Мои поздравления, милостивый государь и друг, по поводу ареста секретаря Жерома. Это была отличная работа, хорошо проделанная и достойная вас.

Горячо поздравляю вас с тем искусным способом, каким вам удалось доказать председателю Совета, что я не был убийцей господина Кессельбаха. Ваше доказательство было ясным, логичным, неопровержимым и, что еще важнее, достоверным. Как вам известно, я не убиваю. Спасибо, что установили это и в данном случае. Уважение моих современников и ваше, милостивый государь и друг, мне необходимо.

Взамен позвольте мне содействовать вам в преследовании чудовищного убийцы и оказать помощь в деле Кессельбаха. Дело очень интересное, поверьте мне, настолько интересное и достойное моего внимания, что я покидаю убежище, в котором в течение четырех лет проживал в окружении моих книг и моего славного пса Шерлока – я объявляю сбор всех своих товарищей и снова бросаюсь в схватку.

Как непредсказуемы жизненные повороты! Подумать только, я ваш коллега. Будьте уверены, милостивый государь и друг, что я рад этому и по достоинству ценю такую милость судьбы.

Арсен Люпен.

Постскриптум: Еще одно слово, которое, я не сомневаюсь, заслужит ваше одобрение. Не подобает, чтобы джентльмен, который обладал славной привилегией сражаться под моими знаменами, прозябал на сырой соломе ваших тюрем, поэтому считаю своим долгом честно предупредить вас, что через пять недель, в пятницу 31 мая, я освобожу господина Жерома, определенного мной на должность руководителя секретариата в канцелярии Совета. Не забудьте дату: пятница, 31 мая. – А. Л.»

Князь Сернин за работой

I

Первый этаж на углу бульвара Осман и улицы Курсель… Именно здесь проживает князь Сернин, один из самых блистательных представителей русской колонии в Париже, чье имя постоянно фигурирует в газетных рубриках «Переезды» и «Курорты».

Одиннадцать часов утра. Князь входит в свой рабочий кабинет. Это мужчина лет тридцати пяти – тридцати восьми, в его темно-русых волосах проглядывают несколько серебряных нитей. У него прекрасный, здоровый цвет лица, пышные усы и очень коротко остриженные бакенбарды, едва проступающие на свежей коже щек.

Он достойно одет: на нем серый редингот, стягивающий талию, и жилет с белой тиковой оборкой.

– Ладно, – сказал князь вполголоса, – я думаю, день будет трудным.

Он открыл дверь в большую комнату, где ожидали несколько человек, и произнес:

– Варнье здесь? Входи же, Варнье.

Мужчина, по виду мелкий буржуа, коренастый, крепкий, прочно стоящий на ногах, откликнулся на его зов. Князь закрыл за ним дверь.

– Ну что, как там у тебя, Варнье?

– Все готово на этот вечер, патрон.

– Прекрасно. Расскажи в нескольких словах.

– Так вот. После убийства мужа госпожа Кессельбах, просмотрев буклет, который вы велели ей отправить, выбрала местом жительства уединенный дамский пансион, расположенный в Гарше. Она проживает в глубине сада, в последнем из четырех флигелей, которые дирекция сдает дамам, желающим жить совершенно обособленно от других пансионеров, во флигеле Императрицы.

– Прислуга?

– Ее компаньонка Гертруда, с которой она прибыла через несколько часов после преступления, и сестра Гертруды, Сюзанна, которую вызвали из Монте-Карло, эта служит ей горничной. Обе сестры полностью ей преданны.

– Эдвард, камердинер?

– Она его не оставила. Он вернулся к себе на родину.

– Она с кем-нибудь встречается?

– Ни с кем. Свое время она проводит, лежа на диване. Выглядит она больной и очень слабой. Много плачет. Вчера следователь провел у нее два часа.

– Хорошо. Теперь о девушке.

– Мадемуазель Женевьева Эрнемон живет по другую сторону дороги… на улочке, которая ведет прямо в поля, третий дом справа. Она держит частную бесплатную школу для отсталых детей. Ее бабушка, госпожа Эрнемон, живет вместе с ней.

– Судя по тому, что ты мне написал, Женевьева Эрнемон и госпожа Кессельбах познакомились?

– Да. Девушка приходила с просьбой о помощи для своей школы. Должно быть, они друг другу понравились, поскольку вот уже четыре дня они вместе гуляют в парке Вильнёв, к которому примыкает сад пансиона.

– В котором часу они выходят?

– От пяти до шести. Ровно в шесть часов девушка идет в свою школу.

– Итак, ты все устроил?

– На сегодня, на шесть часов. Все готово.

– Никого вокруг не будет?

– В этот час в парке никогда никого не бывает.

– Хорошо. Я там буду. Ступай.

Князь выпустил Варнье через дверь в прихожую и, вернувшись в приемную, позвал:

– Братья Дудвиль.

Вошли два молодых человека, одетых с излишне утонченной элегантностью. У обоих живой взгляд, симпатичный вид.

– Добрый день, Жан. Добрый день, Жак. Что нового в префектуре?

– Ничего особенного, патрон.

– Господин Ленорман по-прежнему вам доверяет?

– По-прежнему. После Гуреля мы его любимые инспекторы. И вот доказательство: он поселил нас в «Палас-отеле», чтобы наблюдать за людьми, проживавшими в коридоре второго этажа в момент убийства Шапмана. Гурель приходит каждое утро, и мы докладываем ему то же, что и вам.

– Прекрасно. Главное, чтобы я был в курсе всего, что делается и говорится в префектуре полиции. Пока Ленорман считает вас своими людьми, я хозяин положения. А в отеле вам удалось обнаружить какой-нибудь след?

Жан Дудвиль, старший, ответил:

– Англичанка, та, что жила в одной из комнат, уехала.

– Эта меня не интересует. У меня свои сведения. Но ее сосед, майор Парбери?

Братья, казалось, смутились. Наконец один из них ответил:

– Сегодня утром майор Парбери приказал, чтобы его багаж отправили на Северный вокзал к поезду в двенадцать пятьдесят, а сам уехал в автомобиле. Мы присутствовали при отправлении поезда. Майор не явился.

– А багаж?

– Он велел забрать его с вокзала.

– Кому?

– Рассыльному, как нам сказали.

– Значит, его след потерян?

– Да.

– Наконец-то! – обрадованно воскликнул князь.

Братья с удивлением взглянули на него.

– Да-да, – молвил он, – наконец хоть какой-то след.

– Вы думаете?

– Безусловно. Убийство Шапмана могло произойти лишь в одной из комнат этого коридора. Именно туда, к сообщнику, убийца господина Кессельбаха привел секретаря и убил его, там он сменил одежду, а сообщник, после того, как убийца ушел, вытащил труп в коридор. Но кто сообщник? То, как исчез майор Парбери, дает основание предполагать, что он в этом деле не посторонний. Скорее сообщите по телефону хорошую новость господину Ленорману или Гурелю. Надо, чтобы в префектуре как можно скорее об этом узнали. Эти господа и я, мы идем рука об руку.

Он дал им еще несколько рекомендаций касательно их двойной роли инспекторов полиции на службе у князя Сернина и отпустил их.

В приемной оставались два посетителя. Князь пригласил одного из них.

– Тысяча извинений, доктор, – сказал он ему. – Я полностью в твоем распоряжении. Как чувствует себя Пьер Ледюк?

– Он умер.

– О! О! – молвил Сернин. – Я этого ожидал после твоих утренних слов. И все-таки бедняга протянул недолго…

– Он был совсем плох. Потерял сознание, и конец.

– Он ничего не сказал?

– Нет.

– Ты уверен, что с того дня, как мы вместе подобрали его под столиком кафе в Бельвиле, ты уверен, что никто в твоей клинике не заподозрил, что он и есть тот самый Пьер Ледюк, которого разыскивает полиция, тот таинственный Пьер Ледюк, которого Кессельбах хотел отыскать любой ценой?

– Никто. Ледюк занимал отдельную палату. Кроме того, я наложил на его левую руку повязку, чтобы нельзя было увидеть пораненный мизинец. Что же до шрама на щеке, то под бородой его не видно.

– И ты сам наблюдал за ним?

– Самолично. И, согласно вашим инструкциям, чтобы расспросить его, я пользовался каждой минутой, когда он казался в разуме. Но я не смог добиться ничего, кроме невнятных бормотаний.

Князь задумчиво прошептал:

– Мертв… Пьер Ледюк мертв… Все дело Кессельбаха, безусловно, держалось на нем, и вот теперь… теперь он исчезает… без единого откровения, без единого слова о нем самом, о его прошлом… Надо ли ввязываться в эту авантюру, в которой я пока ничего не понимаю? Это опасно… Я могу погореть…

Подумав с минуту, он воскликнул:

– Что ж, тем хуже! Я все-таки рискну. То, что Пьер Ледюк мертв, вовсе не повод, чтобы я отказался от партии. Напротив! Случай слишком уж соблазнительный. Пьер Ледюк умер. Да здравствует Пьер Ледюк!.. Ступай, доктор. Возвращайся к себе. Сегодня вечером я тебе позвоню.

Доктор ушел.

– Давай к делу, Филипп, – обратился Сернин к последнему посетителю, невысокому мужчине с седыми волосами, одетому как служащий отеля, но десятиразрядного, самого дешевого.

– Патрон, – начал Филипп, – напомню вам, что на прошлой неделе вы устроили меня служащим в отель «Дёз Ампрёр» в Версале, чтобы следить за одним молодым человеком.

– Ну да, я знаю… За Жераром Бопре. Как он?

– Исчерпал все свои ресурсы.

– По-прежнему мрачные мысли?

– По-прежнему. Хочет убить себя.

– Это серьезно?

– Очень серьезно. В его бумагах я нашел эту маленькую записочку карандашом.

– Ах так! – молвил Сернин, прочитав записку. – Он объявляет о своей смерти… и это намечено на сегодняшний вечер!

– Да, патрон, веревка куплена и крюк уже в потолке. Так вот, когда я, по вашему указанию, разговорился с ним, он поведал мне о своем отчаянии, и я посоветовал ему обратиться к вам. «Князь Сернин богат, – сказал я ему, – он щедр, возможно, он вам поможет».

– Все это прекрасно. Значит, он должен прийти?

– Он здесь.

– Откуда ты знаешь?

– Я следил за ним. Он сел на парижский поезд и теперь прогуливается вдоль бульвара. С минуты на минуту он решится.

В это мгновение слуга принес визитную карточку. Прочитав ее, князь сказал:

– Пригласите господина Жерара Бопре.

И обратился к Филиппу:

– Пройди в этот кабинет, слушай и не шевелись.

Оставшись один, князь прошептал:

– Решусь ли я? Сама судьба посылает мне его…

Через несколько минут вошел высокий молодой человек, светловолосый, худощавый, с истощенным лицом, с горящим взором, смущенный, он в нерешительности остановился на пороге в позе нищего, который хотел бы протянуть руку, но не решается.

Разговор был коротким.

– Это вы господин Жерар Бопре?

– Да… да… это я.

– Я не имею чести…

– Дело в том… сударь… дело в том… Мне сказали…

– Кто сказал?

– Один человек в отеле… который уверяет, что служил у вас…

– Короче?..

– Так вот…

Оробев, молодой человек умолк, потрясенный высокомерным поведением князя. А тот воскликнул:

– Однако, сударь, быть может, вы все-таки…

– Так вот, сударь… мне сказали, что вы очень богаты и щедры… И я подумал, не сможете ли вы…

Он остановился, не в силах произнести слова мольбы и унижения.

Сернин подошел к нему.

– Господин Жерар Бопре, не вы ли опубликовали томик стихов под названием «Улыбка весны»?

– Да, да! – воскликнул молодой человек, лицо которого просияло. – Вы читали?

– Да… Очень милые стихи… очень милые… Только неужели вы собираетесь жить на то, что за них получаете?

– Конечно… Рано… или поздно…

– Рано или поздно… скорее поздно, не так ли? А пока вы прихо́дите ко мне, чтобы попросить на жизнь?

– На еду, сударь.

Положив гостю руку на плечо, Сернин холодно произнес:

– Поэты не едят, сударь. Они питаются рифмами и мечтами. Так и поступайте. Это лучше, чем ходить с протянутой рукой.

Услышав оскорбления, молодой человек вздрогнул. Не говоря ни слова, он поспешно направился к двери.

Сернин остановил его.

– Еще одно слово, сударь. У вас не осталось ни малейшей возможности?

– Ни малейшей.

– И вы ни на что не рассчитываете?