Это был сущий ад. Предохранители рвались шрапнелью, рассекая воздух осколками керамической смерти. Сверкнула молния, вспыхнула дуга короткого замыкания между распределительным щитом и стальной палубой, и тут же раздался нечеловеческий (к счастью, короткий) вопль солдата, оказавшегося на ее пути. Густой дым клубился по полу, поднимаясь постепенно все выше, пока в конце концов полностью не затянул все вокруг. Билл выдернул из зажимов остатки перегоревшего предохранителя и прыгнул к стеллажу за запасным. Схватил девяностофунтовый цилиндр непослушными руками, повернулся, и тут Вселенная взорвалась…

Все оставшиеся предохранители сгорели одновременно, и воздух с треском разорвала ослепительная молния. В краткий, но, казалось, нескончаемый миг Билл увидел, как огонь прошил шеренгу солдат, расшвыривая их по сторонам и испепеляя, будто частички пыли в жадном пламени. Тэмбо зашатался и рухнул грудой обугленной плоти. Летящий кусок стали рассек предохранительного первого класса Сплина от шеи до паха, вывернув внутренности из чудовищной раны.

– Во дырища-то! – заорал Задница Браун и тут же дико взвизгнул, когда накатившийся огненный шар превратил его в почерневший огрызок.

По счастливой случайности, когда ударила волна огня, Билл держал перед собой массивный керамический цилиндр. Пламя лизнуло только руку, с внешней стороны прижимавшую предохранитель к груди, отбросило его к стеллажу и распластало на раскаленной палубе, а само буйствовало буквально в нескольких дюймах над его головой. Потом, так же внезапно, как началось, все стихло, и остались лишь дым, жар, смрад горелого мяса, разрушение и смерть, смерть, смерть. Билл с трудом дополз до люка, и это движение было единственным в мертвом, выжженном помещении.

На нижней палубе царила такая же жара, а воздух был так же лишен живительного кислорода, как и там, откуда ему удалось выбраться. Билл упорно двигался вперед, почти не сознавая, что ползет на израненных ногах и одной окровавленной руке. Другая висела плетью, изувеченная и почерневшая, и только благодаря благословенному шоку он не выл от невыносимой боли.

Он все полз и полз – через порог… в коридор… Здесь воздух был чище и значительно прохладнее; Билл привалился к стене, глубоко вдыхая спасительную свежесть. Отсек показался ему знакомым и в то же время незнакомым. Длинное узкое помещение с выгнутой стеной, из которой торчали казенники гигантских орудий… Ну конечно, батарея главного калибра! Это ее так старательно фотографировал чинджеровский шпион Усер. Теперь, правда, все выглядело иначе: потолок, покрытый вмятинами и трещинами, заметно приблизился к полу, словно снаружи по нему ударили чудовищным молотом. У ближайшего орудия в кресле наводчика скрючился какой-то солдат.

– Что произошло? – спросил Билл, трогая солдата за плечо. Артиллерист свалился с кресла, как сухой лист: он весил не больше нескольких фунтов. Пергаментное лицо сморщилось, словно во всем теле не осталось ни капли воды.

– Дегидратирующий луч! – ахнул Билл. – А я-то думал, что такое только в кино бывает!

Кресло казалось мягким и удобным, во всяком случае, привлекательнее покореженной стальной палубы. Билл занял освободившееся место и мутными глазами уставился на экран. По нему двигались маленькие разноцветные точки.

Прямо над экраном крупными буквами было напечатано: «Наши корабли зеленые, вражеские – красные. Не забывай, пойдешь под ТРИБУНАЛ!»

– Не забуду, – пробормотал Билл и начал заваливаться в кресле. Чтобы удержаться, он ухватился за какой-то рычаг, и на экране появился светящийся кружок с перекрестьем. Интересно! Билл навел кружок на зеленую точку, потом вспомнил что-то о трибунале. Тогда он еще раз пошевелил рычагом, и в кружке оказалась красная точка. На рычаге была какая-то красная кнопка, и Билл нажал ее, потому что такие кнопки прямо-таки созданы для того, чтобы их нажимать. Орудие издало тихое «пф-ф», и красная точка на экране погасла. Нет, неинтересно, решил Билл и выпустил рычаг.

– Ну и воинственный же придурок! – донесся слабый голос.

Билл нашел в себе силы оглянуться. За его спиной стоял тип с оборванными золотыми галунами.

– Я видел! – выдохнул он, покачнувшись. – До самой смерти не забуду! Воинственный придурок! Какие нервы! Неустрашимый! Вперед на врага, корабль не сдастся…

– Ты что плетешь? – прохрипел Билл.

– Герой! – воскликнул офицер и хлопнул его по плечу. Сознание и так еле-еле держалось в Билле; вспышка боли от этого хлопка переполнила чашу его терпения, и оно удалилось на покой. Билл отключился.

8

– Ну, будь паинькой и выпей обед, как подобает настоящему солдату…

Теплый голос проник в отвратительный кошмар, и Билл с радостью воспользовался предлогом, чтобы проснуться. С нечеловеческим усилием он разлепил веки. Смутная сперва картинка сфокусировалась, и на подносе появилась чашка. Поднос держала белая рука. Рука переходила в белое же предплечье, которое, в свою очередь, вырастало из белого халата. Халат распирала полноценная женская грудь. Зарычав как зверь, Билл отбросил поднос и кинулся на халат. Увы! Его левая рука покоилась в каком-то коконе и висела на растяжках, так что он, все еще издавая нечленораздельные звуки, только завертелся в постели, словно пришпиленный булавкой жук. Медсестра пронзительно взвизгнула и убежала.

– Приятно видеть тебя полным сил, – сказал врач и отработанным ударом зафиксировал Билла на месте, одновременно парализовав его правую руку приемом дзюдо – Сейчас я налью тебе обед, и ты его немедленно выпьешь, а потом мы разрешим тебе пообщаться с приятелями. Они дожидаются снаружи.

Рука начала слушаться, и Билл взял чашку.

– Какие приятели? Какое общение? Что вообще здесь происходит? – недоумевал он в промежутках между глотками.

Дверь открылась, и в палату вошли солдаты. Билл искал среди них привычные лица, но видел лишь бывших сварщиков и незнакомцев. Потом вспомнил.

– Задница Браун изжарился! – закричал он. – Тэмбо сварился! Сплина выпотрошило! В живых не осталось никого!

Он нырнул под одеяло и душераздирающе застонал.

– Не годится герою так себя вести, – укоризненно произнес врач, вытаскивая его на подушки и поправляя одеяло. – Ты герой, солдат! Твое мужество, находчивость, боевой дух и снайперская меткость спасли корабль. Защитные поля вышли из строя, машинное отделение было разрушено, артиллеристы перебиты, управление потеряно, вражеский крейсер уже готовился нанести смертельный удар, когда ты, словно ангел мщения, раненый, истекающий кровью, из последних сил произвел один-единственный залп, который разбил неприятеля и спас «Фанни Хилл», «гранд-даму» нашего флота. – Врач протянул Биллу листок бумаги. – Сам понимаешь, это цитата из официального рапорта. Лично я считаю, что тебе повезло.

– Вы просто завидуете, – хмыкнул Билл. Он уже начал вживаться в образ.

– Не строй из себя психоаналитика! – закричал врач, но тут же жалобно всхлипнул: – Я всегда хотел быть героем, а в результате обхаживаю их на задних лапках… Ладно, снимаем бинты.

Он освободил левую руку Билла от растяжек и начал разматывать бинт. Солдаты тесным кругом обступили постель и, затаив дыхание, наблюдали.

– Что с моей рукой, доктор? – Билл внезапно заволновался.

– Поджарилась, как отбивная. Пришлось ее отрезать.

– Тогда это что?! – в ужасе вскричал Билл.

– Другая рука, пришитая. Их после битвы осталось знаешь сколько? Потери личного состава – сорок два процента, так что я только и делал, что резал и шил, поверь на слово.

Исчез последний слой бинта, и солдаты в восхищении заахали:

– Какая прекрасная рука!

– Пошевели-ка пальцами!

– И чертовски красивый шов у плеча – смотри, какие стежки аккуратные!

– Мускулистая, логичная – не сравнить с той щепкой, что у него с другой стороны!

– Да, и длиннее, и темнее… Прелестный оттенок кожи!

– Это рука Тэмбо! – взвизгнул Билл. – Уберите ее!

Он шарахнулся в сторону, однако рука последовала за ним. Его вновь уложили на подушки.

– Счастливчик ты, Билл, такая лапища досталась, да к тому же еще и от дружка!

– Он бы тебе все отдал!

– Теперь память о нем будет…

Рука и в самом деле была неплохая. Билл наклонился и пошевелил пальцами, подозрительно приглядываясь. Действует! Он стиснул руку ближайшего солдата, да так, что тот скорчился от боли, когда затрещали кости. Потом Билл присмотрелся внимательнее и заорал:

– Костоправ несчастный! Ветеринар! Славная работка, нечего сказать… Это же правая рука!

– Ну и что?

– А то, что отрезал ты левую! Теперь у меня две правые.

– Просто левые кончились. Я же не волшебник! Стараешься изо всех сил, а в ответ слышишь одну брань… Скажи спасибо, что не пришил тебе ногу. – Он злорадно ухмыльнулся. – Или еще что-нибудь…

– Это и впрямь хорошая рука, Билл, – заверил солдат, растиравший свою ладонь. – Тебе здорово повезло. Теперь ты можешь отдавать честь любой рукой, больше никто на это не способен.

– Верно, – произнес Билл. – Я и не подумал… Мне действительно повезло.

Он попробовал: локоть его левой правой руки подпрыгнул вверх, и пальцы замерли точно в полудюйме от виска. Солдаты щелкнули каблуками и отдали ему честь. Тут дверь распахнулась, и в палату просунул голову офицер:

– Вольно, вольно… Старик желает нанести неофициальный визит.

– Сюда идет капитан Зекиаль!

– Я никогда еще его не видел!

Солдаты расщебетались, как птички, и занервничали, словно девственницы перед обрядом дефлорации. В палату вошли еще три офицера, и наконец санитар ввел десятилетнего идиота в капитанском мундире и со слюнявчиком.

– Бе-е-е… Пливет, лебята! – просюсюкал капитан.

– Капитан приветствует собравшихся, – кратко перевел первый лейтенант.

– Это тот, в кловатке?

– Особенно сердечно капитан желает приветствовать нашего героя.

– Э-э… чего-то еще, но я позабыл…

– Кроме того, капитан желает сообщить отважному воину, спасшему наш корабль, что ему присвоено высокое звание предохранительного первого класса, каковой чин автоматически продлевает срок службы на семь лет, а также что немедленно после выписки из госпиталя он должен отправиться первым же доступным транспортом на имперскую планету Гелиор, чтобы из рук самого императора получить орден Пурпурного дротика и почетную Звезду туманности Угольный Мешок.

– Я хочу пи-пи…

– А теперь неотложные дела призывают капитана на мостик. Примите его самые теплые пожелания!

– …Не молод ли наш Старик для своего поста? – поинтересовался Билл.

– Есть и моложе, – отмахнулся врач. Он искал иглу потупее, чтобы сделать Биллу укол. – Не забывай, все капитаны – члены аристократических семейств, а даже самой многочисленной аристократии не хватает на галактическую империю. Приходится довольствоваться тем, что есть.

Врач нашел погнутую иглу и насадил ее на шприц.

– Ну хорошо, молодой так молодой. Но не слишком ли он глуп для такой работы?

– Берегись, паршивец, так ты и на его величество замахнешься!.. Возьми двухтысячелетнюю империю, скрещивай аристократию только между собой, поощряй рецессивные гены и врожденные дефекты – и получишь такую публику, что любому клиенту психушки до нее далеко! Видел бы ты капитана прежнего моего корабля…

Врач содрогнулся и злобно воткнул в Билла бракованную иглу. Билл взвизгнул и с тоской поглядел на сочащуюся из дыры кровь.

Потом дверь закрылась, и Билл остался один, перед голой стеной и туманным будущим. Предохранительный первого класса – это хорошо. Однако дополнительные семь лет службы – это плохо. Билл пал духом. Потянуло почесать языком со старыми дружками, но затем ему пришло в голову, что все они погибли, и дух его пал еще ниже. Билл хотел приободрить себя, да не мог найти подходящего повода, пока не вспомнил, что он может сам с собой обмениваться рукопожатием. Это обстоятельство его несколько развлекло.

Он лежал в пустой палате и пожимал себе руку. А потом заснул.