– Джесс, рикошет! – кричит Ник, выставляя руку перед собой, а дальше все происходит так быстро, что я не успеваю даже вдохнуть. Ник обхватывает меня руками, впиваясь в плечи с такой силой, что я вскрикиваю, и резко разворачивает на сто восемьдесят градусов. И в этот момент друг за другом раздаются два выстрела. Мы смотрим друг на друга. Глаза Ника светлые-светлые, практически прозрачные.

– Я его вырубил! – нервно произносит Джесс, показывая на лежащего на полу парня. Рука Ника сжимается на моем плече. Он кренится, словно собирается опереться о стену, которой там уже нет, и медленно опускается на одно колено. Я вцепляюсь в его рубашку, но моих сил не хватает, чтобы удержать, и Ник падает, утягивая меня за собой на бетонный пол. Кровь выступает сквозь ткань, которую я все еще сжимаю в кулаках, и в эту секунду мне кажется, что сердце останавливается.

– Нет, нет, нет, – повторяю я, глядя, как Ник пытается зажать руками рану, но мой голос теряется в топоте ног. Я пытаюсь развернуть Ника к себе, но тут же отпускаю, увидев, как по его боку расплывается багряное пятно. Джесс встает на колени перед братом, закидывает его руку себе на шею и тянет, поднимая. Ник стонет. На полу, в том месте, где он только что лежал, остается пятно крови. Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь поймать взгляд.

– Все нормально, – произносит он так тихо, что слова сливаются с гудением вентиляторов.

– Быстро! – кричит Джесс. – Вещи возьми.

Я кидаюсь в угол комнаты, подхватываю сумку, тяжеленную, будто она кирпичами набита. Бросаю взгляд на Ника и понимаю, что он на меня больше не смотрит.

***

Мы бежим по извилистым коридорам, где из обстановки – только бесконечные трубы под потолком. Джесс впереди, я следом. Здесь темно и сыро, и акустика ни к черту: ботинки отбивают от стен такое эхо, что, кажется, наши шаги слышит весь Коракс. Я с трудом подавляю боль – адреналин упал, и теперь каждая клеточка тела вопит о передышке. Позади слышатся шаги и крики – люди отца уже наступают нам на пятки.

– Быстрее, – подгоняет Джесс. Наверно, ему тоже тяжело и страшно. Но он продолжает бежать, хоть и очень шумно дышит. Спустя пару минут включается пожарная сирена – и я ей даже благодарна, ее вой заглушает шаги. Следом звучит предупреждение об отказе системы защиты. Шон? Наверняка это его работа.

Мы сворачиваем в тоннель, узкий и низкий, так что приходится пригибаться. Внешние звуки теперь доносятся как сквозь толщу воды. Я слышу лишь бормотание, которое не могу разобрать. Джесс на ходу что-то говорит Нику? Это французский? Господи, он разговаривает с ним, точно как в детстве. Я прячу слезы за сжатыми зубами.

Наконец Джесс резко тормозит и колотит носком ботинка в тяжелую железную дверь. Раздаётся треск замочного колеса, коридор заполняет свет, и в проеме я различаю фигуру Шона. Меня окатывает волной облегчения.

– Ник? – ошарашенно произносит Рид.

– Не время, – командует Джесс. Шон послушно кивает и помогает нам вылезти наружу. Не знаю, что делали парни после того, как мы разошлись в разные стороны, но в несвязных, протараторенных на бегу словах разбираю, что Рейвен они все-таки нашли.

Обежав джип, Шон садится за руль, я влетаю на заднее сиденье, Ника Джесс кладет туда же, головой мне на колени. Машина срывается с места. Слышен свист, и на том месте, где мы были пару секунд назад, в воздух взмывают куски земли. Я машинально пригибаюсь, закрывая голову. Шины свистят. Меня швыряет в сиденье. Быстрее, пожалуйста, быстрее, как мантру повторяю я все время, пока стены Третьей лаборатории не остаются далеко позади.

Как только мы оказываемся на трассе, Шон скидывает скорость и встраивается в крайний ряд. Я осторожно поднимаю голову и оборачиваюсь. Никто за нами не гонится, не стреляет вслед.

– Ты испортил их тачки? – догадываюсь я.

Шон кивает:

– Гидравлику порезал, шины попротыкал. Повреждения незначительные, но ездить с ними нельзя, все равно понадобится время, чтобы устранить.

Джесс, отстегнув ремень, склоняется над Ником.

– Но как ты нашел нас?

– Меня перехватил Джесс. Еще с утра, когда тебя сцапали. Правда, он не сказал, что вы будете втроем.

Шон бросает через плечо взгляд на Ника.

– Насколько все плохо? – спрашивает он.

– Сквозное, – цедит Джесс, копаясь в сумке и выгружая оттуда бинты и ампулы. – Все лучше, чем слепое. Хоть пулю не искать.

Шон качает головой.

– Что? Что это значит? – спрашиваю я, поворачиваясь то к одному, то к другому.

– То, что у него аккуратная дырочка на спине и рваная рана размером с кулак на боку, – отвечает Джесс.

– Ему нужно в больницу! Он без сознания и еле дышит!

– Нет, нельзя, – отталкивает меня Джесс.

– Но кровь не останавливается!

– А я что, по-твоему, делаю? – рычит он, двумя руками разрывая рубашку Ника. Тень все больше набегает на его лицо. От вида открытой раны я всеми силами стараюсь не потерять сознание.

– Джесс, – я пытаюсь сделать так, чтобы он меня услышал, но, кажется, бесполезно. – Он почти не дышит!

– Рот закрой!

Он срывается всего на мгновение – и тишина снова повисает между нами. А потом, будто взяв себя в руки, старший Лавант поясняет:

– Он истощен. Ему несколько дней не давали есть и спать. Нику просто нужен покой, чтобы тело смогло себя восстановить. Хочешь помочь? – Я киваю. – Тогда вот здесь держи. И прекрати орать!

Он достает что-то похожее на шприц и надавливает на рану, заполняя ее ватными тампонами. Сколько крови. Господи, так много крови… Она везде: брызги на сиденьях, пятна на одежде и руках…

– Ты издеваешься? – уже шепотом умоляю я. – С огнестрельными ранениями без медицинской помощи не выживают.

– Эй, – окликает Шон.

– Виола, – Джесс едва не срывается на грубость, но сбавляет тон, плотно сжав губы. – Ник не простой солдат. Его тело регенерирует в три раза быстрее, чем у любого из нас. Давай дадим ему шанс выкарабкаться самостоятельно. Договорились?

Я обреченно откидываюсь на сиденье, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Все, чего я хочу, – чтобы Ник был в безопасности там, где ему смогут помочь.

– Ребята, – еще раз, уже громче, зовет Шон, пытаясь заглушить наш с Джессом спор. Мы замолкаем и поворачиваемся в его сторону. – Арт на связи, он не знает, куда ехать.

– Я переговорю с ним позже, – отвечает Джесс. – Пусть затаится пока.

– А нам что делать? – спрашивает Шон. – Искать отель?

– Ты спятил, что ли? Мы кровью перемазаны все. Полиция окажется там раньше, чем успеем ключ в дверь номера воткнуть.

– Тогда куда ехать? – Другой бы на месте Шона разозлился, но он лишь молча сверлит взглядом лобовое стекло.

– Держись этого шоссе, дальше я покажу.

Я бросаю взгляд на лицо Ника. Его веки по-прежнему сжаты, темные волосы непослушными прядями затеняют глаза, еще сильнее подчеркивая круги под ними. Мне хочется стереть с его лица боль, прогнать тревоги, заставляющие его брови хмуриться, увидеть кривоватую улыбку, но я понимаю: причина всех бед в его жизни – я сама. Слеза скатывается из уголка глаза, стекает по носу и падает на руки, оставляя на красном фоне белую дорожку.

– Он сильнее, чем тебе кажется, – подбадривает Джесс, хотя, судя по взгляду, мысленно уже уничтожил меня минимум трижды. Ведь если бы не я, Ник не был бы ранен. Но вслух в мой адрес не звучит ни одного упрека. – Говорят, что выживает не тот, кто сильнее, а тот, кто хочет жить. Будем надеяться, у брата есть повод.

Я закрываю глаза и беру Ника за руку. Мои пальцы сами переплетаются с его разбитыми. Единственный звук, который я сейчас слышу, – его дыхание. Весь остальной шум: рев двигателя, скрип кожаного сидения, стук пальцев Шона по рулю – растворяется, всё вокруг исчезает. Только я и Ник. Во тьме. Секунды превращаются в часы, удары сердца – в оставленные позади мили. Все будет хорошо, убеждаю я себя. Мы снова вместе. Наступит завтра, и мы точно что-нибудь придумаем.

Один за другим мимо проносятся фонарные столбы, наконец машина съезжает с центрального шоссе. В темноте совершенно непонятно, куда Джесс нас ведет. Ник все так же не подает признаков жизни, и, чтобы не сойти с ума от мыслей, я нарушаю тяжелое молчание:

– Куда мы?

– Если я правильно прочитал знак… – начинает Шон, но Джесс его перебивает:

– Не стоит.

Он до сих пор мне не доверяет.

– Да плевать. – Я машу рукой и отворачиваюсь.

Не замечаю, когда джип останавливается. Куда мы приехали – тоже не вижу. Всю дорогу мои глаза были либо закрыты, либо прикованы к Нику. Шон помогает вытащить его из машины. Джесс уверенно шагает к дверям обветшалого здания, светя перед собой фонариком. Это то ли дом, то ли служебное строение – ночью не разглядеть.

По узкому коридору Джесс уносит Ника в небольшую комнатку и захлопывает дверь прямо перед моим носом. Я вдыхаю, пытаясь успокоиться, расцепляю онемевшие от напряжения пальцы и делаю неуверенный шаг. Деревянный пол под подошвами ботинок скрипит, и от каждого движения вверх поднимается облачко пыли. Змейкой гуляет сквозняк. Касаясь пальцами стен, я медленно иду, привыкая к темноте. Шаги становятся все звонче. Вот это акустика!

Внезапно холодный кирпич под моими пальцами превращается в ткань и, потеряв опору, я падаю на колени. Осторожно приподняв занавес, встаю, оглядываюсь по сторонам и ахаю.

Я на сцене. Лестницы с деревянными перилами изгибаются вдоль стен, у которых под резными потолками высятся балконы и ложи. Это театр.

– Впечатляюет, верно? – раздается голос, и я резко оборачиваюсь.

– Боже, Шон, как ты меня напугал. – Я обхватываю его вокруг шеи и обнимаю настолько крепко, насколько позволяют силы. – Так рада, что ты цел. Где Арти?

Я не видела парней всего день, но такое чувство, будто прошло несколько суток.

– Он с Рейвен в другой машине, – шепчет Шон и аккуратно отстраняется, пристально разглядывая мое опухшее лицо. – Они в порядке. Оба. А что случилось с тобой?

– Давай не сейчас, – прошу я. – Здесь есть где смыть с себя все это?

Шон кивает:

– Думаю, найти воду мы сможем, и ты приведешь себя в порядок.

Спустя полчаса я все еще «привожу себя в порядок», если оцепенелое бесцельное блуждание по театру можно таковым назвать. В итоге сажусь на мягкое сиденье в партере – ждать, когда Джесс вернётся с новостями. Мне нужно немного побыть одной, успокоиться, прежде чем я снова его увижу. Я закрываю глаза и откидываюсь на сиденье. Здесь холодно. Вокруг пахнет пылью. Странно осознавать, что когда-то это здание наполняли люди. Оно как старый заколдованный замок, темный и неживой. Только фонарь, одиноко стоящий на соседнем сидении, освещает клочок тьмы.

Позади раздаются шаги, но я не удосуживаюсь даже обернуться. Шон накрывает меня толстым пледом, найденным, скорее всего, где-то в гримерках, и садится рядом.

– Итак, мы снова вместе, – говорит он, упираясь локтями в колени.

– Как в старые добрые времена, – тихо отвечаю я.

– Не стоило мне разрешать тебе идти.

Шон действительно выглядит так, будто ненавидит сам себя за то, что его план не сработал. Я мотаю головой:

– Если кто-то и должен с отцом разобраться, то я. И ты это знаешь.

Никто из нас больше не хочет говорить. Мы сидим вдвоем в тусклом свете, отрезанные от остального мира, который давным-давно спит. Оба на грани – и поэтому нужны друг другу, чтобы не сорваться. Но чем больше проходит времени, тем тревожнее становится на душе. Ведь если бы Нику стало хуже, Джесс бы сказал?

Наконец я слышу хлопок двери. Мы с Шоном переглядываемся. Он предлагает руку, помогая встать, и мы вместе идем к комнате, где устроили Ника. Я изо всех сил пытаюсь унять снова разбушевавшееся сердцебиение.

– Сначала ты, – говорит он, давая мне право на приватность.