скрипнул шнырятель, – но я попадаю в случайные места, лишь когда перемещаюсь между мирами. И то, в изначальную точку, откуда начал перемещения, я могу вообще вернуться в любое мгновение. А в пределах одного мира попадаю в цель всегда, ошибок еще не было.

– Ну хорошо, а как мы будем перемещаться? Опять придется отгрызать от тебя куски и учить непроизносимые тексты?

– Отгрызать не придется, – все еще обиженно произнес Литц. – Нужно будет наскрести с меня немного трухи и посыпать себе голову.

– Прикалываешься?

– Ничуть. Это будет нужно для того, чтобы я вернул тебе право Литца.

– А-а-а! – дошло до меня. – А потом мы просто провалимся!

– Лично я называю это другими терминами, но суть ты уловила верно.

Вот зря я сказала про «отгрызать», потому что от этого копания реально захотелось что-нибудь погрызть. Но не пень, а например, колбаски. Тут я хлопнула по лбу: Олена, у тебя же пакет как раз с колбасой! Ну да, он так и стоял возле кустика, куда я его поставила. И колбаса показалась мне такой вкусной, что я чуть было не съела ее всю. Еще и уронила один кружок, прямо на разрытую землю. Ладно, зверушки съедят. А пенек между тем начал нетерпеливо поскрипывать.

– Да все, все, – сказала я, поставив пакет. – Просто слегка подкрепилась, я ведь не деревянная.

Дальше было так. Я наскребла трухи, посыпала голову, хотя мне и было стремно, так и порывалась поржать. Потом пень сказал, чтобы я подняла его и покрутила над головой. Это было не так легко, как я думала. Одно дело поднять его на руки и просто куда-то нести; совсем другое – поднять над головой, да еще и крутить. Я все-таки не силачка, по фитнес-клубам не ходок, обычная, можно даже сказать, хрупкая девушка. Но я все-таки подняла этот пень и пару раз его вокруг головы крутанула. А он при этом скрипнул:

– Возвращаю тебе право Литца!

По правде говоря, я ничего не почувствовала. О чем и сказала пню.

– Поставь меня, – буркнул тот.

Я поставила. Благодаря ветвистым корням он встал надежно, устойчиво, как будто так и было задумано. Мелькнула мысль: а нельзя ли наколдовать, чтобы он мог передвигать корнями? Тогда бы и носить его не пришлось. Это я ему тоже сказала. Пень запыхтел. То есть, он на самом деле поскрипывал, но казалось, будто реально пыхтел. Как выразился бы умный Ванечка: по контексту.

– Во-первых, – начал возмущенный Литц, – если ты ничего не почувствовала, значит, я лгу?

– В мыслях не было, – приложила я к сердцу руки.

– Во-вторых, если я буду перемещаться сам, как, думаешь, отреагируют на это жители столицы?

– Нормально отреагируют. Они же в магическом королевстве живут, а не в Антарктиде.

– Что это за страна? Там запрещены пни?

– Там их в принципе нет.

– Я и говорю: запрещены. Их уничтожили, выкорчевали! Безобразие. Пеньевой геноцид! Отвратительная страна.

– Уймись, Юстер, – нахмурилась я. – В Антарктиде нет пней, потому что там нет деревьев. Там один только снег. И лед.

– Что это такое? А-а! Замороженная вода! Но ее ведь не может быть в таком количестве, зачем ты надо мной издеваешься?

– Крутилово-закрутилово! – заорала я. – Это ты надо мной издеваешься! Зачем я тебя вообще выкапывала? Значит так, давай расстанемся по-хорошему. Скажи мне, в какой стороне королевский дворец, и я пошла.

– Погоди! – испугался Литц. – Нет-нет-нет, не сердись. Если я чего лишнего и наговорил, то войди в мое положение – не очень приятно торчать пнем. Только и ты признайся, что наврала с Антарктидой.

– Я не наврала! Хочешь, переместимся туда? Потом, когда спасем Аню.

– Не хочу. Хотя… Если это правда… Очень любопытно! Я еще никогда не видел сразу много замороженной воды.

– Ну, много замороженной воды ты и у нас наглядишься.

– У вас? – качнулся пень. – А почему я у вас вообще буду что-то глядеть?

– Да, – смутилась я. – Это я и правда поспешила. Может, она у тебя захочет остаться. Хотя у тебя же ни кола, ни двора, так что…

– Не понимаю, о чем ты вообще бормочешь? – засуетился пень. – Кто у кого захочет остаться? И почему это у меня ничего нет? У меня, между прочим, замок у моря. В провинции, правда. И не такой шикарный, как у Атевсии, но все-таки. Красивый, на краю высокой скалы, о которую разбиваются волны.

– Круто, – сказала я. – Ласточкино гнездо практически.

– Это мое гнездо. Вот зачем ты вспомнила? У меня ностальгия, я домой захотел.

– Никаких «домой»! – испугалась я. Ничего себе заявочки… – Сначала спасем Анну. Ишь!..

– Так это само собой разумеется. Как я домой в таком виде? Мною тут же слуги камин растопят.

– Слуги? – нахмурилась я. – Так ты еще и буржуй? Ну ничего, Аня разберется.

– Вот именно! Давай переместимся к ней, пусть скорей разберется и сделает меня человеком.

– На это у нее, похоже, уйдет не один год, – шепнула я под нос. Литц вроде бы не услышал.

Потом ставший очень серьезным пень снова велел взять его на руки. Я взяла сначала пакет с едой, а потом уже пень.

– Крепче держи! – строго сказал он.

Я прижала его к себе, как родного и даже пару раз инстинктивно покачала. Подумала, что если бы кто-то видел это со стороны, поржал бы изрядно: стоит в лесу девчонка в цветастом платье и баюкает пенек. У меня даже слова песенки в голове зазвучали:

– Копала я пенечек,

Корней уж много очень,

Но все-таки сумела

Я Литца откопать.

Его теперь качаю я

И всей душой мечтаю я,

Что Анечку пропавшую

Мы сможем отыскать!

Оказывается, я промурлыкала песенку вслух.

– Это что, заклинание? – недоуменно спросил пень.

– Типа того, – сказала я. – Будешь сильно вредничать, станешь опять лялечкой. Я отдам тебя Ане, пусть нянчится, пока не вырастешь. Может, что-то дельное воспитает. Как раз и сделает тебя человеком, как ты хотел.

– Ты этого не умеешь, – сказал Литц, но уверенности в его тоне я не услышала.

– А ты проверь, – хмыкнула я. Но сама на себя разозлилась: – Ладно, хватит лирики! Говори, что нужно делать. Или ты сам все сделаешь?

– Я же сказал, – нудно заскрипел пень, – что заклинания должен говорить человек…

– Ну так учи своему заклинанию, – тяжело вздохнула я, вспомнив, как только что зубрила бессмысленные строки, и приготовившись к новой зубрежке.

– Ты и так его знаешь. Вы же благодаря ему в прошлый раз сюда попали.

– Ты имеешь в виду «чтоб мне прова…», – начала я, но Юстер выкрикнул:

– Погоди! Я должен представить место, куда нам нужно попасть. И тебе не обязательно говорить все эти «чтоб мне» и все такое. Просто скажи про мое право.

– Нет уж, – покачала я головой. – Скажу то, что проверено и точно работает. Ты готов?

Пенек какое-то время молчал, потом скрипнул:

– Готов.

Я набрала в грудь воздуха и провозгласила:

– Чтоб мне провалиться!

Что я могу сказать? Мы провалились! Честное слово – бэм-с! – были здесь, а стали там. Или наоборот, теперь уже здесь стали, а там – только что были. Не суть. Мы очутились в другом месте! Ну, разумеется, сначала было темно и трудно дышать, все уже знакомое и привычное. А вот то самое другое место было как раз незнакомым.

Сначала я слегка испугалась: а вдруг Юстер Литц не смог переместиться, куда хотел, и мы теперь невесть где, откуда неизвестно как выбраться, но пенек в моих руках скрипнул:

– Видишь там башенки с флагами? Это и есть королевский дворец.

Я осмотрелась. Мы стояли среди редких деревьев, а чуть дальше простирался город. Не обманно сверкающий, как тот, что мы с Анной видели в Сизелоне, и не он же, грязный и обшарпанный изнутри, а обычный… почти средневековый город, как на рисунках в исторических романах и таких же фильмах. Только здесь было еще более мрачно, чем в средневековье, потому что над городом нависало низкое темное небо, что сняло мои последние сомнения: да, это все еще был Темон. И где-то кварталах в пяти-шести от нас над невысокими, в основном двух- трехэтажными домами возвышались белые каменные башни с развевающимися черно-белыми, в шашечку, флагами.

– Как он называется? – кивнула я на город.

– Темница, – сказал пень. – Сокращенно от «Темон» и «столица».

– И этого остряка-сокращателя не казнили?

– За что? Хорошее ведь название.

– Допустим. А как, в таком случае, называют здешнюю тюрьму? Светлица?

– Почему? Тюрьмой и называют. Но редко. Кому хочется ее вообще называть?

– И то верно, – согласилась я. – А почему у этого города нет крепостной стены?

– Как же нет? Есть, – сказал Юстер Литц. – Только я представил место уже внутри города, а то тебя могли не пустить стражники.

– Это почему же? – почувствовала я укол обиды.

– Потому что у тебя в руках большая дубина. Это могло их насторожить.

– Так и говори, что это тебя могли не пустить, а не меня.

– Давай не будем спорить о несущественном и уже не имеющем значения, – сказал пень. – Пойдем искать Анну!

Пень сказал дело. Мне даже стало немного стыдно: Анютка в беде, а я страдаю фигней! Крутилово-закрутилово, как все-таки неблаготворно влияют эти перемещения на работу мозга!