Коко с несчастным видом кивнул. Его собственный потрепанный чемодан на ленте пока не просматривался. Все вокруг как бы размылось по краям, словно в помещении висела легкая дымка. Высокая черноволосая женщина, которая на самом деле была живым мечом, подхватила крошечный чемоданчик с ленты и – Коко увидел сквозь струящуюся вниз дымку – улыбнулась Дикерсону.

– Счастливо! – попрощался Дикерсон.

К Дикерсону безошибочно подошел человек в форме и, задав лишь пару вопросов, пропустил через зону таможенного контроля, после чего Бобби проследовал к окошку проверки паспортов.

Слегка заторможенный, Коко увидел, как его собственный чемодан стукнулся о бортик карусели и заскользил мимо, прежде чем он догадался снять его с ленты. Он безучастно наблюдал, как удаляется и неуклонно съедается расстоянием тело Дикерсона, проходящего уже через дверь с надписью «Выход к транспорту».

На таможенном контроле инспектор назвал его «мистер Ортис» и проверил распоротую подкладку чемодана в поисках бриллиантов или героина.

В зоне иммиграционного контроля он увидел за плечами стоявшего за стойкой офицера проклевывающиеся ростки огненных крыльев. Чиновник проштамповал его паспорт и поприветствовал возвращение в страну. Коко поспешно схватил свой старенький чемодан и сумку и бегом припустил к ближайшему туалету. Очутившись за дверью, он бросил вещи, заскочил в открытую кабинку и едва успел усесться на стульчак, как кишечник опорожнился, затем еще раз. Огонь бил струей, истекал из него. На мгновение Коко показалось, будто его желудок пронзило длинной иглой. Почти сразу же он наклонился вперед, и его стошнило прямо под ноги. Забыв о брошенных чемодане и сумке, невидящим взглядом уставившись перед собой, он еще долго сидел в облаке собственной вони.

Наконец он вытерся, переместился к раковине, умыл лицо, вымыл руки и сунул голову под холодную струю.

Коко забрал свой багаж, вышел на улицу и стал поджидать автобус к терминалу, откуда должен вылететь его самолет в Нью-Йорк. Воздух благоухал какой-то химией и механизмами: все вокруг казалось двухмерным, бесцветным, выхолощенным.

Во втором терминале Коко отыскал бар и заказал пива. Время остановилось, чувствовал он, лишь затем, чтобы вновь пробудить его к жизни. Его дыхание сделалось неглубоким и слегка учащенным. В голове, в области лба, ощущалось светлое опустошение и легкость – словно донимала несильная боль и только что отпустила. Он очень мало помнил из того, что приключилось с ним за последние двадцать четыре часа.

Леди Дахау он помнил.

Джентльмены, отныне вы часть огромной машины смерти.

За десять минут до объявления о посадке Коко отправился к своему выходу и там стоял, глядя в окно, – скромный, малоприметный мужчина, увидевший слона в костюме и шляпе, поднимающегося на дыбы из широкой лужи темной крови. Пассажиров первого класса пригласили проследовать на посадку в самолет, и Коко прошел на борт и занял свое место. Бортпроводницу он попросил называть его Бобби.

А затем все как будто наладилось. Трепет и сладостное предвкушение вновь ожили в его груди, потому что низенький и пухлый мужчина лет тридцати с небольшим бросил дипломат на крайнее у прохода сиденье, движением плеч скинул рюкзачок и положил его рядом с дипломатом, снял пиджак, явив миру полосатую рубашку и темно-синие подтяжки, и щелчком пальцев дал знак бортпроводнице забрать у него пиджак. Мужчина сунул рюкзак на багажную полку и втиснулся в сиденье. Нахмурившись, он посмотрел на Коко и принялся рыться в содержимом дипломата.

– Полагаю, вы человек не азартный… – заговорил с ним Коко.

14. Воспоминания о Драконовой долине

1

Майкл Пул стоял у окна своего номера и с каким-то тревожным ощущением свободы смотрел на раскинувшийся внизу изумительно зеленый, удивительно аккуратный простор Сингапура, разительно отличающийся от того, что он ожидал увидеть здесь, на Востоке. Вдалеке тянулись к небу высокие чистые белые высотки – их комплекс будто бы пересадили сюда из делового центра Нью-Йорка. Ничто другое здесь даже отдаленно не напоминало Манхэттен. Деревья, раскидистые кроны которых казались сочными и съедобными будто овощи, заполняли большую часть пространства между отелем и высокими белыми зданиями, а поскольку номер Майкла располагался много выше макушек этих деревьев, вся растительность казалась отсюда живым кудрявым ковром. Меж обширных засаженных зеленью участков пролегали широкие чистые дороги с безупречным покрытием. По этим идеальным дорогам скользили дорогие машины – «ягуаров» и «мерседесов» среди них было столько же, сколько на Родео-драйв. Здесь и там в просветах крон мелькали крошечные фигурки людей, шагающих по широким аллеям. Ближе к отелю зеленые склоны холмов занимали бунгало с розовыми или кремовыми оштукатуренными стенами, широкими террасами, колоннами и черепичными крышами. У некоторых имелись открытые внутренние дворики, и в одном из них Майкл рассмотрел коренастую женщину в ярко-желтом халате, развешивавшую выстиранное белье. Совсем рядом, не скрытые деревьями, искрились на солнце бассейны этого и других отелей – словно крошечные лесные озера, увиденные из иллюминатора самолета. Полосатый красно-синий навес обрамлял самый дальний бассейн, где по-собачьи плавала женщина; у среднего бармен в черной куртке готовил к открытию свой бар. Рядом с ближайшим к отелю Майкла бассейном мальчик-китаец тянул стопку толстых матрацев к ряду пустых лежаков из красноватой древесины.

Роскошный город и удивил его, и обнадежил, и взволновал больше, чем он готов был признать. Майкл даже невольно чуть подался к окну, словно готовый полететь в эту зеленую даль. Все там, внизу, казалось теплым на ощупь. Сингапур в его воображении представлял собой сочетание Хюэ и Чайна-тауна с обобщенным мазком уличных торговцев едой и велорикш. Он рисовал себе подобие Сайгона – города, который он видел лишь мельком и который ему не понравился. (Как не нравился тот и большинству побывавших в Сайгоне солдат.) Сейчас же, просто глядя на эти ровные сектора зеленых крон, аккуратные рифленые крыши, тропические бунгало и сверкающие бассейны, Майкл почувствовал себя намного лучше.

Без сомнения, сейчас он находился где-то… не в своей жизни – ему удалось вырваться из нее, и до этого мгновения он не осознавал, насколько сильно желал или нуждался в этом шаге. Сейчас ему хотелось побродить под пышными кронами этих деревьев, погулять по широким аллеям и насладиться благоухающим цветами воздухом, который он помнил с момента их прибытия в сингапурский аэропорт Чанги.

В этот момент зазвонил телефон. Майкл взял трубку, уверенный, что на другом конце линии услышит Джуди.

– Доброе утро, джентльмены, и добро пожаловать в Республику Сингапур, – проговорила трубка голосом Гарри Биверса. – На испытанном надежном «ролексе» сейчас девять часов тринадцать минут. Вам надлежит явиться в кофейню, где перед каждым будет поставлена своя задача… Хочешь, удивлю?

Майкл промолчал.

– В телефонном справочнике Сингапура имя Т. Андерхилл отсутствует.

Чуть больше часа спустя они шагали по Орчард-роуд. Пул нес конверт, набитый фотографиями Андерхилла с обложек книг; Биверс, карман пиджака которого оттопыривал «Кодак инстаматик», неуклюже пытался на ходу рассмотреть что-то на карте путеводителя по Сингапуру, а Конор Линклейтер шагал вместе со всеми, сутулясь и сунув руки глубоко в карманы, и не нес ничего. Во время завтрака они решили провести утро как обычные туристы и попытаться пройти на своих двоих по Сингапуру столько, сколько хватит сил, – «проникнуться духом города», как сказал Биверс.

Эта часть Сингапура казалась такой же пресной и безвредной, как их завтрак в кофейне. Чего не удалось рассмотреть из окна своего номера доктору Пулу – так это того, что город имеет очень много общего с дьюти-фри-зоной крупного аэропорта. Каждое строение, если это только не гостиница, было либо офисным зданием, либо банком, либо торговым центром, причем последние, преимущественно трех-четырехэтажные, составляли абсолютное большинство. Гигантский постер на самом верхнем этаже еще строящегося здания изображал бизнесмена-американца, беседующего с сингапурским банкиром-китайцем. В круг над головой американца были вписаны слова: «Я с радостью узнал о фантастической прибыли, которую могу получить, инвестируя свои деньги в Сингапур!» На что китайский банкир отвечал: «С нашей выгодной инвестиционной программой для наших зарубежных друзей никогда не поздно принять участие в экономическом чуде Сингапура!»

В любой момент – хоть прямо сейчас – можно зайти в магазин со стеклянным фасадом и купить фото- или видеокамеры либо стереоаппаратуру. Напротив, по ту сторону шестиполосной улицы, расположился торговый центр «Орчард Тауэрс»: поднявшись по пролету мраморных ступеней, вы можете заглянуть на выбор в любой из семи магазинов, предлагавших камеры, стерео, электробритвы и электронные калькуляторы. А рядом через дорогу, слегка напоминая зиккурат, стоит торговый центр «Дальний Восток», над которым натянут длинный красный баннер со словами: «Гонг Хей Фат Чой»^[65]: совсем недавно праздновался китайский Новый год. Рядом с «Орчард Тауэрс» расположился отель «Хилтон», на террасе которого завтракали степенные американцы. Далее располагался «Сингапур форум», перед которым невысокий крепыш-малаец с лицом Уильяма Бендикса^[66] поливал из шланга каменные плиты тротуара. Далеко вверх на склоне холма они увидели садовника, трудившегося над тем, чтобы территория «Шангри-Ла» оставалась такой же безупречной, как центральный корт на Уимблдоне. А дальше по Орчард-роуд тянулись торговый центр «Лаки плаза», отели «Айрана» и «Мандарин».

– Такое ощущение, – сказал Конор Линклейтер, – будто в один прекрасный день Уолт Дисней сошел с ума и сказал: «К черту детишек, давайте лучше изобретем Сингапур и просто станем рубить капусту».

Когда они проходили мимо «Просперити тэйлор шоп», из него вышел ухмыляющийся маленький человечек и направился следом за ними, пытаясь зазвать в магазин и что-нибудь приобрести.

– Вижу, вы парни крутые! – сказал он, протащившись за ними первые полквартала. – Мы дадим вам скидку десять процентов. Лучшего предложения вам не сыскать во всем городе. – После того как они практически миновали большой перекресток на Клеймор-Хилл, он сделался более назойливым. – Так и быть, гарантирую скидку в двадцать пять процентов! Опустить цену ниже я просто не могу!

– Костюмы нам не нужны, – сказал ему Конор. – Мы не ищем костюмы. Отвяжись.

– Неужели вам не хочется хорошо выглядеть? – спросил портной. – Что с вами не так, мужчины? Нравится выглядеть как туристы? Только на минутку загляните в мой магазин – и выйдете из него утонченными джентльменами, да еще получите скидку в двадцать пять процентов.

– Да я и так выгляжу как утонченный джентльмен.

– А я могу сделать так, что будете выглядеть просто блестяще! – не унимался портной. – То, во что вы сейчас одеты, обошлось вам в три-четыре сотни долларов, я же за эту цену дам вам костюм в три раза лучше!

Биверс, нетерпеливо шагавший по тротуару, резко остановился. Выражение неприкрытого изумления на его лице стало для Майкла Пула (и, как он полагал, для Конора – тоже) прямо-таки рождественским сюрпризом.

– С моей помощью вы преобразитесь и станете выглядеть, как завсегдатай Сэвил Роу^[67],– говорил портной, круглолицый китаец за пятьдесят в белой рубашке и черных брюках. – За костюм, который стоит шестьсот пятьдесят долларов, я попрошу всего триста семьдесят пять. Цена со скидкой пятьсот, я сбавлю цену еще на четверть. Триста семьдесят пять – это несколько отличных ужинов в «Четырех сезонах». Вы же адвокат, да? Когда окажетесь перед Верховным судом, на вас обратят внимание не только потому, что вы выиграете дело, все станут ахать: «Откуда у вас такой костюм? Должно быть, из ателье пошива „Просперити“, хозяин которого Винь Чонг»!

– Да не хочу я покупать костюм, – сказал Биверс с лукавым выражением лица.