Овиди выскочил на порог купе, укрывшись за заложником, которого он все еще держал за шею. Огляделся, бледный, с дикими глазами, потрясенный тем, что столкнулся только с одним полицейским. И начал отступать по коридору, направив пистолет в сторону Меццанотте. Не имея ни малейшего представления о том, что он будет делать дальше, Рикардо медленно продвигался вперед, по возможности избегая резких движений в попытках сохранить расстояние между ними неизменным.

– Стой! Не подходи, черт возьми! Я щас выстрелю, коп, слышишь? Выстрелю!

Затем все произошло в мгновение ока. Овиди оступился и почти потерял равновесие. На долю секунды посмотрел вниз и опустил оружие. Меццанотте действовал не задумываясь, на чистом инстинкте. Он в отчаянии рванулся вперед, протянув руки к пистолету. Они оказались на полу узкого коридора, один над другим. Овиди пинался и извивался как одержимый, пытаясь вырваться, в то время как Меццанотте, не обращая внимания на удары, левой рукой сжимал его запястье, чтобы держать оружие на расстоянии, а правой отчаянно пытался оторваться от неподвижного тела агента «Полфера», которое мешало ему двигаться. Внезапно грянул выстрел, заставивший его вздрогнуть и едва не разорвавший барабанные перепонки, но Меццанотте по-прежнему продолжал сжимать руку Овиди. Собравшись с силами, он сумел оттолкнуть потерявшего сознание агента и приподняться настолько, насколько хватило, чтобы нависнуть над главарем ультрас. И бил его по лицу с нарастающей яростью, пока его противник не замер; лицо его потеряло всякое сходство с человеческим, превратившись в обезображенную кровавую маску.

Рывком поднявшись, Меццанотте принялся пинать ногами стены поезда, ругаясь на чем свет стоит. Рука его была сильно повреждена, однако боли он не ощущал. Успокоившись немного, опустил голову на руки и сделал глубокий вдох. «Неужели все кончено, господи?»

Измученный и избитый, Рикардо встал, чтобы проверить состояние коллеги. Сердце его билось, дыхание было ровным, но складывалось впечатление, что он сильно нуждается в помощи врача. Меццанотте взвалил его на плечо и пошел укладывать на сиденья купе. Офицер слабо застонал, не открывая глаз. В ожидании помощи Рикардо пришло в голову, что умывание могло бы принести тому столь желанное облегчение. Он вышел из купе и направился к туалету. На лестничной площадке увидел, как из двери, ведущей в следующий вагон, валит дым, и почувствовал резкую вонь горелого пластика. На фоне происходящего мысли о подожженном вагоне совершенно вылетели из его головы. Меццанотте невольно улыбнулся при мысли о том, что среди множества поганых идей, которые он реализовывал в своей жизни, ввязываясь в неприятности, идея пойти и потушить этот гребаный пожар только что заняла первое место в списке.

Именно в этот самый момент раздвижная дверь открылась, выпустив густое облако дыма, охватившее его. Когда дым рассеялся, в дверной раме появилась фигура небывалых размеров, казалось заполнившая собой весь дверной проем. Огромная рука взметнулась в воздух, будто отгоняя назойливую муху, и ударила его. Рикардо попросту вылетел как прутик через дверь вагона и вниз по ступенькам.

Не совсем понимая, что произошло, Меццанотте оказался спиной на перроне. Он был застигнут врасплох и расслабился. Поэтому, когда бритый громила-микроцефал с висячими ушами, в стеганой куртке, натянутой на выпирающий живот, спустился по ступенькам вагона, Рикардо почувствовал, как к горлу подступает паника. Пульс зашкаливало, дыхание пресекалось.

Гигант уставился на него со свирепой ухмылкой на тупом лице. Гримаса искривила его почти свиное рыло и уменьшила маленькие глазки до щелей, утопленных в дряблых щеках. Он крепко сжимал в правой руке конец кожаного ремня, намотанного на ладонь. На другом его конце висела толстая стальная пряжка в форме черепа.

Отползая назад в попытке удержать на расстоянии Карло Буттерони, известного как Гора, который продвигался вперед, раскручивая свой ремень, Меццанотте сглотнул, лихорадочно озираясь в поисках помощи. Однако несколько полицейских в поле зрения были довольно далеко и, как всегда, очень заняты. Желание убежать было очень сильным, но, хотя его охватил ужас, упрямый остаток гордости не позволил ему это сделать. Не раз ему случалось думать, что эта гордость была одновременно его худшим недостатком и лучшим качеством. В данном же случае Рикардо подозревал, что это не окажется плюсом. Буттерони был действительно огромен; Меццанотте никогда не сталкивался с кем-то даже отдаленно похожим на этого громилу. Он был толстым, это да, но Рикардо не сомневался, что под салом находятся могучие мышцы. Шансов маловато – Гора разорвет его на части, раздавит как таракана.

Нужно было срочно успокоиться, восстановить контроль над разумом. Страх опасен: он затуманивает мысли, напрягает мышцы, затуманивает рефлексы. Страх – настоящий враг. Рикардо вспомнил, что говорил ему тренер в ринге, когда во время тяжелой встречи тот позволил себе впасть в уныние, а перчатки стали казаться ему тяжелыми, как камни: «Дыши животом и думай о хорошем».

Меццанотте встал на ноги. Не переставая отступать, он изо всех сил старался глубоко вдохнуть, задержать воздух в легких на несколько секунд, а затем выдохнуть как можно медленнее. Тем временем он шевелил плечами и шеей, чтобы расслабить мышцы, и мысленно подбадривал себя, говоря себе, что, как бы ни был силен Карло, он, конечно, медлителен и, если приглядеться, уж точно не умник.

И на этот раз ему повезло – чудо все же свершилось. Если паника увеличивает частоту сердечных сокращений, заставляя легкие, в свою очередь, работать быстрее, чтобы удовлетворить возросшую потребность в кислороде, то глубокое дыхание замедляет пульс, помогая тем самым рассеять панику. И даже если Рикардо не слишком верил в это, тот простой факт, что он продолжал говорить себе, что все будет хорошо, что он сможет это сделать, вселял в него толику уверенности.

Меццанотте перестал отступать, расставил и согнул ноги в поисках оптимального баланса и поднял кулаки перед лицом в защитной позиции. Гора поднял руку и попытался достать его пряжкой. Он взмахнул ремнем с пугающей силой, но инспектор увернулся, отпрыгнув в сторону. Пряжка в форме черепа расколола брусчатку, разбрызгивая искры в нескольких дюймах от него. Прежде чем гигант успел выпрямиться, Рикардо нырнул под него и нанес правый хук в бок, а затем сразу же вернулся на безопасное расстояние. Теперь он начал верить, что у него действительно есть возможность победить своего противника.

Меццанотте продолжал быстро двигаться, прыгая на носках, постоянно меняя ритм и направление. Он всегда старался держаться сбоку от Горы, а не перед ним, чтобы его собственное тело не мешало атакам гиганта, и прежде всего старался держаться вне досягаемости этих рук размером с лопату.

Великан едва поспевал за ним. Все эти прыжки вокруг дезориентировали и нервировали его, заставляя сердито ворчать. Рефлексы у него были медленнее, чем у улитки. Его выпады, какими бы мощными они ни были, все время запаздывали на мгновение, а лапы, которыми он пытался достать копа, не могли ухватить ничего, кроме воздуха. И каждый раз, пытаясь ударить, Гора промахивался и оказывался незащищенным. Тогда Меццанотте молниеносно набрасывался на него, бил его кулаками по почкам или ногами по голеням или коленям, а затем легко уходил из зоны досягаемости. Конечно, Рикардо казалось, что от его одиночных ударов Буттерони не было ни жарко ни холодно – кулаки тонули в жире, который, казалось, полностью их поглощал, а пинки для него были не чем иным, как надоедливыми комариными укусами. Но Меццанотте надеялся, что в конце концов начнет брать верх.

Несмотря на усталость, по мере того как продолжался бой, он набирался уверенности и ловкости. Он превосходил сам себя. Он чувствовал себя на вершине блаженства, как это иногда случалось с ним в ринге. Все ему удавалось легко, естественно. Сейчас это был не бой, а танец, плавный, гармоничный, точный. Буттерони же, в свою очередь, оказался в затруднительном положении. Двигался он все тяжелее и тяжелее, шаркая ногами и поднося руку к правому боку все чаще. Лицо его при этом искажала гримаса боли.

Такая тактика приносила свои плоды – противник выказывал первые признаки слабости; теперь нужно было додавливать его, не давая ни минуты передышки. Меццанотте стал действовать смелее; расстояние между ним и Буттерони сократилось, а вторжения в зону обороны Горы стали более частыми и глубокими. Как следует оценив габариты противника, Рикардо мог с высокой точностью предсказывать все его движения.

Но в спарринге подобного рода Меццанотте подвергал себя большому риску. Когда он отпрыгнул назад, нанеся один-два удара по бедрам, то пропустил сильный удар. Противник не мог схватить его, пальцы в который раз ухватили пустоту. Однако удара в плечо было достаточно для того, чтобы вывести Меццанотте из равновесия; задыхаясь, он сделал несколько шагов, прежде чем смог восстановить равновесие. И увидел, как стальной череп опускается на него, когда ремень уже был в воздухе. Попытался быстро развернуться и уйти в сторону, но на этот раз пряжка попала ему по спине. На мгновение ему показалось, что к телу приложили раскаленный металлический прут.

Меццанотте согнулся от боли, издав громкий крик, и именно в этот момент толстые, как бревна, руки Горы обхватили его, подняв над землей. Рикардо хватило нескольких мгновений на то, чтобы развернуться и встретиться с ним лицом к лицу, прежде чем эти лапищи сомкнулись вокруг его груди, подобно тискам. Его собственные руки были прижаты к телу, и он ничего не мог сделать, лишь тщетно пытался освободиться. Тем временем Буттерони продолжал сжимать его с явным намерением раздавить грудную клетку.

– Ты труп, коп, – рычал он в злорадном ликовании, зловонно дыша ему в лицо. Это были первые и единственные слова, которые Меццанотте от него услышал.

Дыхание его начало затрудняться, а зрение затуманиваться, когда он краем глаза увидел три фигуры в серо-голубом камуфляже, идущие вдоль перрона. Это были Карбоне и двое его приспешников. Рикардо попытался позвать их на помощь, но изо рта у него не вырвалось ничего, кроме сдавленного хрипа. С насмешливой ухмылкой на лице Карбоне помахал ему рукой на прощание, прежде чем исчезнуть в седьмом вагоне вместе с двумя полицейскими.

«Ублюдок», – подумал Меццанотте. Несмотря на это, у него вырвался смешок. Он чувствовал растущее онемение и слабость, голова кружилась, а восприятие становилось приглушенным. В нем пробивалось искушение закрыть глаза и отдаться в смертельные объятия гиганта, подбрасывавшего его из стороны в сторону в каком-то причудливом вальсе.

Нет!

С последним проблеском ясности Рикардо попытался встряхнуться и снова начал извиваться. Безуспешно… Тиски гиганта продолжали сжиматься вокруг него, и Меццанотте вдруг почувствовал, как хрустят его ребра. Затем, со всей силой своего отчаяния, он запрокинул голову назад и нанес противнику сильный удар в солнечное сплетение. Гора застонал от боли, и Рикардо показалось, что он чуть ослабил хватку. Это было похоже по ощущениям на удар лбом о стену, но он, стиснув зубы, бил снова и снова, пока Буттерони не развел руки и ему не удалось выскользнуть, снова поставив ноги на землю. Великан наклонился вперед, прижав руку к груди, и Меццанотте воспользовался этой возможностью для того, чтобы проскользнуть за ним и схватить его за плечи. У него было всего несколько мгновений перед тем, как его противник пришел в себя.

Кровь ручьем стекала со лба Рикардо, он чувствовал себя совершенно разбитым. Может быть, именно поэтому ему и пришла в голову эта абсурдная мысль. Резко прыгнув, он обхватил правой рукой шею Буттерони – и сжимал ее так сильно, как только мог, пока не обхватил ладонью бицепс своей левой руки. Затем положил левую ладонь ему на затылок, сжав шею еще крепче. Когда великан снова поднялся с земли и выпрямился, все еще извиваясь, чтобы стряхнуть его, Меццанотте надавил ему на шею, прижав локти друг к другу.