Брезгливо осмотрела меня. От такого взгляда сразу захотелось спрятаться.

– Явилась – не запылилась, – усмехается, начиная рыться в сумочке в поисках ключей. – Как ночь провела?

– Лида, что вчера произошло? Я ничего не помню, – следую за сестрой в квартиру.

Хочется рассказать ей, как я растеряна. Напугана тем, что моя память меня подвела. Но я знаю, что это бесполезно. Мою сестру всегда интересовала одна персона. Она сама. А все остальные существуют для исполнения её прихотей.

– Что, опять? – поднимает свои тонко выщипанные брови, изображая удивление. Актриса из неё никудышная.

– Скажи мне, что вчера было, – с нажимом повторяю. Едва сдерживаю себя, чтобы не схватить её за плечи и потрясти. Но это не поможет.

– Ой, прекрати, Верка. Вечно ты разводишь драму на пустом месте. Ну да, ты напилась вусмерть и вела себя как шалава. Лезла к мужикам. Тебе даже повезло, – окидывает взглядом с головы до ног, будто вчера не сама нарядила меня в это платье и размалевала лицо, – какой-то московский кент вдруг обратил на тебя внимание. Как тебе ночь с ним?

Я закрываю лицо ладонями, в очередной раз ощущая стыд. Хоть бы провалиться сквозь землю и никогда больше не появляться на свет.

– Ах да, ты же ничего не помнишь, – её дико веселит этот факт, от смеха она аж сгибается в три погибели, хватаясь за живот.

– Ну я надеюсь, ты хоть денег у него за ночь взяла? – отсмеявшись, спрашивает. – Долг сам себя не закроет, Вер. А он висит на тебе.

– Я не шлюха, – слова срываются с губ. Но тихо. Почти обречённо. Они не интересуют сестру. Ей просто нравится слышать свой голос. И больше ничего.

Опираюсь плечом о холодную стену, ощущая безграничную усталость.

– Ой, рассказывай. Небось в детдоме такое творила.

Каждое её слово остро жалит, попадая в незажившие раны. Удары выверенные, точные. Она знает цену сказанному.

Сжимаю зубы, закипая. Иногда я её просто ненавижу. Стыжусь этого чувства. Но бороться с ним не в силах. Но порой… Порой мне казалось, что кроме неё у меня никого нет. И я никому не нужна.

– Впрочем, знаешь. Он такой красавчик, что я сама бы с ним отожгла. И видно, что при деньгах, – продолжает как ни в чем не бывало лопотать, вытаскивая свой чемодан из-под кровати и бросая в него вещи.

– Что ж не отожгла? – внимательно смотрю на неё.

Вопрос явно её раздражает.

– Он выбрал тебя только потому, что я была с Лёхой. Не думай о себе слишком много. Ты же в курсе, что я гораздо красивее тебя, – поднимает высоко подбородок, вызывая у меня улыбку. – И кстати, я съезжаю из этой халупы. Буду жить с ним.

Свожу брови.

– Лид, так, может, Лёша даст тебе денег?

– Каких ещё денег? – строит удивлённое выражение.

Точно не понимает, что я взяла в долг у Крестовского, чтобы покрыть её должок. Потому что она пришла ко мне в слезах, говоря, что её убьют, если она не вернет всё до копейки. Прямо сейчас. Что она осталась ни с чем и ей даже жить негде. А что мне стоит взять денег у Креста, ведь я так давно нравлюсь ему? И я взяла.

– Тех, что я должна Крестовскому, – напряжённо напоминаю, теряя терпение.

– Ой, Вер, ну ты же взрослая девочка. Придумай что-нибудь. При чём тут Лёшик вообще? У тебя был этой ночью шанс, Крестовский знаешь как по тебе слюни пускал? Только твой новый ухажёр всё испортил. А так мы бы уже расплатились.

В этот момент мне показалось, что, если бы не страх наказания, я бы могла её убить.

Сестра ещё что-то продолжала щебетать. Рассказывала сплетни, совершенно меня не интересовавшие. Перескакивая с тему на тему, пока собирала свои вещи. А затем, попрощавшись, ушла. Я так и стояла у стены, слыша, как автомобиль её парня с рёвом отъезжает от подъезда.

Доползла до ванной комнаты, смывая с себя следы прошедшей ночи. Осматривая тело в попытках понять, что с ним делали. И очень надеялась, что ничего. Только уверенности в этом никакой не имела.

Закутавшись в полотенце, набрала на домашнем телефоне номер своей товарки на заводе.

– Маш, привет. Можно я приеду к баб Нюре в деревню на недельки две? – Не думаю, что московский дядя настолько тут задержится. – По дому помогу и прочее.

***

Чёртов дядюшка. Все карты мне попутал. И так тяжело жилось, а он лишь ухудшил моё существование.

Перед отъездом в деревню уладила все свои дела как могла. На работах взяла отпуска за свой счёт. Очень накладно, но как-нибудь выкарабкаюсь. Только с учёбой оказалось сложнее.

Первый семестр. Конечно, не бог весть какое учебное заведение – всего лишь местный университет. Вся надежда на то, что девочки будут присылать мне лекции и я смогу сдать экзамены. Иначе отчислят, и в трубу улетит целый год и бесплатное обучение.

Ехала в автобусе прислонившись к стеклу. В салоне было жарко. Кондиционер не работал. Блестела от пота, как диско-шар. И меня немного укачивало.

Я смотрела на пейзаж за окном, пытаясь понять, что делаю. Правильно ли поступаю, уезжая. Нарушая данное Питону обещание. И какое последует наказание, если вдруг он решит искать меня?

Но я надеялась, что нужна ему не до такой степени, чтобы он марал свои красивые ботинки в грязи той местности, куда я направлялась.

Дядя он мне или нет, не хотела никуда ехать с ним.

Чем больше размышляла, тем сильнее злилась. На него. И ещё пуще – на его брата, который приходился мне отцом. Выть хотелось, когда я лишь думала о том, что всё это время где-то комфортно жил мой отец. В достатке и сытости. Пока я росла в детском доме. Воспоминания о жизни в котором не вытравить и серной кислотой.

А теперь его братец явился, поманил меня пальчиком, а я должна смиренно приползти? Так получается?

Ненавижу их всех.

Сжала виски руками, будто это способно помочь прекратить видеть перед глазами самодовольную физиономию новоиспечённого родственничка. Но выражение его лица не стиралось с сетчатки, что бы я ни делала. Оставалось только начать биться лбом об окно.

И что же произошло между нами?

Задавать подобный вопрос после того, как он сообщил, что приходится мне дядей, показалось совсем непристойным. Но… Почему тогда я была возбуждённой?

Если собрать пазл той ночи, получается, в клубе появлялся ещё и Крестовский. Но ни в какой параллельной реальности он не мог бы понравиться мне как мужчина.

А вот дядя…

Эта мысль тут же выжгла одну нейронную связь в моём мозгу. Даже думать о таком – ужасно! Фу!

Только… Какой резон себя обманывать. Дядя у меня на редкость привлекательный. Слово красивый не в полной мере способно охарактеризовать его внешность. Потому что совсем не в ней дело. А в том, что от него исходит сила и власть. Спокойствие и опасность.

И меня тянуло к нему вопреки всем доводам разума. С той секунды, как увидела его.

Но он-то знал, кто я. Или нет?

Не стал бы он лезть в трусы к собственной племяннице? Так ведь? Хотя чёрт знает этих москвичей.

Но почему-то под закрытыми веками вновь всплыл его тяжёлый взгляд, который я никак не могла разгадать. Такой тёмный и поглощающий, что у меня, даже когда сижу, коленки подкашиваются.

Уфф…

Вновь сжала руками голову, желая выдавить из неё все мысли о Питоне. Неправильные мысли. Грешные.

Баб Нюре нужна была помощница по дому. Плата невесть какая – проживание да стол. Но зато здесь неподалёку речка и красивая природа. А отпуск на море я себе никак позволить не могла. Да и лететь долго.

Драила старенький кирпичный дом, полола грядки, ухаживала за домашним скотом. Вечером баня, горячий чай. И сон на выкрахмаленной постели.

В этот вечер почему-то никак не могла заснуть. Потёрлась щекой о шероховатую поверхность наволочки.

Прошла неделя с того момента, как мы с Питоном расстались в отеле. Значит ли это, что он меня не ищет и я свободна?

Мне представлялось, я всё просчитала. Не стала брать с собой сотовый. При покупке билета в деревню расплачивалась наличными. Здесь нет на каждом углу камер и других современных средств, благодаря которым меня могли бы выследить или распознать личность. Даже в магазин ни разу не ходила.

Как он сумеет меня найти? Или, может, я зря так волнуюсь и моя персона не настолько важна для него, чтобы искать меня с собаками?

Но тревога не отпускала, доходя до паранойи.

Ближе к вечеру пошла на речку. Осень не успела вступить в права, и вода ещё сохраняла тепло, а солнце грело. В тихой заводи никого не оказалось. И я осмелилась раздеться до белья, так как купальник не взяла с собой, чтобы поплавать.

Только затылок всё время жгло. Будто за мной следят.

Обернулась, вглядываясь в рощу, но никого не обнаружила.

Похоже, я начинаю сходить с ума.

Полежала недолго, ожидая, пока бельё просохнет, и собралась обратно в дом.

И даже он выглядел как-то иначе. Но с каждым шагом начинало доходить почему. В нём разгорался пожар.

Бросилась со всех ног, опасаясь, как бы баб Нюры там не оказалось. Она ведь старенькая, вдруг с ней что-то случится.

Тапки слетели с влажных ног. Но я бежала, не обращая внимания на дискомфорт. Добравшись до дома, обнаружила, что дверь заперта. Языки пламени охватили крышу. Ещё чуть-чуть – и она обвалится.

Нашла полено и кинула в окно, рассчитывая, что так смогу забраться внутрь. Но огонь, приманенный свежим воздухом, полыхнул с новой силой. Я отшатнулась. Упала, ощущая жар, от которого, кажется, начала плавиться моя кожа. С ужасом представляя, какой страх испытывает старенькая бабушка.

Совершенно не соображая, что делаю, вновь бросилась к дому. И буквально за пару шагов до того, как я бы оказалась внутри, какая-то сила меня подхватила, отрывая от земли.

Трепыхалась, не понимая, что происходит. В голове билась лишь одна мысль: там человек, его нужно спасти.

– Куда так торопишься, племянница? – раздался у самого уха голос Питона. Он удерживал меня одной рукой, перехватив за талию и прижимая к груди. Ноги болтались в воздухе.

Замерев, заторможенно повернула к нему голову, встречаясь с таким холодным взглядом, что в паре метров от пылающего дома у меня спину пробил озноб.

Глава 2

Впилась пальцами в его руку, намереваясь вырваться из железной хватки. И даже то, что он больше и сильнее, не стало аргументом в моём помутившемся от страха сознании.

Твёрдый как камень. Глыба, которую не сдвинуть. Во мне слишком много мягкости, а он сплошная жёсткость.

Но дядя в ответ лишь крепче сжал меня.

– Отпусти! Там внутри старая бабушка, она сама не выберется, – едва не задыхаясь, молю.

Он должен понять. Помочь. Он же человек.

Мне кажется, я говорю совершенно очевидные вещи. Бабушка в беде. Ей нужно помочь. Но он смотрит на меня так, точно я в бреду. У меня горячка и я несу несвязную пургу.

Пламя совсем близко. Оно будто играется с нами, приближаясь и отступая. Мы стоим в метре от смертоносного огня. И я ощущаю жар, способный превратить меня в пепел.

Чуть ослабляет хватку, давая мне возможность сползти по его телу вниз, и разворачивает к себе лицом.

– Нет, – отвечает, продолжая смотреть на меня с высоты своего роста.

– Что? – не верю собственным ушам. – Она же погибнет!

Стою, лепечу что-то в то время, пока внутри человек сгорает заживо. Эта мысль стрелой попала в голову, и в этот момент я очнулась.

Силы в теле активизировались, пришли в боевую готовность. Адреналин в крови бьёт ключом. Я пытаюсь вырваться из его рук. Броситься на помощь. Но по его лицу вижу, что попытки тщетны.

Губы Питона сжимаются в тонкую, выражающую презрение линию. Ко мне.

Хватка рук становится грубее. Он вдавливает меня в своё тело так, что я ощущаю каждую нитку на его рубашке. А воздуха в лёгких всё меньше. Да и тот, что попадает в них, полон гари.