– А как так вышло, что ты на папу похож, а я нет?

Я раздраженно пожимаю плечами.

– Я-то откуда знаю?

Это все из-за бабушки. Вот зачем она каждый раз говорит, что Аська «на Костика не похожа»? И иногда еще добавляет тоном вселенского разочарования – «вся в мать». Аська после этих слов всегда как пыльным мешком пришибленная. Мне, конечно, все равно. Точнее, мне должно быть все равно, но внутри неприятно все чешется. Может, меня изнутри комары покусали? Просто Аська же не виновата, что на папу не похожа.

А я не виноват, что похож.

Но мама с бабушкой, по-моему, вообще об этом не задумываются.

– Что у тебя там? – спрашиваю я, чтобы отвлечь Аську от грустных мыслей. А то весь ковер выщипает.

– Ничего.

– Показывай давай.

– Ничего!

Я перекатываюсь на живот и выдергиваю у нее из рук тетрадку.

– Отдай! – вопит Аська.

Я, конечно, поступаю по-взрослому – просто ее игнорирую. Тетрадка толстая, сорок восемь страниц, а обложка сиреневая, вся в цветочках. Я кошусь на Аську.

– Не про насекомых что ли?

– Не твое дело!

Аська нападает на меня со спины и, наконец, вырывает тетрадку. Я и не сопротивляюсь. Во-первых, не так уж мне интересно, что там внутри, а, во-вторых, она все равно не удержится и сама все расскажет. Да и вставать лень. Я какое-то место на полу нашел удобное. О, и носок мой под креслом! Наверное, из тазика с чистым бельем упал.

– Это анкета, – выпаливает Аська. И добавляет таким тоном, словно речь про элитный секретный клуб. —Только для девочек.

– Как скажешь, – фыркаю я.

– Надо давать ее подружкам, чтобы заполнили.

– А твои заполнили?

Аська опять начинает выщипывать ворсинки из ковра.

– Они сказали… Они потом заполнят.

– Ясно.

– У меня еще не готово просто.

Ага, как же…

Из коридора доносится шум: явно мама пришла. Аська обычно несется к ней как угорелая, но сегодня даже не двигается с места. И хмурится так, что брови превращаются в галку на переносице.

Бабушка за дверью громогласно хвастается, что мы у нее и суп съели, и по пять кусков хлеба, и посуду помыли. Еще бы! Я подползаю к креслу и прячу носок в карман толстовки, пока мама не вошла. Потом сажусь по-турецки, откидываю голову назад и закрываю глаза.

Спорим, когда мама войдет, первым делом про школу спросит? Или про домашнее задание, что, в общем-то, тоже про школу.

Рядом опять начинается какая-то возня. Аська берет мою голову руками и поворачивает к себе. Я морщусь и выдергиваю голову, а щеки по очереди вытираю об левое и правое плечо. Ладони у Аськи какие-то потные, фу.

– Мака-а-ар…

Я сразу все понимаю, без лишних слов. Тон у нее такой, как будто она меня сиропом поливает.

– Не-а.

– Ну, Макар! Ну, пожалуйста!

– Она же только для девочек?

Аська громко сопит.

– Значит, у меня будет не только.

– Ноу, – говорю я по-английски. – Невер.

– Я буду за тебя две недели Ниндзины какашки убирать.

– Ноу.

– Ну, месяц!

– Пусть подружки твои заполнят.

Удар, конечно, ниже пояса. Аська замолкает и отворачивается. Сначала просто шумно дышит своим длинным носом, а затем опять принимается рисовать. Я вижу только сгорбленную спину и локти. Вот высунулась рука, схватила карандаш, исчезла. Высунулась, схватила другой, исчезла. Высунулась. Опять схватила. Исчезла.

– Ну, ты же мой брат, – бормочет обиженно Аська. – И ты же в восьмом классе. Может, если они увидят, что заполнил тот, кто в восьмом…

Бормотание становится совсем уж невнятным. Как будто она слова там жует! Дверь распахивается, и в комнату, стряхивая воду с рук, заходит мама. Нормально, да? Меня вот ругают, когда я полотенцем не пользуюсь!

Мама, наверное, читает мои мысли, потому что говорит:

– Бабушка все полотенца постирала, – и спрашивает. – Уроки сделал уже?

Ха, один-ноль в мою пользу! Точнее, тысяча – ноль в мою пользу, потому что я никогда вообще не ошибаюсь. Первым делом – всегда про школу. Я киваю, хотя даже не заглядывал в сумку еще. Не до того как-то было.

– Ась, а ты прописи сделала?

Аська мотает головой.

– Убирай тогда все и садись, полвосьмого уже.

Аська молча начинает собирать карандаши, а бабушкин голос зовет маму есть суп. Так громко, что к нам, наверное, все соседи сейчас сбегутся. Хорошо бы… А то там этого супа не кастрюля, а целый таз.

Мама вздрагивает. Наверное, тоже думает о том, как бы ей избежать испытания супом. А потом со вздохом плетется на кухню. Я смотрю на то место, где она стояла секунду назад. На капли воды на полу… И говорю внезапно для себя самого:

– Давай сюда.

Сгорбленная спина выпрямляется. Аська поворачивается и бросается ко мне, но я останавливаю ее рукой. Упираюсь ладонью ей в лоб, будто мы в боевике! Это, конечно, случайно так получилось, но все равно очень круто. День прожит не зря.

– Только без щенячьих нежностей!

Аськина голова у меня под рукой быстро-быстро кивает, а сама Аська роняет мне на колени свою тетрадку вместе с пеналом, полным цветных карандашей.

Не понял? Это еще зачем?

– Ася, иди сюда, – зовет мама.

Аська с чпокающим звуком отлепляется от моей ладони и скачет на материнский зов. Только пятки об пол стучат – таб, таб, таб.

Я со вздохом открываю тетрадь. Надо же посмотреть, на что хоть я подписался. Листаю раз, листаю два, листаю три… Хватаюсь за голову и ору на всю квартиру:

– Ты издеваешься? Тут же сто вопросов!

Глава 3. Нормальные люди

Нормальные люди что в субботу делают? Правильно, ничего. Ну, то есть как… Сначала спят до обеда, а потом просыпаются, вспоминают, что сегодня суббота и, рыдая от счастья, никуда не идут.

А ненормальные? Ненормальные укрепляют семейные отношения.

Не знаю только, почему для этого обязательно нужно в парк тащиться. В феврале! По-моему, на диване дома тоже можно отлично укреплять отношения. Особенно если каждый будет в своей комнате заниматься своими делами и другим не мешать.

Я подскальзываюсь и нелепо взмахиваю руками. Вот уж и правда «Макар-кар-кар»! Не дай Бог, меня видел кто-то из класса… Но вокруг никого. Оно и понятно, еще десяти даже нет!

А из дома вообще в девять двадцать вышли..

– Почему обязательно в парк-то идти? – не удержавшись, ною я.

А мама отвечает:

– Потому что я так сказала.

Ну, ясно-понятно.

Аська скачет впереди, захлебываясь от восторга. Мама ей купила розовый пуховик «на вырост», так что она в этом оверсайзе стала окончательно и бесповоротно шарообразной. Реально как колобок.

– Поворачивай! – кричит ей мама и машет рукой направо – в ту сторону, где летом пруд и утки, а сейчас каток и прокат коньков за конские деньги. Аська сворачивает, а я перехватываю поудобнее свои баулы. Вообще, есть у меня подозрение, что я маме с Аськой нужен тут только как вьючный ослик. Должен же кто-то тащить три пары коньков, ледянку и надувную «ватрушку».

Иа-а-а!

В парке тихо, даже птицы не поют. И пусто. То ли мне в детстве казалось, что тут гораздо больше каруселек, то ли их на зиму куда-то убирают. Точно помню, что в кустах, мимо которых мы чешем, раньше был паровоз с мигалкой. Хотя он тогда уже так натужно скрипел на поворотах, как будто вот-вот сдохнет. Наверное, все-таки сдох. Аминь. В смысле, чух-чух.

Пока Аська не родилась, мы стандартно дважды в год сюда приходили. На первое сентября и на мой день рождения восемнадцатого августа. Можно было выбрать две любые карусельки и либо мороженое, либо сладкую вату. Так что я часа три страдал от мук выбора, потому что мне одинаково нравились «Орбита», «Веселые горки» и цепочная карусель. А мама с папой всегда на колесо обозрения ходили, чего я решительно понять не мог и до сих пор не понимаю.

Что такого хорошего в том, чтобы ме-е-едленно двигаться по кругу в стеклянном пузыре?

Очереди тогда, кстати, жесткие были. К «Веселым горкам» вообще минут по сорок стояли, и я прямо чувствовал, как у меня волосы от старости начинают седеть. И, главное, даже к фонтанчику нельзя было отбежать воды попить, потому что все в очереди потом делали вид, что знать не знают, стоял ты тут или не стоял.

Эх, ностальгия!

К катку мы приходим за семь минут до открытия. Топчемся у дверей, хлопаем себя руками по бокам, как какие-то пингвины. Аське в ее «на вырост», может, и не холодно, а у меня коленки в джинсах уже заледенели.

– А я говорила, гамаши надень, – комментирует мама. Наверное, заметила, как бугрится джинсовая ткань из-за мурашек размером с куриное яйцо. Я усилием воли перестаю трястись. Гамаши! Она бы мне еще рейтузы или панталоны предложила…

Какой-то дядька в телогрейке отпирает калитку на каток и снимает цепочку.

– На четыре минуты задержали, – строго выговаривает мама. – Уже одиннадцатый час.

Дядька прячется от нее в теплой будке с надписью «Касса. Прокат коньков». Может, пустит, если туда к нему попроситься?

Я, наконец, сваливаю свои баулы на деревянную лавку. Меняю кроссовки на коньки, туго затягиваю шнурки и кое-как ковыляю по ступенькам вниз, на каток.

– Макар, подожди меня! – кричит Аська.

Я громко хмыкаю. Вот еще! Сейчас доковыляю и запущу себя в центр катка, точно торпеду! Изо рта у меня будет вырываться пар. И ветер будет вычесывать мысли из головы, будто сухую траву граблями. И…

БАМ!

Это я лбом вписываюсь прямо в табличку с надписью «Осторожно, пригнитесь!» Аська, хихикая, протискивается мимо и первой спрыгивает на каток, а я прямо вижу, как искры из моих глаз плавят лед и превращают его в лужу.

– Мгновенная карма, – хихикает мама, спрыгивая на каток вслед за Аськой.

А я сажусь на ступеньку и тру лоб.

Супер.

Нормально так укрепили семейный отношения.

* * *

1. Как тебя зовут?

Я пишу: «Макар».

2.     Какая у тебя фамилия?

Я пишу: «Чудаков».

3.     Сколько тебе лет?

Я пишу: «13».

4.     В каком ты классе?

Я пишу: «8 «А».

5.     Из какого ты города?

Я пишу: «Долгоречный»

6.     Кто ты по знаку зодиака?

Я пишу: «Лев»

И так еще девяносто четыре раза?!

Я бьюсь головой о парту, а Тамара Максимовна громко кашляет и смотрит на меня, сдвинув брови. «Чудаков! – говорит ее ястребиный взор. – Пиши тест по Чехову!»

Я делаю такое лицо типа «Вас понял, кэп» и утыкаюсь взглядом в бумажку с вопросами. А там…

1. Укажите годы жизни А.П.Чехова:

а) 1824 – 1890 б) 1860 – 1904             в) 1854 – 1902             г) 1814 -1841

2. Какие рассказы А. П. Чехова составляют «маленькую трилогию»?

а) «Ионыч», «Душечка», «Попрыгунья»

б) «Толстый и тонкий», «Смерть чиновника», «Тоска»

в) «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви»

г) «Ионыч», «Крыжовник», «Дама с собачкой»

3. Как звали жену Лугановича?

а) Елизавета Власьевна

б) Дарья Петровна

в) Анна Алексеевна

г) Серафима Андреевна

4. Как относился Алехин к сельскохозяйственным работам?

а) С отвращением

б) С энтузиазмом

в) Равнодушно

г) С иронией

Жесть какая… Понятия, если честно, не имею! Потому что какая вообще разница, как там чью-то жену звали и кто как к сельскохозяйственным работам относился? Разве автор для этого писал? Ну, уж точно не для того, чтобы мы его потом ненавидили из-за троек за эти тесты.

Он, наверное, какую-то мысль важную вкладывал.

И потом, вот где мне эта информация пригодится, а? Так и вижу, как я устраиваюсь на работу, а директор качает головой и с сожалением говорит: «Извините, вы нам не подходите, вы не читали «маленькую трилогию» Чехова!»