В Ленинграде мотались по музеям, жили у каких-то знакомых Айвазянов, уставали до чертиков и, придя домой, тут же валились спать. Аня не задавала вопросов – кто он? Кто отец будущего ребенка? И почему, собственно, так, в одиночестве?

Как-то Карина небрежно обмолвилась сама – так, между прочим: «Он – мой коллега, женат, развестись обещает, но я, как ты понимаешь, реалист и сюрпризов от природы не жду. Как будет, так и будет. В конце концов, рожаю я для себя. Ребенок нужен мне, точка. Поднять мне его помогут, ты же понимаешь. Есть бабушка, мать. Нянька, в конце концов. Справимся. Главное – чтобы он был! А муж – так он мне и не нужен. Я не ты, Ань! Чтобы хвостом ходить за кем-то и о себе не помнить. Ты меня знаешь».

Аня не обижалась – все правильно. Каринка не такая, как она. Та никогда бы не смогла жить чужой жизнью и никогда не смогла бы похоронить себя под бременем чужого таланта. Она сама по себе. И еще она смелая, не то что трусиха Аня. Так было всегда – что тут нового, чему удивляться?

Удивляться было нечему, а вот зауважала Аня подругу еще сильнее – на все человеку наплевать, и на общественное мнение в первую очередь. Ведь наверняка на кафедре все знают о ее романе. Не исключено, что слухи дойдут и до жены этого дяденьки-профессора. Вполне возможны неприятности для Каринки. А ей по барабану! Плевать и на коллег, и на трусливого папашу, и на своих студентов, и даже на собственную родню. Захотела ребенка – пожалуйста! И вправду, что ждать милостей от природы? Возьмут замуж – не возьмут, уйдет профессор от жены или нет – почему надо строить свою жизнь в зависимости от чужого мнения, ситуации и обстоятельств? Это ее личное дело – ее ребенок. Она ни на кого не рассчитывает и готова отвечать за него. Отвечать – вот это главное. А кто отвечает – тот и принимает решения. Да и в материальном плане Карина была вполне независима – зарабатывала она прекрасно.

И в который раз Аня подумала, какие они с подругой разные. Небо и земля. Лето и зима. Вода и камень. Но ближе Каринки у нее никого не было. И у Каринки, кажется, тоже – очень хотелось так думать. И еще при взгляде на подругин округлившийся животик мелькнула мысль – а может, зря? Зря она тогда послушалась Игоря. Нет, не про аборты речь – что об этом теперь говорить? Про врачей. Может, стоило пойти и попробовать? Медицина продвинулась вперед, есть новые технологии. Да и окончательный безнадежный диагноз ей никто никогда не выносил.

Но мысль эту тут же прогнала – у всех своя жизнь и своя судьба. Не все одинаково сильны духом. Не все способны на поступки. Не все так решительны. Не все могут идти вопреки. И не у всех мужья – гении! Это уж точно.

Каринка родила мальчика. Да такого красавца! Тогда все шутили, что она смело может зарабатывать на младенце – готовая реклама детского питания. Смуглый, румяный и синеглазый, с огромными мохнатыми ресницами, он и вправду был прекрасен, этот мальчик. Конечно, моментально жизнь семьи закрутилась вокруг красавца ребенка – прабабушка Нина, бабушка Нуне и дед Аветис. А через три месяца Каринка вышла на работу – дела не ждали, начинались приемные экзамены. Нашлась и няня – родственница из Еревана. Дом по-прежнему оставался шумным – гости не переводились, родня наезжала все так же часто и даже чаще – все жаждали потискать чудесного малыша. На кухне, как всегда, царили суета и разгром – пеклось, жарилось и варилось. Входная дверь, как и прежде, не закрывалась.

Каринка тогда впервые пожаловалась подруге – устала. На работе суета, да и дома не отдохнешь. И однажды, приехав к Ане, тут же рухнула на диван и блаженно закрыла глаза: «Как у тебя хорошо, господи! Чисто и тихо».

Игоря Березкина по-прежнему рвали на части – провинциальные и столичные театры мечтали получить его в качестве художника-постановщика. Он еще чаще отсутствовал и Анну по-прежнему с собой не брал. Но она уже и не просилась – привыкла. А вот Каринка не успокаивалась:

– Господи, и где он нашел такую дуру? Приезжает зачуханный, похудевший, с блестящими глазами – скорее всего, от бурной жизни. А тут эта дурочка варит ему отварчики и отпаивает бульончиками – красота! Вьется вокруг, как бабочка, крыльями хлопает. «Игоречек! То или се? Или, может, это?» А этот милый Игоречек лежит с великомученическим взглядом на диване и складывает губки скобочкой: «Ах, я устал! Как я устал!» А от чего, спрашивается, ты устал? От работы? Ну не знаю – молодой и здоровый мужик. Может, от возлияний и еще кое от чего?

– Для чего ты мне все это говоришь? – обижалась Анна. – Чтобы испортить мне настроение?

Каринка мотала кудрявой головой:

– Нет, моя дорогая. Исключительно для того, чтобы ты очнулась. Проснулась наконец и зажила своей жизнью. Не его, а своей, понимаешь?

– Как это – своей? – переспрашивала растерянная Аня. – У нас одна жизнь, общая. Одна на двоих!

– Ты совсем дура? – распалялась подруга. – Это у него жизнь! Работа, встречи, поездки, знакомства. Люди вокруг, общение. А у тебя – прозябание! Одно сплошное прозябание у тебя! И самое ужасное, что тебе это нравится! Тебе так тепло в твоем привычном болоте, что ты и нос высунуть боишься. Боишься нарушить свой призрачный, зыбкий покой. А он не побоится, не сомневайся. Как только захочет, выкинет тебя за борт и тю-тю, поминай как звали! Забудет тебя в ту же минуту. И заслуги твои забудет – как не было!

Аня обижалась и принималась плакать. Зачем так жестоко? Нет, она понимала: подруга говорит из лучших побуждений. Успокоившись, мысленно соглашалась с ней – муж давно живет своей жизнью. Своей. А она – его жизнью. Она и вправду его прислуга, тень. И ему так удобно – в любое время, как только он явится, в доме чисто и вкусно, выстирано и выглажено. Тихо и благостно. Ни одного вопроса, ни одной претензии. Не жена – подарок судьбы.

Каринка настаивала, чтобы Аня снова взялась за рисунки, пошла работать – хоть в школу, хоть в кружок, куда угодно, лишь бы занять себя, вспомнить профессию, оторваться от кастрюль и утюга. «Ты ведь талантливая, Анька! И так бросить свою жизнь ему под ноги!»

Родители старели и болели – из молодых стариков они превратились в стариков обычных. В их жизни ничего не изменилось – только раньше они ходили на работу, а сейчас перестали. На подоконниках, тумбочках и столах стояли вечные пузырьки с лекарствами – казалось, они так упоенно и увлеченно болели, что получали от этого удовольствие. Стопками собирались журналы и брошюры о болезнях и лекарствах. Приобретались какие-то магические камни для очищения воды, магнитные браслеты, пирамидки из неизвестных металлов, лечебные грибы страшного вида и прочая шарлатанская атрибутика, от которой Анна приходила в бешенство.

– Прекращайте заниматься этой ерундой! – кричала она. – Идите гулять, езжайте в санаторий, на море, наконец! Покупайте фрукты и вкусности! Получайте от жизни радость и удовольствие!

Родители отмахивались и обижались. А Каринка, услышав ее жалобы, рассмеялась:

– Кто бы учил, а? Ты? Это ты учишь получать от жизни удовольствие? Самой не смешно?

– У меня – другое, – обижалась Анна.

Каринка отступала:

– Что с тебя взять? Любая другая – не такая дура, конечно, – завела бы на твоем месте любовника. Хотя бы любовника! Но это не ты. Подумай – твоего Березкина, чтоб ему, никогда не бывает дома – не муж, а капитан дальнего плавания. И кто бы растерялся на твоем месте? Ты носишься со своей верностью и преданностью как с писаной торбой. А кому она нужна, твоя верность? Вот ты подумай! С чем ты останешься на старости лет? А годы, моя милая – сама знаешь. Нам уже к сорока. И сколько осталось? Ты не подумала? А вспомнить и нечего.

Аня возмущалась и обижалась – предложить ей такое! Любовник! Смешно! Она так любит Игоря, своего мужа. А сколько осталось? Нет, не думала она об этом. Да и зачем?

Но часто плакала по ночам. Каринка права – она совсем одинока и никому не нужна. Чистая правда. Конечно, теперь ее любовь к мужу стала немного другой – они отвыкали друг от друга, физической близости почти не было, а душевной… Наверное, не было никогда. И все-таки он родной человек. Но изменить свою жизнь казалось ей невозможным – она дочь своих родителей, Каринка права.

Однажды все же решилась – взяла путевку и уехала на море, в Ялту. Муж, кстати, не возражал. А она и не ждала возражений – понимала, ему наплевать.

Осенняя Ялта была прекрасна. Анна бродила по набережной, сидела в кафе, любовалась на горы и море. Вот там, в кафе, к ней и подсел немолодой и приятный мужчина:

– Не помешаю?

Она вздрогнула и покраснела, как первоклассница.

Разговорились, вместе пошли по набережной.

Он сдержанно рассказывал о себе – женат, есть дочь, ленинградец, инженер на Кировском заводе. Проводил до места и предложил встретиться на следующий день. Анна растерялась и, наверное, выглядела глупо:

– Встретиться? А зачем?

Он рассмеялся:

– Да скоротать время! У нас, отдыхающих, его же полно!

Она растерянно кивнула.

Весь следующий день ходила сама не своя, без конца повторяя: «Зачем? Зачем мне все это надо?»

Приближалось время свидания. Анна неотрывно смотрела на часы и тряслась как осиновый лист.

А в результате никуда не пошла. Ночью ругала себя: «Каринка права, я идиотка. Ну что бы от меня, убыло, что ли? Сходили бы в кино, или просто прошлись по набережной, или посидели бы в кафе. Ну не изнасиловал бы он меня, в конце концов, посреди улицы! Почувствовала бы себя женщиной, а не никому не нужной кухаркой, прачкой и вечной утирательницей соплей». А потом подумала: «И что дальше? Ну на следующий день? Снова в кино? А зачем ему это надо? Наверняка ему нужна короткая и легкая связь – курортный роман, мужики и едут сюда за этим. А мне роман ни к чему. Значит, я все сделала правильно». И, уговорив себя, она крепко уснула.

Кстати, спустя неделю встретила этого инженера на улице – под ручку с дамой. Увидев Анну, он ухмыльнулся, а она облегченно выдохнула – значит, все правильно! Ему все равно – она ли, другая, какая разница? Умница она, умница, сразу его раскусила.

Но почему-то после этой встречи ей вдруг захотелось домой.

Каринка много работала – дед Аветис совсем сдал, бабушка Нина держалась из последних сил, а Нуне… Нуне тяжело заболела. Все обошлось, вовремя подхватились, удачно и быстро сделали операцию, прогнозы врачей обнадеживали. Только кормильцем теперь стала Каринка. По ночам писала за деньги диссертации, «диссеры», как она говорила. А что, отличный заработок.

– Все ползу, жирею – вздыхала она. – А как не жиреть? Ночью начинается: кофе, бутерброд, снова кофе, конфета. И опять бутерброд. Иначе усну.

Она и вправду здорово раздалась, а ее яркая южная красота начала увядать.

А вот Аня стала еще суше – годы не брали ее. Да и не рожавшая, она легко сохранила фигуру.

– Сзади пионерка, спереди пенсионерка! – смеялась Карина.

В сорок лет Каринка снова удивила весь мир, объявив о своей новой беременности. Услышав эту новость, Аня вскрикнула и тут же зажала рот ладонью:

– Карка, ты сумасшедшая! В сорок лет и снова без мужа? Нет, ты определенно свихнулась, подруга!

Каринка беспечно смеялась. И снова замуж не собиралась. Будущий папаша оказался ее аспирантом – приезжий парень двадцати восьми лет. Ну, каково? Он не отказывался от ребенка и с удовольствием бы женился на его матери. Но Каринка отмахнулась:

– Замуж? За этого младенца? Еще один рот, о чем ты? Притащить его в дом и повесить себе на шею? Нет уж, спасибо, хватит с меня нахлебников. Сама знаешь – четыре рта. По-моему, достаточно.

Но на этот раз получилась двойня. Два парня. Вот такая ирония судьбы.

И снова прибыла родственница – теперь уже из Баку. А Каринка вышла на работу через полгода – разросшуюся семью надо было кормить.

Только теперь она похудела и перестала быть похожей на себя – ее подчас и не узнавали. Но она была счастлива:

– Три сына, понимаешь? Я же мать-героиня! Ох… Смех сквозь слезы, Анька! – И начинала смеяться, утирая слезы ладонью.