Это было более двадцати лет назад, и он все еще вспоминает об этом. Невольно стискиваю зубы. Очень хочу поправить его – сказать, что ничего подобного, – но не хочу опять ворошить эту историю. Это та часть моего прошлого, которую я предпочел бы не вытаскивать на поверхность. По-моему, и Бретт тоже, так что я удивлен, что ему этого захотелось.

– Готов целиком и полностью, – отзываюсь я, ускоряя шаг и демонстративно игнорируя его последние слова.

Машины въезжают на парковку и выезжают с нее, так что паб явно открыт. Полагаю, он не рассматривается как место преступления – не из него ведь похитили Оливию.

– Жду не дождусь услышать, как ты собираешься зарабатывать мне деньги, – со смехом добавляю я, скрывая за легкомысленным тоном чувство вины. Ну как я могу и дальше вести нормальную жизнь, как будто ничего и не случилось? Родне Оливии это, конечно, никак не светит.

Когда спускаемся по склону, ведущему ко входу в «Юнион», я замечаю полицейскую машину, припаркованную на соседней улочке, и у меня подкашиваются ноги. Быстро восстанавливаю равновесие, делая вид, что все в порядке. Бретт бросает на меня любопытный взгляд. Но, переступая вслед за ним через порог заведения, я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть полицейского, стучащего в чью-то дверь. Еще один стоит на улице и беседует с кем-то из соседей. Кровь стынет у меня в жилах.

Скоро ли полиция постучится и в нашу дверь?

Глава 17

Дорогая моя, я никогда не прощу ее за то, что она сделала! Я хочу, чтобы ты знала, что это была не твоя вина. Ни в чем из этого нет твоей вины.

«Вообще-то не похоже на то».

Мой отец, упокой Господь его дерьмовую душу, всегда любил повторять: «Гнилое яблоко никогда не падает далеко от яблони». Хотя я ненавидел его за то, что он это говорил, – поскольку то, как он тихо, угрожающе снова и снова произносил эти слова мне на ухо, означало, что он уже отказался от меня – я уже начинал и сам в это верить.

«Очень надеюсь, что он ошибался. И что ты тоже ошибаешься».

Наверное, у этой семьи никогда не было шанса.

«До чего же пораженчески это звучит!»

Хочу, чтобы ты знала: я никогда не отказался бы от тебя. Несмотря на все, что она могла тебе сказать, я все-таки хотел участвовать в твоей жизни, но она запретила мне это. Она не хотела, чтобы тебя запятнало мое прошлое. Хотя, похоже, она удачно забыла о своем собственном.

«Пожалуй, это вполне ее характеризует».

Убийство у нас в крови, сказала она. Вероятно, в этом она была права. Но это отнюдь не неизбежно, моя принцесса. Будущее еще не написано. Не забывай об этом, хорошо?

«Постараюсь не забывать, папа.

Хотя, может, это и вправду у нас в крови».

Глава 18
Дженни

Хрустит гравий, когда я сворачиваю к задней части ветклиники «Уэлл-Кум», стараясь не парковаться в поле зрения камеры наблюдения.

– Мы идем посмотреть на животных? – взволнованно спрашивает Элфи.

– Боюсь, что не сегодня. Сейчас все закрыто. В другой раз, детка. – Мой голос напряжен, а еще больше желудок. Объясняю, что мне нужно кое-что туда забросить, и прошу детей тихо посидеть в машине.

Вылезая из-за руля, замечаю, что в полях слева все еще происходит какая-то деятельность, но, по крайней мере, вертолет над лесом уже не висит. Не знаю, хороший это знак или плохой. Будучи оптимисткой, предпочитаю думать, что Оливию уже нашли. Или ее тело. Поеживаюсь и отвожу взгляд от полей.

Открываю багажник, потихоньку достаю черный мешок со всеми «подарками» и подхожу к задней двери. Понимаю, что камера наблюдения засечет меня за этим занятием, так что и вправду не пойму, зачем потрудилась поставить машину в слепой зоне. И чего мне вообще волноваться из-за камеры? Мне нечего скрывать. Однако, проходя мимо, украдкой бросаю на нее взгляд – и слишком поздно сознаю, что вид у меня при этом наверняка виноватый. Примерно как тогда, когда позади меня едет полицейская машина, и я машинально начинаю вести себя по-другому, хоть и знаю, что полностью соблюдаю скоростной режим, а документы на машину в полном порядке. И вот теперь, когда останки животных тяжело оттягивают руки, веду себя столь же подозрительно. Нужно расслабиться. Я ведь не пытаюсь сдать на утилизацию части человеческого тела, пытаясь выдать их за отходы животного происхождения…

Оказавшись внутри, проверяю, все ли чисто – снаружи не стоит ни одной машины, но надо все-таки окончательно убедиться, – и направляюсь в помещение для биологических отходов. Налепляю на мешок наклейку «Токсично!» и оставляю его в специальном контейнере для сжигания. И тут вдруг внезапное ощущение дежавю охватывает меня с такой силой, что я замираю, изо всех сил пытаясь ухватиться за некое воспоминание. Но оно, как жидкость, быстро утекает от меня, прежде чем успеваю его поймать. Я регулярно прихожу сюда, чтобы убрать в контейнер какие-то биологические отходы, это совершенно повседневное дело, и просто не могу себе представить, почему именно это конкретное действие вызвало подобное чувство. А если не оно, то что же? Смотрю на часы: отходы должны забрать ровно через десять минут – я успела как раз вовремя. Нужно поскорей убраться отсюда, пока не пришел сторож, чтобы открыть дверь работникам транспортной компании.

Когда сажусь обратно в машину, у меня шумно вырывается долгий, протяжный вздох облегчения. Молча молюсь, чтобы мне больше никогда не пришлось этого проделывать.

– Что-то случилось, мам? – Глаза Элфи ищут мои в зеркале заднего вида.

– Ничего, лапочка. Просто немного устала.

– Это все потому, что ты постоянно встаешь по ночам! – Элла пристально смотрит на меня, насупив брови.

Струйка пота стекает у меня по спине, заставив содрогнуться. Что она имеет в виду, говоря, что я «постоянно встаю по ночам»? Открываю было рот, чтобы спросить ее, но звонит мой телефон, и я быстро хватаю его с приборной панели. Неизвестный номер. Наверняка мошенники. Бросаю мобильник обратно – в раздражении, что это не Марк. Я ответила на его предыдущую эсэмэску, сообщив, что я в полном порядке и что заберу детей с продленки, а заодно спросив, во сколько, по его мнению, он будет дома, но ответа так и не получила. Наверное, он слишком увлекся студенческими воспоминаниями с Бреттом. Завожу машину, прибавив газу чуть больше, чем требуется. Я и вправду надеюсь, что он и его дружбан будут отсутствовать весь вечер – хочу уже лежать в постели, когда они вернутся. Встречаться с Бреттом и поддерживать с ним светскую беседу в мои намерения не входит. Это было бы серьезным испытанием и в лучшие времена, но сейчас я и вовсе не в настроении – от одной только мысли о любом разговоре чувствую тяжесть в животе.

Появление Бретта вновь вызвало тревожные звоночки. Вплоть до его появления прошлой ночью я напрочь выкинула его из головы. И чем больше я об этом сейчас думаю, тем более странным представляется то, что у Марка здесь нет ни одного приятеля, заслуживающего упоминания. Он живет в Колтон-Кум уже почти двадцать лет, но так ни с кем и не сблизился. Марк сказал, что переехал сюда, потому что здесь поселилась одна из его сестер со своей семьей. Но вскоре после того, как мы познакомились, она купила дом где-то на севере Девона – по ее словам, из-за школ.

Честно говоря, мне представляется, что в общем и целом мы с Марком всегда были вполне самодостаточны. Когда мы только поженились, то настолько витали в облаках, что ни в ком не нуждались и не хотели, чтобы кто-то посягал на наше идеальное супружеское счастье. Но после того как у меня появилась Элла, я поняла, что мне все-таки нужны друзья – подруги, которые соответствовали бы моей изменившейся роли. С Ройшин я познакомилась в группе матери и ребенка, хоть это и не она была там с ребенком. Она пришла поддержать свою сестру, но мы сразу же поладили, и наша дружба завязалась на обсуждении ее домашней кошки. Ее «ребенка». Других у нее не будет, увольте, сказала она тогда, картинно закатив глаза в сторону орущего Тобиаса, своего племянника. «Возня с детьми слишком похожа на тяжелую работу», – прошептала она мне на ухо.

– А можно нам чего-нибудь сладенького на «вечер кино»? – спрашивает Элла, как только выезжаем обратно на дорогу.

– Конечно. Я заскочу в магазин на углу по дороге домой.

Я сказала им, что они могут выбрать любой фильм – главное, соответствующий по возрастному ограничению – и выпить чаю на полу в гостиной, типа как на пикнике. Сама же посмотрю то, что мне приглянется, по телевизору в спальне, когда они лягут спать. Предложенные Ванессой «Ночные игры»^[6] с Джейсоном Бейтманом – моим подростковым увлечением – кажутся неплохим выбором. Ничего слишком утомительного, ничего серьезного – мой разум не будет сосредотачиваться на деталях или замирать от чего-то мрачного.

Ограничение скорости в двадцать миль в час в деревне дает мне возможность сбросить скорость настолько, чтобы незаметно глянуть на дом Оливии, когда я проезжаю мимо. Все шторы задернуты – не вижу никакого движения. Вздрагиваю, снова тычу ногой в педаль газа – а затем резко нажимаю на тормоза, когда кто-то вдруг появляется прямо перед машиной.

– Господи!

– Вот же дурак, правда, ма? – говорит Элфи с заднего сиденья.

– Хорошо, что мы ехали медленно, точно? – отзываюсь я, свирепо глядя на мужчину, который все еще стоит перед капотом. Яростно вскидываю руки – мол, че ты творишь? – но он просто смотрит прямо на меня. И тут я узнаю его. Это Джордж – или же Драгоценный Джордж, как прозвала его Ниша. Всю кожу начинает покалывать. Почему он так на меня пялится? Прогазовываю движок, и он наконец выходит на тротуар, не сводя с меня глаз, когда я проезжаю мимо и паркуюсь возле магазина. Я собиралась оставить детей в машине, а сама заскочить за сладостями, но теперь, когда нервы у меня на пределе, тащу их с собой.

* * *

Уже почти полночь, когда я наконец слышу, как возвращаются мужчины, – тихий дом наполняется их баритонами, когда они входят в прихожую. Они не пьяны в стельку, но определенно поддатые. Их разговоры отдаются глубоким гулким эхом, из-за чего трудно разобрать слова, но я вроде улавливаю одно имя.

Выползаю из кровати и нависаю над перилами на верхней площадке лестницы, чтобы лучше слышать. Ну конечно. Они говорят об Оливии.

Марк шикает на Бретта, и мой интерес сразу же возрастает.

– Так, думаешь, она знает больше, чем говорит?

Предполагаю, что под «она» Бретт подразумевает меня.

– Не знаю… Слушай, мне жаль, что я вообще упомянул об этом. Не хочу обсуждать эту тему. Давай просто немного поспим.

Отступаю на шаг – на случай, если они поднимутся по лестнице и застукают меня за подслушиванием. Но затем, по мере того как они приближаются к кухне, голоса становятся тише. Очевидно, Марк все-таки хочет поговорить об этом. Отваживаюсь наклониться еще ниже, чтобы все еще слышать их.

– Правда, старина, – я здесь ради тебя. Не держи все в себе – это не лучшая мысль. Когда делишься какой-то проблемой…

– Есть всего пара вещей – вроде той непонятной фигни, о которой ты уже знаешь, – из ее прошлого, о которых она никогда не будет говорить. И я понимаю, что иногда накручиваю себя, пытаясь раздуть что-то из ничего, но…

– Но что?

– В ту ночь, когда похитили Оливию, она… Джен… у нее был провал в памяти.

Моя рука взлетает ко рту. Что? Марк доверился Бретту насчет Оливии и моих отключек? То, что он рассказал об этом какому-то мужику, с которым не общался больше десяти лет, кажется предательством.

– Да. Это не значит, что она и вправду что-то сделала – в смысле, она определенно не могла каким-то образом похитить Оливию. Это безумие – даже просто предполагать такое. – Марк неловко смеется. Мои руки покрываются гусиной кожей.

– Я чувствую тут какое-то «но».