Она вновь убрала волосы в строгий пучок и нарядилась в бесформенное платье. Когда я вхожу, она стоит ко мне спиной и бросает в кружку чайный пакетик, который здесь отыскала. Наливает из чайника кипяток, держась невозмутимо и ровно при моем появлении. Словно ей спицу в спину вогнали.

Я невольно цепляюсь взглядом за красивую шею, но тут же завожусь, решая навсегда расставить акценты в наших отношениях, раз уж теперь мы одна семья.

– Доброе утро… ж-женушка. Так и будешь молчать? Что за цирк ты здесь устроила – в моем доме?

Я явно зол и рычу, но плечи Марины не вздрагивают. Налив себе чай, она подходит к столу и садится за него, оказавшись теперь лицом ко мне. Отвечает ровно, без тени каких-либо эмоций.

– Ты сказал, что это дом твоего деда, а значит, не твой и не мой. А насчет цирка – тебе лучше знать, каких зверушек и для чего ты сюда пригласил. Я не так давно проснулась, так что веселился ты один.

– Ты знаешь, о чем я!

Ложка спокойно стучит о края чашки.

– Если ты говоришь о Макаре, то он сам вызвался мне помочь. Вещи довольно тяжелые, сама бы я еще не скоро справилась.

Мне приходится хлопнуть ладонью по столу, чтобы добиться от нее хоть каких-нибудь эмоций, и вот теперь она вздрагивает и поднимает на меня взгляд. Сразу бы так!

– Чтобы это было в последний раз, поняла? Надо что – скажи мне! Я тебе не пустое место!

Но звучит это явно неуместно, и Мышь не отвечает. Вернув взгляд к столу, размешивает сахар в кружке, как какая-то деревянная кукла.

– Ну, давай, не томи! – после паузы натянутого молчания я не выдерживаю, когда звук постукивания ложки о фарфор выводит из себя. – Говори, что хотела.

– Ярослав… я не стану расспрашивать тебя, хорошо ли ты провел ночь, – начинает она негромко, – мне все равно. Но мне уже очевидно, что я не впишусь в твою жизнь. Отпусти меня, и мы сможем жить каждый своим настоящим. Даю слово, что не побеспокою тебя…

– Нет, и не мечтай. Закрыли тему!

Она сидит и одиноко цедит чай – тощая, холодная… и упрямая. Даже бровью на мой ответ не повела.

Я подхожу к холодильнику, достаю из него сыр, ветчину, и бросаю на стол. Говорю сухо:

– Если голодная – на вот, бери! А то цедишь тут, как сирота…

Она бледнеет в лице, роняет ложку и медленно поднимается. Смотрит на меня из-за стекол очков ненавистным серым взглядом.

– Я тебе не собака, Борзов. Ты так и не понял?

Только истерик мне не хватало. Пусть даже не пробует есть мне мозг, я ее быстро обломаю.

– Ешь, сказал, – отвечаю устало и по-прежнему зло. – Я сейчас уеду в спортивный клуб, в холодильнике полно продуктов – Анжелка забила. Приготовишь себе, что хочешь – время у тебя есть. И для меня тоже!

Но девчонка упрямо поднимает подбородок.

– Нет, Борзов, не приготовлю.

– Что, не научилась, белоручка? – оскаливаюсь я. – Так мотай на курсы кухарок – научишься! Я поесть люблю, и вкусно! Или ты слишком благородная, чтобы готовить для своего мужа?

В ее бессильной злости есть особая сладость, и в этот момент я питаюсь ею, глядя на бесцветное лицо.

– Вчера в день свадьбы я брала выходной. Но сегодня еду на работу – у меня открыт важный проект. И нет, я не белоручка, но не стану для тебя готовить. Если ты нашел, с кем спать, то уверена, с легкостью найдешь и с кем поесть.

Она пытается уйти, но я останавливаю ее, обхватив ладонью тонкое предплечье.

– Не так быстро, Мышь. Ты не поняла? Больше. Никакой. Работы. Ты будешь дома. Точка.

– Нет!

– А я сказал, будешь! Или ты думаешь, если я не хочу тебя трахнуть, то не способен прокормить?

– Отпусти, мне больно.

– Я не услышал ответ.

Мышь поворачивается к столу и берет в руки нож. Повернув его ко мне рукоятью, хладнокровно протягивает со словами:

– Это ты не понял, «муж», – произносит, словно льдом окатывает. – Я не собака и не твоя рабыня. И я никогда не буду ею, лучше сразу убей и решишь все проблемы. Так или иначе, но сегодня я отсюда уйду – живой или меня вынесут вперед ногами, но будет так, как я сказала.

– Не пугай меня, девочка, я тебе не зеленый пацан, и я сказал «нет»!

– Тогда, как только ты уйдешь, я убью себя! – вот теперь появляется сила в серых глазах. – Это не бравада, так и будет, – ледяным тоном предупреждает. – Ни ты, ни отец больше не станете мной командовать. Надоело!

И как я раньше не замечал, какой у нее стальной взгляд. Такой же, как у Корнеева. Она копия своего отца и сделает это. Сделает! И тогда старый сукин сын не пощадит никого… останется только пепел.

Я отпускаю ее руку, отталкивая от себя.

– Будь ты проклята, Мышь!

Она отшатывается, но упрямо поджимает губы.

– И тебе того же, Борзов!

Глава 9

Боксерский клуб «Двурукий Джеб» давно стал моим главным пристанищем. К черту женушку! Я срываюсь из дома в клуб на мотоцикле и целый день боксирую, освобождая голову от лишних мыслей. Работаю с грушей яростно, жестко, как привык, выбивая из себя злость и концентрируя внимание на «мнимом» сопернике. Увеличивая скорость, не щадя себя и не думая. Ни о чем.

Не давая себе думать, мать твою!

Через две недели у меня закрытый бой, на кону стоят хорошие деньги, а в деле завязаны серьезные люди – бой будет идти до нокаута, до победы одного из бойцов, и здесь ставки предельно ясны. И, зная, кто мой соперник, я превращаюсь в машину. В Ярого – лучшего бойца миксфайта. В того, чье имя на слуху и с кем считаются.

Считаются, к гребаным монахам, не в пример Мыши!

Я боксирую, заставляя силу вновь и вновь закипать в крови и выплескиваю ее из себя ударами. Работаю до потери ощущения времени, до боли в кулаках и мышцах. До того момента, когда пот застилает взгляд, и я уже готов упасть от усталости…

Ребята в клубе сторонятся меня, и правильно делают. Конечно, они в курсе, чей я теперь зять, и видят, как я этому «рад». Теперь стена между нами выросла еще больше, а глотки в нужных кругах стали брехать чаще. Пусть! За это я спрошу с каждого, когда придет время.

Серова нет почти весь день. Он появляется в «Двуруком Джебе» ближе к вечеру. Войдя в зал, унылый и молчаливый, здоровается, как побитая дворняга. Подойдя к площадке ринга, свешивает руки на канат и ждет, когда я закончу серию ударов. И только когда останавливаюсь, бросает мне со злостью:

– Чертов ты сукин сын, Ярослав. Чувствую себя полным дерьмом! Так хреново мне еще не было. В следующий раз пользуй шлюх без меня, я пас.

С виска стекает пот, и я утираю его кулаком.

– Что, яйца болят? – спрашиваю, едва разжав стиснутый рот. – Или совесть замучила?

– Не поверишь. Стыдно перед твоей женой.

Я смеюсь. Зло. Разворачиваюсь к тяжелой груше и выбиваю дух – из нее или из себя, разницы нет. Я должен выбить все дерьмо и собраться. Расшатать прутья клетки, чтобы освободиться. К черту Мышь, к черту строгач! Никто и никогда не получит душу Ярослава Борзова. Всё, чего я сейчас хочу – это почувствовать себя лучше. И у меня получается.

Я возвращаюсь домой поздно, измотав себя тренировкой, но жены в доме нет, а у ворот нет ее пса – человека Корнеева. В холле меня встречают тишина и мрак, так что приходится самому включить свет и выматериться.

В гостиной по-прежнему не убрано, и я пинками навожу порядок. Деду, увидь он следы ночной оргии, это не понравится, и я невольно думаю, что Мышь права – это больше его дом, чем мой. До сих пор я просто жил с ним, так было удобно.

Убрать не получается, ну и к черту! Завтра прикажу девчонке вызвать клининговую компанию и посуетиться здесь. Раз она моя жена – пусть напряжется, с такой спицей в спине не переломится. Теперь это ее забота, содержать дом в порядке. А пока пусть еще посмотрит на то, как я провел брачную ночь. И запомнит, что ее ждет.

Я голоден, как зверь, сидящий во мне. Пройдя на кухню, достаю из холодильника первое, что нахожу, закидываю в себя и иду спать. Засыпаю мгновенно, так и не додумав до конца мысль:

«Где, к чертовой матери, шляется моя ненаглядная?»

Но оставляю дверь в спальню открытой.

***

Утром меня будит запах кофе, по-сочному крепкий. Я давно уже сплю без снов, вот и сейчас, втянув носом приятный запах свежемолотых зерен, открываю глаза и сажусь в постели. Провожу тяжелой ладонью по лицу, прогоняя остатки сна и вспоминая, в каком дерьме оказался. Кто отныне хозяин моей жизни и причина моего настроения.

Мышцы во всем теле после вчерашней тренировки каменные, и сначала горячий, а следом за ним холодный душ, помогают окончательно проснуться.

Из зеркала на меня смотрит Ярый – тот, каким я привык себя видеть – высокий, темноволосый тип с жестким ртом и черным взглядом, а теперь пришло время познакомиться с ним и новоиспечённой женушке.

Она на кухне – я слышу звук работающей кофемашины и негромкие шаги. Иду навстречу им босиком и вхожу в кухню в одних боксерах – менять свои привычки и комфорт я не намерен.

Марина стоит у окна, с чашкой кофе в руках, и смотрит на улицу.

Там во дворе резвятся воробьи, занимая если не ее мысли, то уж внимание точно, и я неожиданно для себя, застав ее вот так, вновь удивляюсь тому, как молодо она выглядит – словно студентка, непонятно как оказавшаяся на чужой кухне.

На ней широкий джинсовый комбинезон, зато под ним водолазка, и мой взгляд нехотя цепляется за стройные лопатки – отнюдь не тощие, как я ожидал. И гордый, прямой профиль.

Черт. Корнеевское отродье!

Она слышит меня и поворачивает голову. Смотрит, но ничего не говорит. Ладно, скажу сам. Я же теперь, твою мать, как-никак ей муж.

– Ну, привет, Мышь. Надеюсь, ты ночевала дома? – привычно рычу, не собираясь с ней нежничать. – Где ты была вчера? Какого лешего я должен думать, где тебя носит?

– Не беспокойся, ночевала, – слышу спокойный голос. – Я просто задержалась, было много работы.

Я прохожу к холодильнику, открываю его и достаю продукты, двигаясь без стеснения и позволяя Мыши как следует себя рассмотреть. На столе сыр и хлеб – для меня этого точно недостаточно.

– Предупреждаю, – замечаю сухим тоном, – вздумаешь мне изменять – убью. И пес твоего отца не спасет.

Вслед за удивлением на ее губах неожиданно появляется подобие улыбки – просто уголки губ приподнимаются так, словно она услышала что-то глупое и не стоящее ее внимания. Она вновь отворачивается к окну, отвечая совсем без страха:

– Не смеши, Борзов, и не строй из себя Ромео. Чтобы изменить, нужно стать близкими людьми и проникнуть в душу. Нам с тобой это не грозит.

Что ж, если она не поняла, придется разъяснить еще раз.

– Я тебя предупредил, ж-жена.

– Значит, я тоже могу тебя убить? – похоже, сегодня я ее веселю, потому что она вновь смотрит на меня и даже приподняла бровь. – Исходя из твоей логики?

Я захлопываю дверь холодильника и прохожу у нее перед носом. Сажусь за стол. Взяв в руки нож, нарезаю мясо. Анжелка в подобные минуты вертится вокруг лисой, пытаясь угодить, пока не прогоню, а эта стоит, не шелохнется.

– Не перегибай, Джульетта. Я – это другое дело. Мои отношения с женщинами тебя не касаются.

Я жду, что она возмутится. В это утро я уже ее ненавижу и мне нужна новая порция адреналина, чтобы выплеснуть злость, рвануться в клетке и жить дальше. Но слышу лишь равнодушный ответ – сухой и бесцветный:

– Мне плевать, с кем ты спишь. Хоть с резиновой куклой.

– Что?!

Мгновение и я нависаю над ней. Уперев руку в раму окна, придвигаю ее к нему вплотную.

Оказывается, у моей Мыши есть редкая способность меня завести. И, наклонившись к ее лицу, я собираюсь это проверить:

– Думаешь, мне это нужно?

Вблизи под бесцветными ресницами серые глаза Марины, как яркий сполох – неожиданно живой и манкий. От нее приятно пахнет, но губы сомкнуты, и обманываться не стоит – она знает ответ.

В стекло ударяется камень. Еще один, уже сильнее… и я внезапно вижу за окном Макара. Прямо во дворе.

Он стоит в паре шагов от дома, вскинув руку с пистолетом в руке, и целится в меня. На то, что он промахнется – надеяться не стоит. Но он зря думает, что я испугаюсь.