Распрощавшись с богатством и не оставив себе ни копейки, он вернулся в родительскую хрущевку и пошел работать на завод. На заводе он доставал из железных форм бетонные плиты и проповедовал Евангелие, но не в лоб, а секретно, тихой сапой, как учили апостолы, эти первые идеологические подпольщики. Через год на заводе образовалась домашняя группа христиан. Все члены группы неофитили по полной, обольщая людей во спасение словом Божьим. Когда группа разрослась, он разделил ее на две, поставив во главе второй Петра. Не подумайте только, что кто-то взял псевдоним или переименовался, просто так сложилось. Потом обе группы снова выросли и разделились пополам. И снова. И опять. Началась то ли геометрическая, то ли арифметическая прогрессия. Параллельно группам в Пермском крае появились реабилитационные центры для наркоманов, алкоголиков, игроманов и бомжей. Через три года церковь с незатейливым названием «Логос» насчитывала уже порядка пятидесяти тысяч братьев и сестер, рассыпанных солью по всей России. Естественно, с самого первого дня, с маленькой заводской группы, осуществлялся сбор десятины, однако пожертвования эти были добровольными, что подкупало многих свободолюбивых людей. Давали, как вы понимаете, охотно. Когда столько пропил и проколол, на десятине ли жопиться? В итоге казна быстро отяжелела, и совет епископов – вчерашних формовщиков – постановил купить ДК им. Багратиона. Покупались также и деревенские дома, в которых устраивались ребцентры. В свою очередь, не сачковал и он, как не сачковали Отец, Сын и Святой Дух. Избавившись от кокаиновой зависимости по дороге на Соловки, он теперь помогал другим обрести известную свободу. Более того, он разработал целое учение, сутью которого стали слова Иисуса Христа: «Истинно, истинно говорю вам, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия». Главная задача любого ребцентра – провести человека через закон к покаянию и рождению свыше, то бишь преображению души под действием Святого Духа и благодати. А еще он мог помолиться с возложением рук и исцелить от любой болезни, но это ладно.

Через пять лет приходы церкви «Логос» появились в Москве и Петербурге. В то же время совет епископов постановил назначить пастору зарплату в полмиллиона рублей и купить ему квартиру в Москве, иначе не солидно. Он отказался, настоял работать на заводе и дальше, ибо да светит свет ваш во тьме. Скажу больше, при церкви появились различные бизнесы и фирмы, созданные бывшими зэками, алкоголиками и наркоманами, вдруг открывшими в себе предпринимательские жилки. Новоявленные бизнесмены, многие из которых уже ворочали миллионами, не зазнались и десятину платили исправно, прилежно памятуя о том, кто дал им старт и откуда они вообще вышли. Кроме этого, церковь отправляла за свой счет талантливых братьев и сестер учиться разным наукам. Цитата: «Для всех я стал всем, чтобы спасти хотя бы некоторых» – стала девизом библейской школы, а потом и миссионерской академии, чьи выпускники разъехались по всему свету, чтобы спасать людей от геенны огненной. Спустя двенадцать лет с основания «Логоса» он встретил школьную подругу и впервые в жизни подумал о женитьбе. Этому воспротивились епископы. По выражению одного из них, он был брендом, святым, а жена все испортит. Но тут у другого епископа родилась идея – чтобы лучше проповедовать Евангелие, надо прийти к власти на государственном уровне, то есть создать политическую христианскую партию, лидером которой, разумеется, будет он, и вот в такой ипостаси брак будет очень даже на руку. Ему эта идея не понравилась. Словосочетание «политическая христианская партия» он счел оксюмороном, происками духа мира сего, служением мамоне, искусом и ложью. Здесь епископы поднажали и уговорили его посмотреть, как живет самая что ни на есть провинция и деревня при нынешней власти, как изнемогают люди, и, если и после этого он откажется, значит, быть по сему. Через три дня из Перми вырвались три черных двухсотых «ленд-крузера» и понеслись в сторону Чердыни. Разное увидел он в той антипотемкинской поездке. Видел он беременную ныробскую девушку, живущую в гнилом бараке и затыкающую дырку в стене бутылкой с кипятком, а барак этот власти признали не аварийным. Говорил с бабой, у которой мужа пять часов везли в больницу на волокушах из деревни, куда скорая проехать не смогла, потому что власти дорогу не почистили, а муж в больнице помер. Видел он и мать, у которой сына за участие в митинге посадили, и ребеночка, которому всем миром деньги на операцию собирают. Ходил он между этих людей, мимо бараков черных и удивлялся, как он этого не заметил, пока по Руси в веригах бродил. А потом понял – Бога он искал, внутрь себя смотрел, ибо сказано – Царствие Божие внутри нас, а теперь, знать, срок пришел, вот бельма и открылись.

Из поездки братья возвращались автобусом, потому как «ленд-крузеры» он барачным людям подарил, чтобы они их продали и дома себе отстроили. И денег на операцию он велел дать, и адвокатов нанять, и дорогу до деревни почистить.

Вернувшись в Пермь, взял он недельный пост и удалился в Кунгурскую пещеру для молитвы и предерзостных размышлений. Думал он о словах апостола Павла, где сказано, что всякая власть от Бога, и об историческом контексте этих слов, ибо опасался Павел, что увлекутся молодые христиане борьбою с Римом и сгинет под мечами легионов великое учение Христа. «Но сгинет ли, если увлекусь я? Наверняка ведь не сгинет. Почему же чуется обман? Ладно. Отчего на Руси жития нет? Оттого, что воруют да мзду берут. А если я христиан чиновниками сделаю? Всех буквально, до одного. По тому же принципу, как с группами домашними. Станут ли они красть? Будут ли мзду брать? Устоят или поддадутся? А если, предположим, больше власти регионам дать? Осуществить децентрализацию? Правда ведь – нельзя так жить, околдовал государя Кесарь, опроверг в прелесть. А меня не опровергнет? Сказано: вы странники и пришельцы на земле, ваше отечество – Царствие Небесное. Сказано. А как до него дотянуться, когда свиньей бесшейной живешь, небеса не видишь?»

Все семь дней ходил он по пещере, стенал, молился и попинывал сталактиты, а на восьмой день вышел из пещеры и зарегистрировал «Христианскую партию России» безо всяких проблем, потому что наверху почти все уже симпатизировали «Логосу» и только ждали, когда власть передать, чтобы без люстраций и фигни. Вскоре встал вопрос о выдвижении в президенты и женитьбе. Он обрадовался и хотел уже позвонить той однокласснице, но епископы не дали, ибо выяснилось, что она разведенка. Он восстал на них, конечно, сказал, что это неважно, что любовь побеждает все, а ему сказали, что православные и баптисты не проголосуют, а это плохо. Что надо не из мира жену искать, а из церкви, и привели на смотрины трех гладкокожих дев восемнадцатилетних. Ради народа же, сказали епископы, чтобы Ныробов в России не было, да и вообще. Поддался он на уговоры. Велика была в нем любовь к народу. Женился смиренно, на ком и не упомню, и пошел на выборы. Выборы прошли лихо, в один тур. Девяносто процентов россиян отдали ему свои голоса. И вот въехал он в Кремль с красавицей-женой и всеми епископами. Навалилось, конечно, сразу отовсюду. И Крым, и Сирия, и Донбасс, и Луганск, и тюрьмы, и Тува с Забайкальем, и ФСБ, и СКР, и Минобороны, и Конституция, и РПЦ, и та башня, и эта башня, и всё-всё-всё! Однако он справился. Где рукой твердой, где советом мудрым, где постом да молитвою, но удалось ему Русь реформировать и наладить народную жизнь. Не подвели его чиновники-христиане, не подвел верный епископат. Понаставили ему памятников, побольше даже, чем Лютеру, Ататюрку и Ли Куан Ю, вместе взятым. Правда, все они были без лица, ибо он так распорядился. Нет, не всё, конечно, шло гладко, случались и покушения – 217 штук, но всё как-то мимо.

Тридцать три года правил он страной, и страна процветала, а через тридцать три года разбудил его ночью шепот Святого Духа и говорит: «Нельзя же гражданское общество сверху строить, ты чего? Идолов еще понатыкал. Ну и что, что без лица? Без лица даже страшнее. Все, пора домой. Задержался ты. Отец сказал».

В ту же ночь, в возрасте семидесяти трех лет, скончался он в своей постели от кровоизлияния в мозг. Скончавшись, он, конечно, не умер, а попал на небо, в предбанник рая, где его встретил мужчина с эспаньолкой и в синем берете. Он удивился, узнав в мужчине Бердяева. Тот отводил глаза. Он спросил Бердяева: «Почему вы, Николай Александрович? Почему не апостол Петр?» Бердяев отвел глаза чуть ли не за висок и ответил: «Петр не захотел. Понимаешь… Тебе не сюда». Бердяев снял берет и вытер лицо. Его мутило. Последовал ответ: «Я знаю. Мне в геенну. Навсегда». Бердяев застыл: «Нет. Тебе по новой ветке. Или по старой. Ты хотя бы понимаешь – за что?» Он усмехнулся. «Все тридцать три года, что я правил, я был несчастен. Может ли худое дерево приносить добрые плоды? Стоило мне жениться на той однокласснице. А так – я согрешил против любви к человеку, полюбив коллективную реальность, миф». Бердяев прошептал: «Если б ты этого не знал…» Он был тверд: «В том-то все и дело – я знал. А с понимающего двойной спрос». И спрос был двойным, и ад стал реальным, но, Господи, кому какое дело, когда в Ныробе, плечом к плечу, вместо гнилых бараков стоят крепкие особняки.

Он очнулся на земле в теле льва. Вокруг оплывала жаром саванна. «Ад – это Африка?» – с изумлением подумал он. Неподалеку пасся ягненок. И хотя он очнулся львом, какие-то мгновения его ум был умом глубоко человеческим. В голове пронеслось: «И возляжет лев с ягненком, и наступит Царствие Божие на земле». Он вдруг с беспредельной ясностью понял, что стоит ему подойти к ягненку и возлечь с ним, как первородный грех падет, падут оковы, а вместе с ними и все страдания, вся неправда и весь ужас земной жизни. Он кинулся к ягненку со всех лап. Так марафонец рвется к финишу. Так бегут к оазису, смешав в душе безумие с надеждой. Так бросаются грудью на дзот. На пятом длинном прыжке, прямо в воздухе, его человеческое сознание угасло. Голодный лев, каких много бродит по саванне, пал на ягненка и пожрал его. Наевшись, лев улегся отдыхать, чтобы вскоре проголодаться и снова выйти на охоту, чтобы были силы покрыть самок и родить львят, которые, в свой черед, тоже пойдут на охоту и покроют своих самок, и таким будет мир, пока не погаснет солнце.

На самом деле, я не знаю, куда он попал. Умер просто в семьдесят три года, и все. А про Бердяева я вам откровенно навернул. А Россия, действительно, хорошо живет. До молочных рек и кисельных берегов далеко, конечно, но пьют меньше и воруют незначительно. Аллилуйя и аминь.

Афина

Она была актрисой… На этом бы и закончить. Я был креативным продюсером… И тут бы промолчать. Но ведь это всë неправда, правда? То есть правда, но художественная. Иными словами – талантливый пиздеж. Так вот. Чечня. Местечко Хой. Старинное поселение воинов. Умопомрачительные горы, за верхушки которых цепляются облака. Где-то идет война… Но не здесь, не здесь. Съемочная группа человек сто. Фудтрак, туалет, гримерные. Целый караван. Режиссер громко рассказывает об искусстве, главным образом используя слово «пидоры». Благодарные слушательницы внимают, но недолго. Обед. «Понимаешь, – говорит режиссер, – это всë хуйня». Я понимаю. А еще я хочу курить. После обеда так всегда. Как и после завтрака с ужином. Две тысячи семьсот метров над уровнем моря. Здесь трудно дышать, не то что курить, но я настырен. Я тут не случайно. Я написал сценарий и теперь слежу, чтобы сериал был снят строго по нему. Вернее, не так. Я слежу, чтобы сериал был снят по моей трактовке сценария, а не по трактовке режиссера. В известном смысле, я занимаюсь герменевтикой. Понятно, почти все меня тут ненавидят. Почему «почти»? Некоторые очень ловко это скрывают. На площадке двоевластие. Народ этого не любит. Как и демократии с вытекающими. История человеческой цивилизации тому порукой.